------>“Горны”. Виктор Каин
     Быстро и уверенно чеканя широкий шаг, Рубин почти летел через сквер по направлению к дому Исидора. В голове кружилась хаотичная вереница мыслей, которую Стах, как заправский дрессировщик громко щелкая кнутом логических доводов, пытался заставить, наконец, встать на место и начать уже служить своему хозяину. «Только Исидор сможет объяснить смерть Симона, только он в курсе...». Даже родственники старого мистика знали немного, а потому оставался только лишь один человек, способный растолковать Рубину, «Как это вообще бессмертный Симон смог отправится на тот свет».
     Дождь, тем временем, прекратился, однако серое небо, лужи и неприятное, непонятно откуда взявшееся, «вроде обувь то почти новая!», чавканье в ботинках не давали ни малейшего повода для желания думать, что все наладится. «Вот он и дом Исидоров – вместилище знаний и человеколюбства, хе. А это что за мужики на входе стоят? Ну не на прием же они пришли? Исидор дома только гостей принимает, не пациентов... Да и стоят по стойке смирно, охраняют что ли его?».
     «Эй, служивый, здорово! Чего столпились тут? Исидор то дома?» - спросил Рубин у рослого усатого «бойца, да», что стоял у самой двери.

     «Что эти дурни несут? Какое ещё убийство? Исидора убили?!» «Какое ещё убийство? Исидора убили что ли? Что за чушь несете?» - Рубин начинал выходить из себя – его не пускали к его учителю, который должен был расставить все точки над i, потому выпалил все на повышенных тонах. Он почувствовал, как лицо его наливается кровью злобы. «Да, конечно же, чушь! А эти просто ломают дешевую комедию и сейчас получат, если не отойдут с дороги – не буду я сегодня шутки шутить. И так Симон помер, хлопот не оберешься, дело серьезное, так ещё время на всяких шутников уходит».
      Он сжал кулаки до такой степени, что ногти впились в ладони, оставляя там следы, челюсти же сами непроизвольно сжались так, что жевалки заиграли на скулах, глаза широко раскрылись, ноздри воинственно раздулись, с шумом впуская и выпуская наполненный твирью воздух, сам Стах как будто сразу стал на полголовы выше и в полтора раза шире и вдруг начал выглядеть очень опасно для тех, кто идет против его воли. Рубин чувствовал, что почти потерял над собой контроль, и если его сейчас не пропустят, то будет что-то очень плохое. «Сейчас зайду, Исидор меня успокоит, настойки может своей нальет и все сразу будет хорошо». «Да, я ученик Исидора, и мне плевать что вам там велено, если вы сейчас меня не пропустите – пеняйте на себя!», - произнес он уже грудным рокочущим басом, - «так что разойдитесь в стороны».
     Больше он не стал ничего говорить, потому что единственное, чего он хотел – это раскидать шутников в разные стороны, отомстив им и за смерть Симона и за этот противный дождь и за эту головную боль от твири и вообще за весь этот дурной день.

Отредактировано Станислав Рубин (2011-08-15 15:27:26)

Путь к дому Исидора занял минут пятнадцать - не полностью доверяя своей памяти, а также не желая заблудиться, Юлия дважды уточняла дорогу у прохожих. Как и предполагалось, дом покойного доктора выходил практически на пустырь Костного столба.
В воздухе плыл лёгкий туман, хотя день уже перевалил за полдень. В траве поскрипывали кузнечики, где-то неподалёку от студии Стаматина лаяла собака. Самый обыкновенный день, ничто не предвещает...
"Не предвещает чего? Не стоит разводить панику раньше времени. Мало ли, как всё обернётся."
Но спокойствие на улицах и ясное небо над головой всё равно казались чем-то вроде "затишья перед бурей". Словно завтра ни неба, ни спокойствия не останется.
Повторив жест "отряхивания" лишних мыслей, то есть попросту взмахнув рукой, Юлия завернула к пустырю.
"Ох... вот уж повезло, так повезло! Неожиданно..."
Похоже, судьба на этот раз решила облегчить Люричевой поиски, потому что у входа в обитель Бураха обнаружился не кто иной, как Стах Рубин.
"Ну да, Исидор же был его учителем... всё верно, всё сходится."
Судя по всему, Стах собирался проникнуть в дом, а двое молодцов из охраны, выставленной Сабуровым, его активно не пускали. И, кажется, дело шло к потасовке.
"Ох. Раз уж у меня есть вопросы на его ответы, то стоит предотвратить драку. Или хотя бы попытаться."
- Доброе утро, мастер Рубин. Поверьте, у них действительно приказ не пускать никого в дом. Александр только что сказал мне об этом.
Девушка подошла ближе и остановилась, не доходя до караульных и Стаха нескольких шагов.

"Выходит, я ещё рано узнала о двух смертях в Городе. При том, что меня лично они ну никаким образом не трогают. Или всё же трогают? Ладно, как бы то ни случилось, кажется, о смерти Исидора не знал даже Стах."
Хотя - почему "даже"? Убийства, они случаются внезапно. А если Бурах умер от болезни, то он бы не стал разводить панику раньше времени. Или всё равно сказал бы своему ученику? Вот, тоже загадка.
"Разберёмся. Не беги впереди паровоза." - снова напомнила она себе.
Решив дать возможность ошеломлённому известием Рубину привести мысли в соответствие (правда, непонятно, в соответствие с чем; но это звучит достаточно внушительно, как если бы у каждого человека был некий стандарт, в соответствие с которым следовало приводить свои мысли), Люричева обратилась к правому (относительно неё) охраннику. Поскольку пройти в дом она пытаться не собиралась, то рассчитывала на прямой и понятный ответ, без "топайте отсюда, барышня" и прочих посылов куда подальше. Вернее, к Сабурову.
В крайнем случае, можно повторить, что она только что из "Стержня".
- Скажите, пожалуйста, доктор Бурах был убит?
Немного подумав, Юлия уточнила:
- То есть, умер не своей смертью? Это хоть вы можете сказать, не запрещено?
"Мало ли. Вдруг они и молчать... хм, уполномочены."

