Студия Стаматиных

Буквально пробежав мимо "Стержня" Сабуровых (ох, не дай боже комендант заметит), Петр взошел на мост. На мгновение загляделся на Жилку, приметив, что с тех пор как он последний раз ее рассматривал, вода заметно загрязнилась... даже алым отливала. Но не в этом дело, Петр оперся рукой оградку и снова глотнул из прихваченной с собой бутыли. Мир поплыл прочь из этого Города, Стаматин едва не перевалился через ограду прямиком в журчащую Жилку, счастье, что вовремя удержал равновесие.
Поднялся по небольшой лесенке (разве она здесь была?) и сразу повернул влево. Естественно уперся в тупик. Вернулся и огляделся. Архитектор выбрал направление и двинулся дальше. Минуя Лестницу в Небо (Петра в ужасе передернуло, когда он остановился, чтобы рассмотреть свое творение), он направлялся в сторону Управы. Наткнулся на продуктовый магазин и ощутил значительное чувство голода. Проще говоря, у Петра заурчало в животе, но Стаматин заглушил это чувство глотком твирина.
Снова лестница, снова подъем. Не заметив препятствия, архитектор ударился о каменную ограду лбом. Потерял равновесие и упал на землю. Поморщился недовольно и стал подниматься. Немалого труда и терпения стоило обойти эту бессмысленную ограду и добраться непосредственно до Театра.
Петр в этом храме вдохновения был лишь однажды, когда они с братом только прибыли в Город. "Интересно, что хочет от меня Бессмертник...?" Марк был человеком приятным, хоть и не притрагивался к твирину. Ну, по крайней мере, при Петре ни разу. Ни-ни.
Без стука Стаматин вошел в театр и застыл на месте. Первое, на что упал взгляд художника, был портрет Нины Каиной.
- Как живая... – с придыханием произнес Петр, протирая глаза, все еще не до конца осознав, что это лишь портрет.

Отредактировано Петр Стаматин (2011-09-26 17:27:35)

"Господин архитектор". Это обращение заставило Петра даже подскочить на месте, оторвавшись от созерцания Дикой Нины. Нехотя отведя взгляд от фрески, архитектор обратил внимание на расплывающийся силуэт, по всей видимости, того самого импресарио Масок. Твирин не давал ясно разглядеть господина Бессмертника. Стаматин медленно поднялся на сцену, чтобы оказаться чуть ближе к Марку.
Правду сказать, Петр не совсем понимал, что пытался донести до него местный кукловод, его речь была мудреной и непонятной, а Стаматин привык к словам простым и не столь громким. Поэтому по выражению лица архитектора можно было понять, что при необходимости придется все повторить в более простом изложении.
В Театре было очень неуютно, по крайней мере, синеватое освещение  навевало ощущение холода, а взгляд Алой Хозяйки заставлял передергиваться.
- А... афиша? – недоуменно повторил за Марком Стаматин, потирая сальный затылок. Кажется, он отвык от общения с чужими людьми. Единственные, с кем он здесь еще сохранил связь, были брат Андрей, Ева (светлой души человечек) и Мария, которая навестила его тогда, когда было так тяжело дышать. – Надо нарисовать афишу?
Кажется, он немного оживился, в глазах даже появился огонек – до него, наконец, дошло, что хочет от него Бессмертник. Рука художника машинально скользнула в карман и сжала там горлышко почти пустой бутылки. Старенький погрызанный карандаш торчал из-за уха, слегка запутавшись в грязных патлах. Но, в принципе, Петр был готов творить.
Петру, действительно, сильно не хватало такого толчка, чтобы продолжить творить искусство. В течение последних пяти лет Стаматин не притрагивался к холстам. К бумаге – да, но он не занимался живописью серьезно с той самой Вспышки Эпидемии... Петр сделал несколько шагов, каблуки глухо стучали о деревянную сцену. Несколько шагов – и он еще ближе к Нине, обратившей свой взор на звезды.