     Стах с головой нырнул в свои затуманенные запоздалым осознанием произошедшего ужасного события мысли, успевая слушать разговор Юлии и патрульных лишь краем уха. «Кто же это мог быть? Кому понадобилось подобным образом наказать этот Город? Наказать Бураха. Наказать меня... Исидор был не просто другом, он был олицетворением самой лучшей моей части. Он был тем Человеком, которым мне ещё только предстояло стать. И вот теперь его нет, как нет и той видимой и существующей в реальном времени планки, конечной цели моего развития. И существования, как следствие...».
     Рубин поднял голову. «Ну что же, бывает, что очень многое меняется в очень короткие сроки. Теперь я не вижу, куда двигаться дальше. Или...»- Рубин встал, - «или вижу? Да, вижу! Теперь конечной целью моего путешествия по прямой времени станет... Не, не месть, наверно. Цель - избавить этот Город от человека, который избавил этот Город от меня». Около минуты чтобы привести свои мысли в соответствие со своими планами, ещё полминуты на то, чтобы избавиться от ненужных здесь и сейчас эмоций – злости и отчаяния - и Рубин вновь нацепил на лицо свою хитрую гримасу. Только где-то в уголках глаз затерялась печаль.
     «Здравствуйте, Юлия», - стараясь придать своему голосу максимум бодрости, отчеканил Стах. «Никому в Городе смерть Исидора не выгодна, поэтому убил его человек не здешний», - Рубин сразу отмел версию о степных духах, потому что относился ко всем этим верованиям со скепсисом, если не сказать сказать, что с юмором. «Что-нибудь ещё кроме слухов про Шабнак-адыр имеется?» - обратился он к охранникам. «Где сейчас орудие убийства и можно ли на него посмотреть? И не в курсе ли вы, кто-нибудь в последнее время приезжал с глухим одонгом вместе в Город?» – эти вопросы были адресованы уже всем.

     «Нда, от охранников, похоже, уже ничего не добиться, да и видно, что знают они не больше моего теперь. А вот Юлия явно может быть полезной, правда сама она просто так никогда не торгуется, значит, сейчас тоже ищет свою выгоду. Впрочем, не так то это мне и важно, главное, чтоб на пути к цели моей нынешней никто не стоял».
     «Обменяемся. Что-то мне подсказывает, что я мало что могу предложить вам взамен, но все-таки постараюсь быть вам полезен – мне сейчас очень важно знать, какие именно гости изволили посетить наш Город в последнее время». «Ну а действительно, чего я ей могу рассказать кроме известия о гибели Симона?»
     Стах принял выжидающую позу. Женщина и логик – то сочетание, которое всегда казалось прозектору противоестественным. «Как морская свинка, хе. И не свинка, и не морская...» Не то чтобы что он поддерживал идею мужского шовинизма или вырастил свое мнение на почве обиды на весь род женский, просто на жизненном пути в основном попадались субъекты, подтверждающие бытующие в обществе стереотипы, которых Рубин и придерживался в данном вопросе. Исключений было немного, Юлия – одна из них. Поэтому как-то окончательного мнения об этой даме сформировать так и не удалось, – образ Люричевой шел вразрез с картиной стаховского мироустройства и нередко вызывал легкий когнитивный диссонанс в лысой большой голове.
     «Рядом с такой мадам приятной наружности не грех и почувствовать забытое давно за ненадобностью чувство легкого смущения. Только вот невыгодно это, обставит в два счета. Да и куда сейчас то, после смерти Исидора. Эх, Исидор...», - Стах на секунду потерял контролль за эмоциями, но быстро пришел в адекватное состояние и заставил себя не думать о самом плохом, хоть и очень тянуло. «Всегда проигрывает слабый, потерявший бодрость духа. Потому мне сейчас нельзя позволить себе быть таким».

     «Ого, значит, про Симона она уже знает. Осведомленная барышня. И чего это она так воздохнула? Юлия, да вы и в самом деле очень заинтересованы в ответе. Вопрос только в чьем...» «Виктор сказал, что даст осмотреть тело завтра. Более того, ему самому будет интересно узнать причину смерти. Однако сегодня тело Симона в соответствии с какими-то там...», - Рубин постарался придать голосу максимум недовольства, -«"древними традициями" недоступно, поэтому чтобы не терять времени я направился сюда. А тут... Вот...».
     «Спросить совета у неё, или не стоит раньше времени своими мыслями делиться?» В данный момент Стах никак не мог понять, в чем же интерес Юлии, поэтому находился в подвешенном состоянии. «Поможет или помешает в конечном счете? Ладно, тогда разведка боем...»
     «Ну так что там с гостями Города? И как вы считаете, они могут как-то быть связаны с этими двумя убийствами?»

Отредактировано Станислав Рубин (2011-09-21 09:30:31)

     «Итак: сын Бураха и столичный доктор. С бакалавром Данковским все понятно: нет ему смысла обезглавливать Город, да ещё и руки ему отрезать. Если попытаться поискать какие-либо мотивы у него, то они окажутся все настолько невероятны, что непричастность Даниила не вызывает сомнений. А вот с сынком то дело посложнее будет. Знаю я, что Бурах немалый вес имеет среди степняков, а вес этот по крови передается, да и наследство какое-то  у него припасено. Вот это больше на правду похоже, непонятно только почему только Юлия его защищает. Но играть с ней в логические догонялки я не буду»
     «Я всегда аккуратен, Юлия, когда имею дело с трупами людей. Никогда не знаешь, что они могут учудить», - усмехнулся Стах. «Особенно, если мы имеем дело с телом древнего мистика», - закончил он уже серьёзнее.
     «Ещё и имя этой морфинистки всплыло. Что-то в эту кучу замешивается слишком много людей, картина все сложнее и сложнее...»«Что вам сказала Катерина?» – Рубин посмотрел в глаза Юлии. «Интересно, опустит взгляд или нет?» – что-то примешивалось в голове прозектора к обычному сухому интересу к людям, как к предмету его приложения сил.