Петр поднимает на трагического актера взгляд, слегка отодвигается, словно видит не мима, а нечто более страшное, но, тряхнув головой, снова приходит в себя. Берет в руки ватман, меряет натурщика взглядом и переводит взгляд на поверхность листа, планируя, в каком масштабе начать рисовать "человека в черном". Нет мольберта...
Когда архитектор жил в Столице, в его доме стояло более десяти деревянных мольбертов, на них действительно было удобно творить искусство. К примеру, на них можно было ставить холст как угодно, как будет удобно творцу. Стаматин любил проводить печальные осенние вечера с кистью и масляными красками. О, весь измазанный и грязный, но абсолютно счастливый, архитектор вешал на голые стены свои произведения.
Петр берет в руки кисть и рассасывает волоски, заливает баночки с красками водой. Вытащил из-за уха карандаш и с кистью в зубах стал делать эскиз. Карандаш ловко перекатывался между пальцами, создавал затейливые штриховые линии.
- Что? – Петр резко отрывает взгляд и поднимает взгляд на Бессмертника. Голова недовольно реагирует на столь внезапное движение, и изображение снова плывет и раздваивается. Стерев пелену с глаз, архитектор снова обращает внимание на Марка: - Почему вы так решили? – брови непонимающе изгибаются, Стаматин кусает нижнюю губу, предварительно вытащив кисть.
Не отрывая недоуменного и немного затравленного взгляда от кукловода, Петр макает смоченную кисточку в черную краску и мажет собственную ладонь. Сверху капает белой – и смешивает. Серым оттенком, тонкой линией обводит контур трагического актера и рисует фон. Хмурый осенний фон, капает воды на ватман и растирает ладонью по бумаге. Натурально выходят туман и дождевые облака.
Петр то и дело обращает взгляд назад - к Нине, к Дикой Хозяйке Города-на-Горхоне. Ежится и вздыхает. Бросив кисть на пол, архитектор достает и глубокого кармана бутылку и делает судорожный глоток.

Серый контур Трагика постепенно перекрывается насыщенным черным цветом, вязкая краска покрывает небольшой эскиз актера в замысловатой позе. Вероятно, миму уже порядком надоело стоять, не шевелясь, ну а Петр благополучно забыл о его существовании в целом.
- Портрет... очень натуральный... - "И правдивый". - Имя художника не вспомните? - Петр чувствовал себя совершенно неуверенно, как будто оказался в совсем чуждом для него обществе. Хотя, почему как будто? Он сейчас как раз и находился в совершенно незнакомой компании актеров, и это пугало несчастного архитектора.
Стаматин оторвался от созерцания будущей афиши и снова взялся за кисть. Мазок за мазком, и вот лицо Трагика обретает объем. Стаматин разводит красную краску. Смотрит на кисть, макает ладонь в краске и оставляет первый отпечаток ладони. Но что, вы думаете, делает он дальше? Остальные отпечатки он рисует кистью, сверяясь с первым.
- Полуночное представление? А это же поздно, да? - предположил Петр, теряясь в сомнениях. Ему совсем не хотелось возвращаться домой за полночь. Бандиты, все-таки... Да и холодно. - А тут Караванщики не промышляют? - с опаской шепнул Петр, откладывая инструмент. Он много страшных историй слышал о Караване... о том, как они убивали людей, о том как воровали детишек, о том, что это был самый жуткий период в жизни Страны.
- Страшные они люди были... - пробормотал архитектор, даже не думая, что Марк может его слышать. Смахнув испарину со лба, Петр вздохнул. На лбу осталась алая полоса краски.

- А говорят же, что многие сбежали... они продолжают промышлять своим страшным делом? - Петр принял из рук кукловода тряпочку и вытер с лица краску. Вернее, не стер, а лишь размазал по коже. На самом деле, это архитектору ничуть не мешало. Последний мазок - и Стаматин встряхнул холст со слегка подсохшей краской. - Я никогда не был в театре, - пожимает плечами Петр, поднимая афишу с пола. Сам он вставать не стал, лишь свесил ноги со сцены. Последние капли из бутылки из-под твирина вытекли из сосуда в рот Петру, тот снова зажмурился, не желая видеть пляшущий окружающий мир.
- А что будет на представлении? - Петр вытирает руки о тряпочку и снова обращает свой взгляд к Нине. Энергия и сила исходила даже от портрета на стене. К ней стоило тянуться. Архитектор поднялся на ноги и подошел к фреске. Коснулся пальцами шершавой поверхности и отдернул руку. Несомненно, эта картина в полной мере отражала сущность Нины. Только забыли люди ее волшебство. Нет, она не была колдуньей, но являла людям чудо.
Повторив это вслух, не отрывая взгляда от фрески на стене, Петр вновь провел пальцами по ее белоснежной ладони.
- Она красива. Красивее, чем была в жизни. Это неправильно, совсем неправильно. Она выглядела старше, не было алебастровой кожи... я этого не помню, - словно сам себе твердил Петр. Он нередко писал с Нины портреты, даже лепил скульптуры, так что должен был помнить, как выглядела его натурщица.