Студия Стаматиных --->
Она очень быстро преодолела улочку, разделяющую студию и Стержень четы Сабуровых и завернула за ближайший к аптеке дом, в этом переулке позволила себе остановиться для детального осмысления своих дальнейших планов и действий. В голове сплошная каша, сердце бьется как птица, пойманная в клетку.
"Все это не имеет сейчас никакого значения..."
Мария вспомнила, как плохо спала этой ночью. Точнее совсем не спала - много часов подряд мысли не давали ей ни минуты отдыха. Странно, но факт - сейчас спать ей совершенно не хотелось, девушка сейчас слишком напряжена. Скорее морально, чем физически.
Идти вперед по знакомой улице она смогла бы и с закрытыми глазами - Мария прекрасно знала каждый поворот и закоулок большинства районов города, исключая разве что самые неблагополучные, которые все здравомыслящие люди предпочитают обходить стороной; хотя бывала здесь не слишком часто.
Противные мысли все лезли ей в голову и напрочь отказывались оставлять Каину в покое.
Она прошла вдоль стены одного из домов, едва касаясь прохладных камней тонкими бледными пальцами, и наконец остановилась на перекрестке, решая, в какую сторону ей следует отправиться.
Совсем неподалеку, как она помнила, расположен дом искусного врачевателя Исидора. "Неужели в самом деле он тоже умер? Надо бы проверить эту информацию, может хоть там я узнаю что-нибудь."
Повинуясь внутреннему зову, который в последнее время все чаще оказывал верх над более беспристрастным и спокойным разумом, девушка двинулась в сторону нужного здания. Чутье подсказывало ей, что если Бураха и в самом деле убили, то наверняка дом сейчас охраняется и скорее всего проникнуть внутрь не удастся. Но как говорится, попытка не пытка.

Отредактировано Мария Каина (2011-09-26 22:11:04)

- Удачи вам, доктор Рубин. - отозвалась Юлия.
"Удачи тебе, Стах. Нам всем она понадобится..."День клонился к закату, начало темнеть. Незаметно для себя девушка почти полдня потратила на хождение по городу и расспросы, но... пока без обнадёживающих результатов.
Она бросила взгляд на охранников дома Исидора. Здесь явно больше нечего ловить. Что же... пора отправляться домой и пообедать, наверное. Всё равно надвигаются сумерки; искать что-то новое бесполежно, можно только послушать сплетни соседей и прибавить к найденным фактам. А потом думать всю ночь за чашкой кофе и сигариллой - вряд ли получится сегодня уснуть.
Произведя в уме подобные рассуждения, Люричева зашагала прочь. Мимо пустыря, мимо магазина дешёвой одежды, мимо водовозки со сломанным колесом...
Внезапно она остановилась, как вкопанная. Из-за угла студии Стаматина вывернула та, кого Юлия меньше всего ожидала увидеть здесь. Мария Каина. Единственная из Хозяек, с кем не довелось поговорить сегодня. И, что греха таить, та, с кем хотелось сейчас поговорить больше всего.
"Линии сходятся, расходятся и сходятся снова. Совпадений не бывает, так? Это мой шанс."Поравнявшись с девушкой, Юлия тихо окликнула её:
- Здравствуй, Мария... как твои дела сегодня?

- Ищу, кому задать вопросы, чтобы получить ответы... - Юлия вздохнула. - Но это, похоже, не к спеху уже. Что будет, то и будет.
Будущая Алая выглядела измотанной, и впечатление такое было, что держится Мария только на энтузиазме и гордости.
"К Петру ходила, наверное... интересно, утопистов-то должно, верно, сильнее ломать по смерти Симона?"
Жаргонные выражения, но иначе не скажешь. Весь город то ли находился на пороге затяжной депрессии, то ли страдал от "синдрома отмены Симона". Печально.
- Ты в Горны собралась? Если не возражаешь, пройдёмся вместе... сегодня выдался не из лёгких день, загадка на загадке и загадкой погоняет.
Глупо сейчас мучить её расспросами о случившемся. Хозяйка или нет, она в первую очередь юная девушка, в семье которой случилось горе. Так что...
- И... Мария, я очень соболезную вашей утрате. Нашей общей утрате.

Отредактировано Юлия Люричева (2011-10-04 17:40:15)

- Я сегодня говорила с Викторией и Катериной. И... то, что они сказали, породило ещё больше вопросов. Одно бесспорно: грядёт что-то страшное, и мы действительно должны объединиться, чтобы этому противостоять.
Девушки зашагали по направлению к набережной и вскоре обогнули Стержень.
- Сабурова говорит про песчаное облако, поглотившее Симона. Виктория... кажется, у неё было видение, связанное с болезнью. Когда я складываю одно с другим, результат мне совсем не нравится, Мария.
"И результат, видимо, никому не нравится... а впрочем, подождём официальных объявлений правящих семей. К закату всё должно проясниться."
- Мария, а у вас в Горнах уже был тот доктор из столицы? - внезапно припомнила Юлия. - О нём многие говорят...

- Катерина - о песчаном облаке. А Капелла... ничего конкретного, но она тоже что-то видела. Что-то пугающее.
Юлия собиралась было поделиться своими выводами, но тут заметила заворачивающего за склад с округлой крышей человека. Поскольку девушки шли довольно быстро, они почти что ступали с ним след в след.
Человек выглядел достаточно странно - длинный тёмный плащ, набитый даже с виду саквояж, и очень целеустремлённая походка. По отдельности эти факты, разумеется, ничего не значили, но все вместе... пожалуй, только житель Города и мог почувствовать разницу.
"Кто-то не местный."
Оставалось сложить два и два. Если (как Юлия догадывалась наверняка) тот, кого она видела в сквере, был Артемием Бурахом, а уж Кларой незнакомец точно не может быть, то остаётся только один вариант.
- А это не Данковский ли, собственно? - поинтересовалась Люричева. - Куда это он направляется, интересно, на ночь глядя? Уж не на Кладбище ли...