- Анна Ангел? Та, которая в Дубильщиках живет? – поежился Стаматин, с сомнением глянув в сторону Бессмертника. – Певичка, да?
Анна жила в Вербах еще до того, как архитекторы приехали в город. Она практически не высовывала носа из своего дома, да и вообще слыла странной особой. Петр по приезду слышал много баек про то, что она забрала лицо и волосы у какой-то девочки, но верить этому не собирался. В конце концов, как можно было надеть на себя чужое лицо? А сейчас он понимал: Анна, наверняка, могла это сделать. Поначалу, Петр не верил и в то, что Катерина – ведьма, а теперь... натурально колдунья.
Петр заметно смутился, стоило ему услышать комплимент в свой адрес. Стушевавшись, Петр убрал карандаш обратно за ухо, почесал затылок и снова оглянулся на Марка. Тот нес ему пыльную склянку. При виде сосуда с твирином глаза архитектора вспыхнули вновь. Он принял бутылку и откупорил ее. Аромат... со временем твирин, как вино, становился только лучше. От долголетнего твирина мгновенно уносило в сопредельные сферы.
- А когда оно начнется? – увлеченный твирином, Петр все еще продолжал интересоваться предложением кукловода остаться, чтобы насладиться ночным представлением. Любопытство определенно брало верх над инстинктом самосохранения, да и твирин так удачно подавлял чувство опасности. – А вы будете показывать волшебные трюки? – как и театре, Петр никогда не бывал в цирке, а ровесники так часто рассказывали о разных фокусниках, которые демонстрировали искусство волшебства, что архитектору очень хотелось увидеть это в живую.

- Тайны и предсказания? - заинтересованно повторил за режиссером архитектор, убирая ото рта горлышко мутной бутылки. С каждым словом Бессмертника любопытство росло все больше и больше, вот уже и лихорадочный огонек в глазах не от твирина, а от неподдельного интереса и тяги к искусству.
- В полночь? Так это же через несколько часов. Не так долго ждать... - когда Петр брел по Ребру, солнце уже клонилось к закату, а значит буквально через несколько часов на улицах совсем стемнеет.
- А вы не будете против, если я подожду полночи здесь? Если у вас найдется... ну... еще бумаги... могу что-нибудь придумать для еще одной афиши... или даже просто нарисовать портрет режиссера... - Петр поднял взгляд на Марка, архитектор сейчас бы все отдал, чтобы снова заняться искусством. Тогда снизойдет его Муза, Душа, и Петр вернется к нормальной жизни. Без страха, что земля покарает его, без вздрагиваний при каждом шорохе.
Петр точно решил, что хочет взглянуть на пантомиму, о которой так интересно отзывался господин Бессмертник. А потом можно будет и днем сходить и фокусы посглядеть. Стаматин очень любил волшебство.
"А утром расскажу Андрею. Он хотел сегодня отвести меня в кабак, да, видно, запамятовал..." - тоскливо размышлял архитектор, нервно теребя за ухом карандаш.
Сделал еще один глоток и слегка покачнулся - едва не упал.

Отредактировано Петр Стаматин (2011-10-01 12:40:34)

- Буду рад, если окажусь хорошим собеседником... – удовлетворенно прошептал Петр, снова усаживаясь на деревянную сцену. Архитектор свешивает ноги, ожидая, когда ему принесут инструменты для того, чтобы он уже, наконец, начал творить. – Да, портрет местного театрала... Это будет чудесно... ведь в театре должен висеть портрет не только Великих... Хозяек... Но и хозяина театра, правда? У вас палитры не найдется?
Петр хлебнул твирину и протер глаза, провожая взглядом Марка Бессмертника, который отправился со своими подчиненными вешать новоиспеченную афишу. Тем временем, принесли еще один ватман. Дождавшись, когда вернется кукловод, архитектор поднялся, подошел к режиссеру и стал внимательно осматривать со всех сторон.
- Поднимите голову выше. Нет, выйдите на свет. А можно направление прожектора изменить? - уверенно руководил Стаматин расхаживая по сцене. Петр почесал затылок и взял лицо Марка в руки, пытаясь поставить того в такое положение, какое оказалось бы весьма выгодным, чтобы нарисовать портрет. Пока Стаматин возился с натурщиком, он паралельно разводил в баночках краски.
Отошел к ватману, устроился на полу и стал делать эскиз.
- Нет, не шевелитесь, - прищурился Петр, рисуя линия за линией лицо Марка.

Отредактировано Петр Стаматин (2011-10-01 21:10:43)

Не сильно расстраиваясь из-за отсутствия палитры и совершенно неправильного освещения, Петр решил довериться собственному чутью и уверенно рисовал линии на ватмане, иногда поглядывая на своего непревзойденного натурщика. Тому, похоже, льстило столь большое внимание к его персоне. Стаматин быстро стал смешивать краски в собственной ладони.
- Не шевелитесь! - смело приказал архитектор, сравнивая эскиз с реальным лицом Бессмертника. Словно портрет Дориана Грея рисовал. Очень волновался, трепетно относился к холсту, старался лишний раз не дышать. И вот, Петр берется за кисть, наносит первый мазок и размазывает лишнюю краску пальцем.
Художник так увлекся, что не сразу отреагировал на вопрос режиссера:
- Андрей... какой? - и тут же опомнился. - А, Андрей... да... в кабаке, как обычно... иногда мне кажется, что он завел там семью, поэтому не выходит. Знаете, как это бывает? Внезапная вспышка, желание, любовь, фанатизм, а потом - раз! и оба гаснут. - Стаматин пожимает плечами и снова утыкается в полотно. Он стал более мрачным и тихим. Совсем перестал дышать, кажется слегка дрожит от злости. Кисть вот-вот треснет в его пальцах.
Сделав глубокий вдох, Петр, наконец, успокоился и продолжил рисовать портрет.

Ревность будто иглой кольнула сердце, Петр низко опустил голову, волосы скрыли его бледнеющее лицо. Пальцы дрогнули, Петр сделал несколько неверных линий и хмуро затер их пальцем. Отложив карандаш в сторону, художник потянулся рукой за бутылкой, которую оставил рядом с собой и, обхватив горлышко пальцами, впился в нее губами, выливая остатки твирина себе в рот.
Но вот зелье кончилось, и Петр снова поник, опустив голову еще ниже.
- Андрей совсем забыл... - пробормотал младший из близнецов, усердно работая над портретом. Утерев нос, Петр стал вертеться, усаживаясь с полотном поудобнее. Снова берет кисть и делает мазки бледно-бежевого цвета. - Вот только он придет... я ему все скажу... чтобы бумагу купил... - пробухел Стаматин, наконец, принявшись за свет и тени. Ловко орудуя красками, Петр очень жалел, что нет масла: так бы портрет вышел в тысячи раз лучше и красивее.
"Между прочим, уже поздно... Петр, зачем ты остался? Как потом будешь домой добираться?" - мысленно укорял себя Стаматин, поднимаясь с колен. В руках он держал завершенный портрет. А дело все близилось к ночи...
- Держите. Храните, как зеницу ока, - пробормотал Петр, глядя в пол.

Отредактировано Петр Стаматин (2011-10-10 14:01:24)

- Да... я обязательно ему передам.
Передав Марку в руки холст, Петр стал отряхивать запыленные брюки. Ему не привыкать, но все-таки Петр пришел в театр, здесь нужно вести себя как подобает. Да и выглядеть стоило бы получше: приодеться там, да хоть причесаться! Ну ладно, наверное, Марк и не взглянет на его неопрятный вид.
На портрете Марк выглядел достаточно зловеще, словно не этот лицемерный, но любезный со всеми режиссер изображен на этом холсте. Совершенно другой человек. Ярко-красный фон с зелеными вкраплениями навевал что-то цирковое, а далеко не театральное. Вероятно, Петр рисовал не Марка, а то, каким его видел. Так сказать, ауру, внутреннюю сущность. То, каким ощущал Бессмертника архитектор.
Режиссер куда-то ушел, а Петр поспешил занять пустующие места в зрительном зале. А где бы устроиться? Стаматин обернулся на сцену и сел прямо на пол, оперевшись руками на перегородку. Все вокруг погрузилось в жуткую тишину, которая пугала и напрягала. Словно все живые люди покинули театр, и теперь Петр остался здесь в полном одиночестве. Страшно...
- Марк? – почти неслышно произнес Петр, разыскивая взглядом кукловода. Ему не нравилось сидеть одному в этом холодном полумраке. Поежившись, архитектор снова оглядел фрески Хозяек. Разумеется, остановился на одной из них. Дикая Нина становилась все прекраснее, каждую секунду она превращалась в величественную богиню. Нет, не такой она была. Почему все считали ее ведьмой и колдуньей? Она была совсем другой.
Но где же Марк? Куда он так надолго ушел?
Петр внось поежился и взглянул на дверь. "А вдруг брат пришел?" Архитектор встал на ноги и неспеша поплелся к выходу. авось Бессмертник и не заметит его отсутствие. А вот Петру перед пантомимой почему-то стало очень страшно. Он решил не рисковать и, приоткрыв двери, покинул Театр Мельпомены.

Студия Стаматиных

Отредактировано Петр Стаматин (2011-10-19 13:52:08)

Хозяин заканчивал последние приготовления. Портрет занял своё заслуженное место около старого гардероба с вечно заедающей раздвижной дверцей. Попутно украдкой любуясь подарком архитектора, Марк доучивал с листка свой текст. Мысли, взволнованные было перед очередным выходом, постепенно вновь обретали порядок и уверенность.

"Вступление - диалог или монолог, по ситуации. Затем - немая Пантомима. План неиспробованный, но многообещающий. Наверное, именно так и оставлю на ближайшие дни. Лаконично, образно, ёмко... да и подготовка не такая изнуряющая. Ибо чует моё сердце, что в скором времени будет и вовсе не до неё. Другим, по крайней мере. Но не мне. Сложно придумать такое бедствие, какое было бы способно заставить Марка Бессмертника забросить свой храм..."

Немного ловкости рук, и быстро сложенный в бумажный самолёт лист черновика спланировал на стол - правда, от недосчёта дистанции и скорости потерпел крушение о поверхность зеркала.

"...ведь некому больше вести в нём чёрную мессу."