- Потому что вряд ли он направляется на Заводы или в юрты Собирателей. - развела Юлия руками. - Разве что ещё к той девушке, степнячке, что живёт на самом краю Сырых Застроек. Но, сдаётся мне, что всё-таки на Кладбище. А раз так - можно последовать за ним и попытаться выяснить, что он уже успел узнать за это время.
Перебрав за несколько секунд события дня, Люричева тонко улыбнулась. Она, оказывается, успела поговорить со всеми тремя Хозяйками, увидеть Артемия Бураха, предупредить о возможной опасности Стаха... то есть, доктора Рубина, одёрнула она себя в который раз. И вот сейчас есть поразительная возможность узнать последние новости из первых рук. Упускать такой шанс? Да ни за что в жизни!
"В крайнем случае, это вполне сойдёт за ответ на вопрос, почему мы преследуем его в потёмках. Если заметит, конечно."
А тем временем они с Марией уже шагали по дороге через Сырые Застройки, приближаясь к арке между двумя домами. Данковский шёл впереди, в пределах видимости и со вполне приличной скоростью - в том смысле приличной, что обеим девушками можно было не бежать сломя голову и путаясь в юбках.
Но краешком мысли Юлия всё же пожалела, что револьвера у неё нет. Хотя бы на всякий случай.

Начало игры

Тихий хруст крашеных оконных рам на первом этаже мог бы и остаться незамеченным, и оказаться весьма подозрительным звуком, требующим тщательной проверки всея помещения - и внутри, и снаружи. В любом случае, у Спички уж давно пропало желание сидеть в этом доме, наполнившемся глубоким, до крайности подозрительным молчанием... Молчание это, казалось, было для чего-то предназначено - не для внезапного ли крика, не для шороха ли где-нибудь в соседней комнате, не для шагов ли из ниоткуда? Спичка, правда, уж все тут осмотрел - и не нашел ничего странного, кроме темной, крупной, липкой кляксы, расцветшей на полу в окружении своих более мелких подобий. И самое грустное, что Спичка смутно догадывался о происхождении этой крови...
"А что теперь сделаешь. Как бы там ни было, все уже ушли, ищи-свищи ветра в степи. Интересно, как там Исидор - может, ничего плохого и не случилось... А если случилось - значит, его на кладбище уже понесли. Хотя кто знает - может быть, Уклад его принять захотел... Или, может, он к Стаху ушел. Непонятно ничего"
В общем и целом, торчать тут дальше было бессмысленно - так что Спичка использовал тот же лаз, каким и воспользовался, попадая внутрь, а он был прост до безобразия: один из крупных, окруженных перемычками, кусков вычурного окна, легко вынимался из рамы. Протиснуться в полученное отверстие хоть и с трудом, но можно было. Стекло благополучно было вынуто и выложено мимо стола... Жалкий стеклянный хруст и звон тишина внутри дома восприняла почти равнодушно.
Оконный лаз едва не оставил себе клетчатую Спичкину рубашку, на правом рукаве которой, однако, осталось какое-то красное, едва заметное пятнышко, но не тут-то было. Одернув одежду, вдохнув напоенный осенней влагой и твирью даже тут, в городских закоулках, воздух, Спичка начал собирать разрозненные, тревожные мысли в картину, позволяющую хоть как-то действовать.
"Надо сказать Стаху - уж он-то что-нибудь придумает! Кто-то же должен знать, что Исидора на самом деле в доме-то и нет..." - примерно с таким планом наперевес Спичка и вышел на узкие мостовые Кожевенного рядом с трагически замолчавшим домом. Мальчишка также решил обогнуть дом, дабы подобраться к нему с фасада и посмотреть, нет ли чего интересного у крыльца - это было бы очень неприятным знаком. Тревога медленно, но верно прорастала изнутри, теребила нервы, мышцы, и Спичке очень хотелось загасить ее - или, по крайней мере, узнать, не зря ли он нервничает, а если не зря, то можно ли чем-то помочь.
И тут в высоченной темной фигуре, приближавшейся со стороны дома, мальчишка узнал улыбку удачи, чью роль играл Станислав Рубин... Крыльцо забылось. Спичка со всех ног бросился к подарку случая.
- Стах, с Дедом что-то случилось! - на расстоянии орать он не стал, хотя хотелось.

Отредактировано Спичка (2011-10-28 15:56:03)

"Как, он уже знает!" Молниеносная мысль заставила глаза едва заметно округлиться.
- А... ты не знаешь, где он? А то дома пусто, и на полу только пятна, и тихо так... - холодок вновь пробежал по спине вверх гибким быстрым стеблем - и растворился у первого позвонка, охватив тревожным цветком затылок, проступив на дне зрачков и даже в едва побледневших веснушках. "А что я буду скрывать... если он уже все знает - так и ничего страшного"
- Если секрет, то и ладно, доставать не буду, - Спичка постарался наполнить сию реплику чувством собственного достоинства, насколько это было возможно, хоть и пообещал с затаенным лукавством сам себе: "Все равно узнаю!"
Где-то впереди, в темнеющем пространстве, словно сами собой зажглись бледные фонари. Осень явно пыталась согреться, запуская холодные ладони за клетчатый тонкий воротник и в рукава, прижимаясь к шее и запястьям, однако лишь выхолаживала самого Спичку - и тот, периодически обхватывая себя за плечи, чуть пританцовывал под мелким дождиком. Старая куртка, как назло, осталась дома. Дома?.. А что, можно сказать и так. На настоящий дом, ладный и теплый, конечно, тот полубарак не тянул, но, по крайней мере, там можно было оставаться столько, сколько нужно. А Спичке, домоседом, как известно, не являвшемуся, довольно было и этого, хотя иногда хотелось и жаркого пламени, пляшущего в камине, и свободных от строительного хлама коридоров. Сейчас, например, хотя... нет. Прежде нужно понять, что там с Исидором.