В зале всё ещё было почти пусто. Режиссёр оглянулся в поисках Стаматина. "Стало быть, не дождался. Что ж... его воля. Да пусть хоть полностью пустой зал; отменять я ничего не собираюсь." Впрочем, посетители были. Угадывался у дверей силуэт младшего Ольгимского. Если уж этот увлечённый фольклорист на ночь глядя заинтересовался представлением больше, чем тайнами Степи - то и другие явятся. Уж точно.

Марк поприветствовал первого зрителя мимолётным благодарным кивком и молчаливой улыбкой. Ступени сцены мягко заскрипели под лакированными ботинками импресарио.

Прохладный сумрак зала скрывал от света и суеты днём, манил тихим уютом ночью. Едва закрывалась за спиной тяжёлая дверь, посетители забывали и о своих повседневных заботах, и о подстерегающих в тёмных кварталах опасностях. Марку чрезвычайно льстило быть полноправным хозяином этого оазиса, почти храма – скромного, но невольно побуждающего понизить голос и сбавить шаг.

- Ничуть не преувеличу, если скажу, что безмерно рад видеть вас в своём Театре, хранитель степных тайн. – маэстро перед спектаклем уже явно был настроен соответствующе.

Подсветку чуть приглушили. Бессмертник в очередной раз сверился с циферблатом карманных часов.

- Начинаем через несколько минут, как только пробьёт полночь. Колокол Собора отсюда слышен превосходно. – удовлетворённо пояснил он. – Да, светлейшая юная Хозяйка приглашена лично и, смею надеяться, удостоит нас своим присутствием. – «Старая добрая традиция семейных походов в Театр... Правда, сильно сомневаюсь, что Ольгимские ей верны. Но несколько зрителей – куда лучше, чем один, и несомненно приятнее, чем ни одного.»

Отредактировано Марк Бессмертник (2011-12-14 12:30:15)

>>>Кладбище

Разговор во время прогулки с Бурахом не заладился. Ничего нового они друг другу так рассказать и не смогли: оба не имели ни малейшего представления о том, как же именно могла прерваться жизнь Исидора. Сошлись в одном: искать корни надо где-то в семействе Ольгимских, хотя ни один не смог объяснить толком, почему. Артемий упомянул, что они близки к Укладу, Данковский вспомнил, что именно младший Влад рассказал ему о гибели Бураха. К тому же только сейчас Даниил смутно сумел заставить себя понять, что встреченная на кладбище рыжая девочка и оказалась наследницей дома Ольгимских, которая жаждала с ним встречи ещё в полдень.
Удивительное дело... Впрочем, если бы они хотели поговорить, то поговорили бы. Да и успеется ещё небось - кажется, пару раз, оглядываясь назад, Даниил увидел Капеллу, идущую следом за ними с Бурахом.
А ещё где-то неподалёку то и дело мелькало тёмное платье, тоже смутно знакомое благодаря госпоже Каиной. Вероятно, маршруты следования покинувших кладбище примерно совпадали.
В пути совсем стемнело. Близилась полночь, когда замолкшие в один момент гаруспик и бакалавр оказались на Шнурочной площади. Двери театра тихо заскрипели.
Ничего особенного. Обыкновенный провинциальный театр, трёхъярусные балконы, крошечная сцена без кулис... Всего-то пара зрителей: мужчина, в котором Данковский узнал помянутого Владислава, да какой-то кудрявый франт. Может быть, ещё кто-то, в темноте не разглядеть. Видимо, начиналось представление. Что ж, можно и посмотреть...

Отредактировано Бакалавр (2013-02-01 22:02:12)

Бессмертник мельком оглядел зал: не лишним будет знать, на какую аудиторию ориентироваться. "Да сегодня истинный аншлаг, как в старые добрые времена! Харон предпочёл остаться... и Светлая откликнулась на приглашение..." - лёгкий поклон в ответ на приветствие. Темнота скрыла довольный блеск в глазах при узнавании постепенно прибывающих зрителей. - "...Как и наследник старого менху. Даже Хозяйка Утопистов соизволила прийти! А это, должно быть, тот самый приезжий учёный... и не побоявшиеся ночных улиц горожане, не так уж много, но кто спорит, что лучше творить священнодействие Искусства перед парой истинных ценителей, чем перед тысячей равнодушных?"

Прилив уверенности не заставил себя ждать. "Теперь начнём, пожалуй." Марк достал из кармана и повязал на глаза полосу чёрной ткани. Приём был давний, проверенный и безотказно производящий впечатление на зрителей: из-за просвечивающей тонкости материи всё оставалось довольно сносно видно, и можно было спокойно ориентироваться в пространстве, зато издалека казалось, что артист добровольно совершенно слеп. И это только способствовало усилению впечатления от уверенности и точности движений в образе беспристрастного Слепого Рока.

Он вышел из тени, позволяя тусклой алой подсветке обозначить на сцене свой непривычно молчаливый силуэт. Единственная человеческая персона в окружении укрытых ветхими покрывалами неподвижных фигур сама казалась неживой. Пролог режиссёр вёл самостоятельно, и подчёркивать лишний раз свою роль было бы дурным вкусом. Он должен был на некоторое время стать одной из безликих пророческих Масок. И уж кому-кому, а ему для этого не обязательны были клювы Исполнителей и минималистическая монохромность Трагиков.

Далёкий колокол Собора прозвучал траурным набатом.

Текст до последнего момента казался ему не таким, как хотелось бы. Но, как назло, на ум приходили исключительно громкие и оттого не менее расплывчатые в своих значениях слова. Мрачные предчувствия будоражили творческое воображение предвестием чего-то, достойного подобного пафоса, а им Марк привык доверять. В конце концов, их размытое толкование при желании можно было приспособить почти к любой последующей трагической ситуации. И укрепить тем самым свою мистическую репутацию. А если нет - ответить логичным и беспечным "не слишком ли многого вы ждали от художественного вымысла?"

Неспешные шаги маэстро вокруг первой фигуры, хотя и были тихими, почти крадущимися, в затаившем дыхание зале отдавались громким отсчётом секунд стрелками воображаемых часов.
- Восходит новая звезда, уже зовущая
Своих посланцев за немыслимую грань.
Один пока что слеп, но тьма грядущая
Принять заставит всей ответственности дань.
Сделав паузу, он сорвал покрывало; тёмный сгорбленный силуэт Исполнителя блеснул неживым глазом.
- ...Звезда холодная, над Городом восстань!

Проследив за реакцией присутствующих утопистов, к которым некоторые причисляли и его самого, артист двинулся к следующей застывшей фигуре, попутно декламируя:
- Рассвет, увы, не принесёт успокоения,
В нём смерть и страх, отчаянье, обман,
Но детям солнца путь открыт ещё к спасению,
Коль скоро примет Сирота наследный сан.
Повинуясь цепкому рывку, слетел следующий балахон.
- ...Светило огненное, старт к восходу дан!
В чёрной повязке был ещё один неоспоримый плюс: она не давала напрямую встретиться взглядом со скальпельно-острыми серыми глазами Гаруспика и подёрнутыми серебристым туманом очами Светлой Хозяйки. И те, и другие различали правду от лжи, словно видели насквозь. Даже если эта ложь была всего лишь сладостной полуправдой искусства.

- Как будто в час ночной спустилась с неба лестница,
Сказали: вот грядёт посланница любви.
Но из земли сырой навстречу вышла вестница,
Чьи руки чудные уже в чужой крови.
Треугольник Масок был завершён. Ткань с шелестом упала на доски сцены.
- ...Луна двуликая, свой острый серп яви!
Наконец маэстро приблизился к четвёртой скрытой фигуре в центре.
- И жатву страшную - не медли, собери!
Ею оказался Трагик, застывший в позе немой болезненной агонии. На упавшем покрывале щедро расплывались грязные пятна краски, преимущественно гнойных и кровавых оттенков.

Дав Маскам условный знак начинать Пантомиму, Марк Бессмертник так же неторопливо и торжественно отступил обратно в полумрак.

Практически не моргая, Влад следил за происходящим на сцене. Он изо всех сил пытался сопоставить действо с тем, что говорил Бессмертник. Но истина как-то ускользала.
«Ни то он о чём-то и правда пытается предупредить нас, ни то… игра слов? И ведь бесполезно что-то спрашивать. Сирота... Это он о Бурахе? Да. Мне нужно ему сказать, что Тая, в случае чего, ждёт его в Сгустке. Интересно – клеится ли у них там беседа. А! Ещё Капелла. Мне нужно не упустить её, объяснить ситуацию, но, всё же, свести её с Таей. Сестра и сама поймёт, мне кажется, что в Термитнике ей нечего не делать. Это не её…ммм... У неё своих забот хватает. Мне кажется. А вот Бураху бы можно туда и наведаться. Да и Данковскому. Кстати, Гриф бы мог помочь им с оборудованием и спецодеждой. Разумеется, не за просто так. Но… Есть одна идея. Сейчас только дождаться завершения постановки. Впрочем, она вряд ли будет сильно затянутой. Марк, как истинный Маэстро, всегда руководствовался идеей, что краткость – сестра таланта».
Исполнители склонили головы, а Трагик, вроде как, уже был мёртв. Влад отметил, что смерть мима в белой в маске, будто бы, принесла клювоносым какую-то идею. Мысль.
«Кругом сплошные намёки. Символы. Что бы это всё ни значило, сейчас это может быть судьбоносным. А ведь он… этот чёрно-белый… Он ведь умер не на самом деле, правда?».
Ольгимский взглянул на свою сестру, которая столь же неотрывно следила за действом.
«Она, наверно, видит в этом больше, чем я. Конечно, если в этом и правда что-то есть!»