Бульбаш, как его кликали иногда забавные человеческие детёныши, редко гулял по Городу. Склоки, драки из-за нарушенных чужаком границ, новые знакомства, другие, странные люди, которые, в большинстве своём, не замечали его вовсе, никогда не привлекали этого пса-семилетку, не по-степнячьи широкогрудого, высокого в холке и заметного везде и сразу - волчьих окрасов в округе не водилось. Зато всю свою жизнь он провёл здесь, на задворках Города, в тихом работящем квартале, где дети не раз пытались впрячь смирного пса в импровизированные сани или сесть верхом. Он не противился. Нравилось с малышнёй возиться, благо, что и получал он не только удовольствие, но и колбасные обрезки.
А тут намедни захворал бродячий пёс. Морду щерил, едва девочка попыталась повиснуть у него на шее, массивным задом оттолкнул подростка, который часто следил за "собачьими" играми и трепал Бульбаша по холке; когда совсем ему надоело намекать непонятливым людям, что он не в настроении, пёс просто убежал, да и тогда оступился пару раз, чего раньше не бывало.
А теперь, вечером, он метался по всему кварталу, шатаясь и подвывая так, что травы в ужасе расступались перед этим обляпанным грязью, собственной слюной, мокрым демонёнышем. Хотя ему было намного больнее - оттого, что люди замахивались на него палками, а то и ножами, дети молча жались к стенам домов, а в груи клокотала поднимающаяся откуда-то ненависть и жажда. Не крови, нет, но пёс невыносимо хотел пить, даром, что вода казалась ему то призрачно-иллюзорной, то обжигающе-лавовой. И он боялся.
Лапы привели его в очередной закоулок, откуда тяжело просачивался запах чего-то воспалённого, страдающего, но ликующего в этом своём страдании и бросающего вызов и ненавистной воде, что заставляла Бульбаша корчиться, и здоровым, сильным людям, которые стояли рядом с домом. Пёс почти видел, как по земле ползут блестящие, толстые корни, и ощупывают, ощупывают своих будущих жертв.
Пёс сморгнул, и видение пропало. Осталась только морось, человечий детёныш, чей запах был несомненно знаком, и высокая фигура, от которой исходила угроза. И без того обезумевший Бульбаш в каждом живом существе видел сейчас если не угрозу, так вызов - и, обычно смирный и покорный, он бесшумно двинулся на высокого человека. "Ты, небось, замерз уже, осень ведь на дворе?" - услышал пёс и мотнул головой. Он никогда не лаял, но и никогда не охотился, но сейчас точно знал, что надо делать - видать, вместе с волчьим окрасом передалась и память поколений.
Когда до человека оставалось три длинных скачка, метров десять тобишь, он раззявил пасть и помчался на человека со всей возможной скоростью.

     «Интересными же эпитетами он наградил обычную кровь. Фантазия у мальчишки разыгралась что-ли или просто раньше не видел таких вот пятен? Вряд ли не видел – уж кто-кто, а Спичка то наверняка знаком с подобными вещами. Значит ли это, что Исидор убит не совсем обычным образом?» Какой способ считать обычным Стах не знал – профессия накладывала свой отпечаток, всякого успел повидать. «И ещё этот череп бычий...» – додумать мысль прозектор не успел…
     Здоровенный волкоподобный пес мчался на них. «Какой безумный взгляд», - растерянно промелькнула мысль, однако неплохой боевой опыт, выработанный армией, позволил Рубину за долю секунды сориентироваться, силой вогнал в голову мысль «Сейчас придется драться» и заставил надпочечники впрыснуть в кровь адреналин. Этой секунды даже хватило на то, чтобы сделать полшага вперед и вбок и встать между обезумевшей псиной и Спичкой, таким образом закрыв мальчугана собой, который – если бы Рубин мог в этот момент, он бы даже удивился его скорости реакции и прозорливости – уже держал в руке неизвестно откуда взявшуюся бутылку. Сердце Стаха застучало часто-часто, как не бывало со времен, которые Рубин не любил вспоминать, и время замедлило свой бег.

Отредактировано Станислав Рубин (2011-11-14 09:49:12)

Не так уж давно, где-то с месяц назад, разбирал Спичка часы. Обыкновенный будильник, давно уж мерзким дребезгом не портивший настроения хозяевам по причине своей неисправности - а сколько в нем шестеренок, и как изящен их узор... И была в этом будильнике упругая спираль: свернутая в кольцо, таилась где-то в механических дебрях. И выцарапал Спичка ее из часов, и развернулась она, и хлестнула по веснушчатой щеке, и улетела куда-то в пыльный угол - да так быстро, что и движения не заметишь.
Пес был в точности как та спираль: кажется, еще секунду назад он вязко плыл в осеннем воздухе, и вот - уже, брызнув грязной шерстью, оказался совсем близко, судорожно и больно дыша, хватая сухой пастью воздух. Спичка только слышал это: весь обзор загородила отважная Стахова спина. Но и звука хватило, чтобы вздрогнуть...
"Бежать нельзя!" - Спичка вспомнил, как однажды его преследовала на редкость злобная заводская псина - честное слово, он таких ни до, ни после не видел. Впрочем, этот случай сегодня вполне мог потерять свою уникальность. Но ясно было одно: к таким псам нельзя поворачиваться спиной. А так хотелось! Так хотелось, сверкая пятками не хуже вон тех фонарей, оставить Стаха наедине с этим зверем!
Но это ведь совсем бесчестно. Это ведь просто трусость. Нельзя так убегать и труса праздновать, когда рядом есть кто-то, кто это увидит. Тем более, есть немаленький шанс, что псина переключится со Стаха на Спичку... нет-нет, это совсем не ко времени. Бежать нельзя. Но что же делать? Что?
Мальчишка замешкался, запутался в клубке судорожных мыслей на секунду-три - бешеный пес уже успел ударить Стаха, тот покачнулся...
Шаг вбок. Вот он, как чертик из табакерки, выскакивает из-за импровизированного укрытия, поднимает руку. Грязная бутылка в руках вспотевших скользит к горлышку. Почему так упорно кажется, что не водой она наполнена, а чем-то поживей, поопасней? Спичка помнил как-то смутно свои похождения в Многограннике - там он швырял в каких-то воображаемых врагов гранаты, и они красиво взрывались, крася приснившийся мир багровыми и черными пятнами. Но это все не то, непохоже, нереально!
Никто не знает, по какой причине вылетела из рук бутылка - самовольно ли выскользнув из ладони, осознанно ли кинута в нужный момент - но слишком медленно.
Кажется, она все-таки скользнула по вздыбленному загривку, задела лопатку.
А потом Спичка все-таки побежал.