Гулкий удар колокола отозвался в груди болезненным предчувствием - "Сейчас, сейчас случится!" - и Капелла замерла, с пристальным вниманием вглядываясь в сцену, остановив малейшее движение, словно забытая кем-то статуэтка... или кукла.
Не моргала. Даже, кажется, не дышала, зная - в обманчиво простых и пафосных постановках можно порой увидеть очень многое, если уметь смотреть. Не зря дети рассказывают страшные сказки про Театр и его хозяина. Не зря никогда не заходит сюда Мишка. Ничего вообще не бывает зря. Позволила себе только короткий рваный выдох, когда импресарио Масок сделал первый шаг из тени. Черная повязка на его глазах вызвала сразу уйму ассоциаций и чувств - очень трогала Капеллу тема слепоты, тема зрения без глаз, пророческого видения. Вечно слепые Судьба и Удача, ослепленное Правосудие, обезумевшая Немезида, некогда несшая справедливость суда... Множество картинок мелькало у неё в голове, а действие на сцене набирало обороты, тяжело прозвучали под потолком первые слова, и Капелла словно обратилась в слух, завороженная. Всегда на неё оказывали такое действие спектакли. Слишком серьезное отношение, болезненное внимание...
"Снова три - сказала она про себя, и эти два слова словно послужили сигналом для внутреннего монолога - Снова три. Три силы, три Маски, трое приезжих, три ветви власти. Заколдованное число..."
Слова отзвучали. Первая часть закончилась, и отступил в тень маэстро, оставляя на сцене Маски. Капелла выдохнула, прижала к губам два пальца в болезненном жесте внимания и сосредоточения. Продолжила про себя:
"Первое, конечно, про Каиных. Звезды - это их дорога, неведомость грани - тоже их. Второе... Второе - мы. Гаруспик у нас сирота... А дети... Про кого ещё говорить "Дети"? Третье - Сабуровы. Две Самозванки, две вестницы, одна злая, другая добрая. Метафора, или их в самом деле двое?"
А вот дальше понимание застопорилось. Три Исполнителя, четко обозначенные силами. Умирающий Трагик, до которого пока ни одному из Исполнителей дела не было...
Максимум, что Капелле удалось из этого извлечь, так это - "Ничего ещё не началось. Решение не принято, никто ещё не знает - бежать или сражаться с Язвой. Отдать ей умирающего или нет. Но что умирает? Все мы? Город, на который наваливается эпидемия? Какой-то конкретный человек?.."
Шорох костюмов. Предсмертный хрип... И - словно не было ничего, только черный изломанный Трагик остался лежать на досках сцены, незряче уставившись прорезями маски в темноту, залегавшую под потолком.
Капелла сглотнула. Опустила руки, расслабляясь. Пантомима окончилась. Всё было сказано, за туманом пафоса и боли пряталась простая истина - готовьтесь к болезни, бою и смерти, сегодня на улицах играли пролог, завтра будет страшнее.
-Вы были великолепны, - шепотом сказала она в воздух, не решаясь аплодировать, грубо нарушать воцарившуюся тишину. Потерла лоб усталым жестом. Скосила глаза на брата. Больше всего ей хотелось уйти домой и упасть спать, но Влад, кажется, искал её, а значит, хотел поговорить о чем-то важном... Следовало выслушать.

Она услышала, как скрипнул стул, и как тихо отзывались под сводами шаги Влада. В неестественной болезненной тишине, воцарившейся после окончания Пантомимы, они казались особенно гулкими и громкими, хотя брат на самом деле почти крался. Просто особенности восприятия...
Она не обернулась, почувствовав над плечом чужое дыхание. Только ровно размеренно кивала в такт словам - как всегда, Влад говорил немного сбивчиво, словно не мог решить, что же стоит внимания и о чем говорить сначала - сейчас, уставшую, и начавшую чувствовать голод, её такая манера речи немного раздражала. Снова шаги - это он направился к двери. Только услышав тихий стук, Капелла обернулась. Полутемный зал был практически пуст. Мало кто пришел посмотреть на представление, мало кто видел в Театре и его постановках что-то, кроме дешевой запутанной мистики, пронизанной символами и аллегориями. Да и те немногие, кто пришел, уже расходились. Вздохнув, она поправила шарф, кивнула в сторону сцены, прощаясь, и тоже проследовала к выходу, с некоторым даже удовольствием слушая отзвук собственных шагов. Только сейчас она по-настоящему начала понимать, как же устала и проголодалась, мотаясь по Городу из конца в конец. За день она ела лишь один раз, у Евы, отдыхала по-настоящему тоже совсем немного. Бешеный день, какого не бывало уже давно... Сейчас прийти, доесть остатки вчерашнего супа - она готовила, и вроде как отец не должен был его сегодня прикончить - и упасть спать. И хорошо бы перед сном немного подумать и ещё раз перетасовать карты, да ещё Влад прибавит забот... Капелла вздохнула, толкая дверь. Похоже, отдых предвиделся не так скоро, как хотелось бы.
Снаружи было уже совсем темно. Горели белые фонари, ветер завывал в узких артериях улиц, где-то, надсаживаясь, выла собака. Сумасшедший день перешел в сумасшедшую ночь... Так и должно было быть, наверное.
Капелла запахнула пиджачок - было по-осеннему зябко - кивнула ожидающему Владу. Сил на улыбку у неё не было уже никаких. Голова тоже работала далеко не так хорошо, как утром. Говорить она, конечно, ничего не стала. Только выжидающий пристальный взгляд - "говори скорее, и я пойду".