Прыжок не удался.
Едва пёс ударил человека в чёрном плаще лапами в грудь и потянулся клыкастой пастью к горлу - а тут уж какой бы комплекцией не обладал мужчина, но горло всё равно остаётся самой уязвимой, самой желанной частью, - как по загривку его огрело что-то плотное, и больно огрело. Животное инстинктивно прижало уши и скосило глаза - посмотреть на наглеца, на самоубийцу. Это и стало ошибкой: Бульбаш не удержался ни задними лапами, ни передними, а тут ещё хитрый человек повернулся, как бы стряхивая с груди опасную тварь.
Вслед за этим последовал страшный удар и - тьма в левом глазу, да такая, что начала обволакивать вмиг полегчавшее тело пса. Судорожно он сжал челюсти и ощутил на языке гладкое и холодное - всей массой тела тварь начала падать, сжимая этот кусок гладкого и холодного, оказавшегося воротником плаща. Башка Бульбаша дёрнулась, из левого глаза вытекла на шкуру слезами и разлетелась веером кровь, но пёс ещё был не просто жив - он иссыхал от жгучего, беспримерного бешенства, враз захватившего его сознание. Боли не было. Только мешала вяжущая чернота.
Упадёт этот матёрый зверь, носящий человеческое имя?..
Пёс упал набок, загребая лапами стылую жижу и хватая пастью траву. На морду налипла грязь, и теперь он ориентировался не иначе, как по нюху. Да помогало какое-то странное, безошибочное чутьё, что оказалось вернее взгляда и острее нюха - именно благодаря ему зверь понял, что надо немедленно вставать, а не пытаться повторить прыжок. Бульбаш поднялся легко, рывком, и отскочил назад. Теперь в поле его зрения попал другой человечек - маленький и нескладный, он бежал прочь от места схватки. Наверное, животное бросилось бы в погоню, потому что теперь для него стёрлись даже те подсознательные грани, что он проводил между человеческими щенками и взрослыми собаками-людьми; собственно, болезнь, что превращала его в высушенный, алкающий крови труп могла бы изменить не только подсознание. Наверное, Бульбашу следовало, поджавши хвост, ползти как можно дальше отсюда, а потом сдохнуть от заражения крови.
Пёс опустил лобастую голову, заложил уши и замер. Толстая капля стекла на зрячий гряз, и животное прислушалось: зашуршит ли одежда поднимающегося человека? или он удержался, не упал?

Выждав некоторое время и отдышавшись, Ноткин охлопал себя по бокам и вздохнул спокойно: его гордость, чехол с охотничьим ножом, не упал с пояса, когда атаман перелезал через забор. Оглядевшись по сторонам и пропустив проходивших мимо людей, Ноткин ухватился руками за карниз разбитого окна и подскочил. Стараясь как можно тише, залез на подоконник и спрыгнул уже внутри комнаты.
Справа - прихожая и входная дверь. Слева - рабочий стол Исидора, с небольшой тетрадью записей и несколькими бутылками. Атаман сделал шаг к столу; тут же скрипнули половицы, и из-за угла выскочило несколько огромных крыс.
"Чтоб тебя налево!" - До стола оставалось метра полтора, но тем не менее, медлить было нельзя - крысы явно стремились отрезать Ноткина от места, на которое будет почти невозможно забраться. Атаман сделал быстрый прыжок, заскочил на стул, и только потом с шумным выдохом облегчения взобрался на стол. В полумраке Ноткину удалось разглядеть четверых, да ещё и там, в глубине ближайшей комнаты, скреблись крысы. Те четверо, что напали на атамана, сейчас кружили вокруг стола, от досады лязгая зубами.
"А что теперь?" - Спастись-то Ноткин спасся, но ненадолго. Теперь - либо он выберется отсюда, отделавшись парой укусов, либо скоро придут дружинники, и бытро снимут его. А если не второе - то помрёт с голоду.
"Постойте-ка... Может, попробовать их прирезать?" - Атаман с надеждой глянул на нож, дожидавшийся своего часа в чехле на поясе. Тут же достал его и лёг на стол, свесив руку вниз. Крысы тут же отозвались на приманку: все четыре резво побежали к висящей руке. Атаман выждал, пока первая не попытается цапнуть его за руку, и...
Удар!
Остриё ножа полоснуло прямо по крысиному загривку. Руку атамана и лезвие обагрила кровь, ею также замызгало вторую, которая натужно взвизгнула от страха и попятилась. А вот оставшиеся две начали в недоумении озираться по стронам: куда же делось так безжизненно свисавшее со стола человеческое мясо? Воспользовавшись моментом, атаман перехватил нож остриём вниз, и, хорошенько наметившись, пригвоздил ещё одну тварь к полу. Этого оказалось достаточно, чтобы крысы, осознав понесённые ими потери, смогли ретироваться.
"Откуда вообще крысы в доме деда? Он же их только так истреблял, чуть только лазейку заметит какую - сразу твирь душистую клал рядом, чтобы крыс выкурить! Пёс его знает!.." - мысль о крысах не давала атаману покоя, пока он, озираясь по сторонам, не выбрался через разбитое окно. Спрятав руки в карманы, (лишь бы куртку не замарать!..), подошёл к ближайшей бочке, вымыл руки.
Надо было срочно развеяться. Спокойно, размеренными затяжками выкуривая папиросу, Ноткин задумался. Возвращаться в Замок как-то особо не хотелось. "Может, к Капелле... Да, к Хозяйке надо бы зайти. Давно у неё не был" - Атаман улыбнулся, вспомнив её заботливый, добрый взгляд. Луч света среди всей этой пропасти - постоянных разборок с Грифом и пёсьими мордами Хана, шефство над маленькими детьми в их банде... дел было много, и не так уж часто доводилось встречаться с Хозяйкой. Теперь, когда есть шанс, почему бы не воспользоваться им?

>>>"Сгусток"

Отредактировано Ноткин (2012-01-21 15:16:02)

>>> Дом Шкилей

Неизвестная девочка проводила Даниила до двора, который кольцом окружали три соединённые заборами дома. Если подумать, Данковский проходил мимо с другой стороны, пока искал дом Михаила. Тот жил, оказывается, в двух шагах от своего ныне покойного учителя.
Молча ткнув пальцем в нужный дом, девочка с хвостиками загадочно посмотрел на бакалавра, так, будто она знала о нём что-то такое, что он тщательно пытался скрыть, и дальше за ним не пошла. Подумала, наверное, что не маленький и сам дойдёт. Правда, ещё недолго стояла, глядя, как самоуверенный столичный врач направляется к обители старика... только потом, видимо, убедившись, что он действительно намерен войти в дом Исидора, девочка повернулась, чтоб вернуться откуда пришла.
Надо сказать, что дом знахаря по экстерьеру не отличался от всех прочих в этом районе совершенно. Признаться, после шикарного ансамбля Горнов и величественного Стержня Данковский ожидал чего-то подобного...
"Хотя, о чём это я. Это ведь не правитель и не купец. Это мой коллега..."
Но что-то всё же было не так. Даниил сначала не мог сообразить, что же его смущало, а потом его внезапно осенило: стены. Стены от земли и до самой крыши были покрыты какой-то странной субстанцией. Она похожа была одновременно на скопления плесени и беспорядочно налепленные куски мяса. Смутное отвращение вызывали в бакалавре эти... пятна? Наросты? Он не мог подобрать нужного слова, но страха эта странность не вызвала. Даниил коснулся рукой стены, не снимая перчатки. Камень бы тёплым
"Что за чертовщина... Это результат его деятельности? Да чем же таким он занимался... Чёрт. Чёрт."
Что самое странное - оно, это неестественное образование, каждой клеткой своей будто дышало. Структура у него была такая, что Даниилу чудилось, будто оно находится в беспрерывном движении... Становилось по-настоящему неприятно.
"Больше всего похоже на некую... болезнь. Будто здание нездорово... Что за бред?"
Нездоровое здание - это жёлтый дом. Здесь просто было совершено убийство. А эти... язвы - это объяснимо. Только Данковский пока не знал, как.
Дверь поддалась на удивление легко. Внутри дома знахаря было тихо, но не безмолвно: здесь кто-то был. Данковский медленно и осторожно пошёл вперёд, сжимая в руке единственное, что сошло бы за оружие: большой хрящевой скальпель, который взял с собой на тот случай, если пришлось бы проводить на Симоне какую-либо операцию. Что можно было сделать таким сомнительным мечом, Даниил слабо представлял, но идти с голыми руками в неизвестное и весьма недружелюбное место он побоялся. Кто знает, кто захотел пробраться и поживиться в жилище безвременно почившего старика... Дома, в Столице, чаще всего налетали стервятники-наследники и ожесточённо судились за имущество преставившегося родственника, здесь же наследник был один, и тому было как-то не до наследства. Наверняка пробрались мародёры или просто квартирники...
Всё изменилось, когда из глубины дома раздался тихий, тоненький женский стон. Даниила словно ужалило, и он бросился туда, откуда раздавался звук, мимо глядящего пустыми глазницами бычьего черепа с отломанным рогом. Не заглядывая за ширмы на пути...
- Что происходит? Вы в порядке?!
На вид женщина оказалась ещё болезненней и несчастней, чем можно было представить по её голосу. Даниил подскочил к несчастной, похожей на живой труп, и принялся машинально подмечать мелкие детали - неестественная бледность. Иззелена белая кожа с какими-то пятнами. Пятнами, похожими на трупные... А зрачок, что у неё со зрачком?..
Бакалавр был готов уже протянуть к ней руку, как вдруг всё померкло, когда взгляд врача зацепился за дверной проём за спиной женщины. То, что открылось его взгляду, было точно не сравнимо ни с чем...

Даниил не мог шевельнуться ещё несколько секунд. Комната, вид на которую открывался через дверной проём, ничем не отличалась от любой другой - какая-то кровать, стол, шкаф... Но всё от пола до потолка - ковёр, каждый квадратный сантиметр мебели, и стены! самое главное, стены! - было покрыто кошмарной органической коркой. Знай Даниил молитвы и имей рефлекст молиться, тут же ухнул бы на колени, подобно этой женщине, и просил бы Господа помиловать его. Кровь, грязь, куски плоти, отвратительные струпья... В помещении не было живого места от этой мерзости, а ту вонь, которую источала неизвестная материя, нельзя было передать словами. Бакалавра сильно затошнило, прямо в горле встал комок, и Данковский боялся лишний раз слишком глубоко вдохнуть. Густо пахло кровью и сырым мясом, но смрад не покидал комнаты. Он будто сконцентрировался там, в этом жутком месте, и Даниил вряд ли хотел знать, что произошло.
"Выглядит так, будто кого-то разорвало на части... Но не могло же всё... так... разлететься..."
От мысли о размазывающихся по всему, что попадёт на линию огня, внутренностях, Даниил сдержал очередной рвотный позыв. Он сжал зубы, давая себе слово во что бы то ни стало сохранить самообладание.
Но было ещё кое-что. То, что заставляло эту бедную женщину так страдать. То, что ледяной рукой сжимало всё нутро.
Вся эта пакость была живой. Она дышала, постоянно двигалась, беспрерывно пульсировала и ни на секунду не замирала. Она всё время менялась и ускользала от взгляда, казалось, что она плывёт перед глазами, и вот-вот у Данковского закружилась бы голова, и он бы уже не заметил, как ползёт к нему на коленях из последних сил обречённая женщина.
Крайняя степень отвращения настигла Данковского, когда изнемогающая страдалица потянула к нему костлявые, скрюченные уродливо бледные руки с траурной каймой под ногтями. Он отступил на шаг, не желая, чтоб она прикасалась к нему. Сжал сильнее в руке скальпель - от безумицы всего можно было ждать сейчас.
Глаз не то врача, не то авантюриста отчего-то сразу подметил: не жилица. Она держится-то на этой стороне ещё по нелепой случайности. У неё уже совершенно пустой взор и на корню выжженный разум. Даже спрашивать у неё бессмысленно. Пытаться помочь - тем более. Сумасшедшая. Неминуемо приговорённая.
Меж ног шмыгнула огромная лоснящаяся чёрная крыса с кровоточащими глазами. Истошно пища почти без голоса, она вонзила острые маленькие зубки в щиколотку женщины, и, казалось, стала только уродливее от этого. Писк слышался отовсюду: крысы почуяли скорую свежую мертвечину. Шевелились их гладкие розовые хвосты, щёлкали челюсти, горели из прорех в полу и из-под шкафов злые маленькие глазки. За каждой тёмными цветами распускалась чёрная плесень, на глазах обволакивающая стены, будто крадущаяся, ищущая путь. В щербинках дерева, в стыках досок пускала она свои вены и жилы. Окружала. Пыталась отрезать пути к отступлению...
- Я... да... Да, защищу вас, можешь не беспокоиться.
Стараясь не замечать того, как с каждым словом переливается через край рта женщины вязкая тёмно-багровая кровь, борясь с собственной брезгливостью, взял Даниил то, что женщина так упорно тянула ему из последних сил. Некрупный серебряный ключ, тёплый и чуть влажный от того, что его так неистово сжимали. От белой руки буквально повеяло жаром, и Данковский почувствовал, будто его что-то не хочет отпускать. Что-то мельком коснулось запястья, что-то заползло в рукав бестелесной змейкой...
Крепко удерживая саквояж и ключик в одной руке, прижав к бедру ладонь другой - со скальпелем, - Бакалавр принялся отступать. По одному маленькому шагу отходил он от окончательно начавшей бредить, называвшей его ангелом и бормочущей что-то о сёстрах женщины. Желание было лишь одно: поскорее выйти отсюда, расслабить напряжённый позвоночник, опустить хирургический инструмент, вдохнуть тяжёлый степной воздух - лишь бы выветрить из лёгких запах гниения. И тогда уже о чём-то начать думать.
Лишь бы ничто не заставило задержаться... Холодный ужас колотил виски. Даниил сжимал зубы до боли.
"Быстрее, прочь отсюда, прочь..."

Те несколько минут, что Даниил провёл в проклятом доме, показались вечностью. Не осталось ни единой мысли в голове, горело в сознании алыми буквами лишь одно слово - бежать.
И видит бог, Данковский в следующую секунду развернулся бы и бросился отсюда со всех ног, растолкав незаметно подошедших сзади женщин... Но он опоздал всего на секунду. Если бы не помедлил, не успели бы обнять его длинные змеистые руки, не стали бы целовать обескровленные белые губы...
Колени Бакалавра ослабли от одного прикосновения этих женщин. Он не сумел даже подумать о том, чтобы вырваться из смертельных объятий. Пропустил момент, когда плачущая перед ним на коленях страдалица стала хвататься за полы его плаща, остервенело вцепляться ногтями, припадать лицом к ногам...
Сама собой запрокинулась голова. Веки стали тяжёлыми, а мир вокруг закружился и смазался, словно Даниил смотрел сквозь мутную толстую линзу. Женщины казались ему похожими на прекрасных граций с лицами, расписанными к празднику Дня Мёртвых, и тут же становилось ясно, что тёмные круги - это провалы пустующих глазниц, а чуткие ласковые руки - лишь голые кости. Тогда Бакалавр понимает, что его в пляске смерти увлекают на ту сторону кошмарные мойры. Кружат его, кружат, все крепче их объятия, всё горячее каждый ядовитый поцелуй. И... больно. Чёрными цветками по телу распускается жгучая боль. Когда в очередной раз касаются уголка рта в исступлении обветренные губы, Даниилу кажется, что зубы начинают дребезжать у него во рту. Что по микротрещинам эмали распространяется что-то инородное, чужое, страшное. Проникает в надкостницу и уже начинает поражать челюсть. Словно огромная волна из грязи, крови, разложения и гниения накрывает с головой и погребает под собой навсегда...
Был только один шанс. Упустить его значило сдаться без права на реванш. Единственная возможность перед тем, как перейти точку невозврата. Всё просто: пальцы ослабели, и холодный влажный скальпель готовился вот-вот со стуком упасть на покрытый страшной коркой пол.
Собрав все силы, Даниил сумел сжать ладонь, вскинуть руку и полоснуть по первой попавшейся шее. Прямо на лицо брызнула чужая почти чёрная кровь, и, зажимая перерезанное горло, бледная женщина упала навзничь. Воспользовавшись тем, что две её сестры перепугались и на мгновение в замешательстве расцепили руки, Бакалавр рванул наружу. За несколько секунд он преодолел последний коридор и буквально выкатился из двери, с силой захлопнув её за собой.
В воздухе вокруг мужчины буквально пульсировала та пакость, что так упорно пыталась проникнуть внутрь тела. Даниил хватал ртом воздух, таращил ничего не видящие глаза. Он сделал пару-тройку шагов перед тем, как грохнуться сразу за крыльцом на колени, упереться ладонями в мягкую ткань чьего-то пальто и судорожно сжать её пальцами, пытаясь что-то сказать - то ли просить о помощи, то ли умолять не заходить в дом Исидора Бураха ни при каких обстоятельствах.

Отредактировано Бакалавр (2012-06-05 20:37:13)