Отредактировано Виктория Ольгимская мл. (2012-01-02 01:21:43)

Ничего нового в словах Влада не было. Термитник - это было известно ещё на Кладбище, равно как и Грязь. Тая в Сгустке - тоже, ещё Гаруспик передал. Разве что известие о том, что Тае хватило ума прийти к старшему Владу с разговорами, Капеллу напрягло. Она знала характер отца и знала характер Матери Быков. И прекрасно понимала, что ничем хорошим такая встреча не кончится, особенно в такой день, как сегодня. Перессорятся к Шабнак...
"За что?.. - тоскливо вздохнула про себя, прикидывая, что до того момента, когда можно будет упасть спать, остается ещё целая вечность. А ведь уже перевалило за полночь, и день был совершенно сумасшедший и суматошный. - Ну, за что это мне?"
Медленно кивнула, укладывая все знания в голове. Грязь, Тая, привет Грифу от Влада, который обеспечит Бураху с Данковским скидку, не ходить в Термитник... Вроде бы всё.
Ещё раз нервно оправила шарф. Сказала задумчиво, почти в воздух:
-Дальше будет ещё веселее... - и, мимолетно коснувшись руки Влада - и благодарность, и прощание - сделала первый шаг к дому. От Театра до Сгустка - десять минут хода и пять минут бега. Совсем близко, в самом деле.
По пути задумалась, стоит ли заходить, встревать в разговор отца и Таи. Или всё-таки лучше зайти к себе, привестись в порядок?..
"Если я сейчас окажусь в тишине, то обязательно усну, - вздохнула про себя. И решила, что сначала стоит идти в отцовское крыло. Стоит довести дело до конца, раз уж взялась за всё это...
Тень её в свете фонарей казалась особенно черной и тонкой.

Сгусток

Неслышно спустившись со сцены и проследив за окончанием Пантомимы, режиссёр собрался уходить. И уходил, надо отметить, впервые за весь день с чувством удовлетворения и спокойствия. Да, Город был взволнован грядущей тревожной неизвестностью. Но для Марка это означало лишь то, что импровизировать придётся немного чаще обычного.

Свет в крохотной комнатушке он зажигать не стал. Еле-еле проникающего сквозь заколоченное окно света уличного фонаря в сквере за Театром было вполне достаточно, чтобы отличить вешалку от стены и не испугаться совсем недавно появившегося здесь портрета.
- Скоро буду путать тебя с зеркалом. - пробормотал Бессмертник, оглядываясь на собственную недобро ухмыляющуюся копию и попутно расстёгивая фрак. - А эти трое новоприбывших... вот уж с кого бы рисовать карикатуры. - "Или призывные плакаты "Все на борьбу с эпидемией!", хех..."

"Надеюсь, завтрашний день принесёт не меньше вдохновляющего на идеи..."
На потолке, который маэстро внимательно рассматривал, не обнаружилось ничего, способного задержать его внимание хотя бы немного дольше. С чувством выполненного долга он отвернулся к стене и заснул сном праведника, которым вряд ли кто-то смог бы его назвать даже с большой натяжкой.

Приют --->

Короткая дорога в обратном направлении не дала ни вдоволь полюбоваться видами, ни погрузиться достаточно глубоко в собственные размышления, зато немного освежила мысли и настроила на проведение остатка дня с пользой.

Шагнув за порог, Марк вздохнул свободно - правда, не буквально, так как помещение, казалось, насквозь пропиталось пылью и проникающим сквозь щели осенним холодом. Давало повод расслабиться лишь то, что Театр был словно отрезан от внешнего мира, не затронутый его последними волнениями. Но именно их он лучше всего умел отражать, как беспристрастное зеркало.

Следовало бы поскорее начать подготовку, чтобы успеть до полной темноты. Выведать сегодня получилось не так уж много - гораздо меньше, чем вчера - но яркие, так и ждущие воплощения образы уже заполонили режиссёрскую фантазию. Марк принялся рыскать по карманам в поисках карандаша и блокнота.

Время созывать первую репитицию.

>>>Сгусток
В театре было тихо и пусто, если не считать оживления творящегося за кулисами, и частично на сцене, когда один из актёров внезапно появлялся под светом рампы, и снова исчезал в бесконечной темноте театральных коридоров, напоминающих небытие. Влад обвёл глазами ряды, и увидел Виктора.
«Видит он меня или нет? Кажется, он явно не хочет, что бы видели его. Как-то сжался весь. Будто становится собственной же тенью. Химерой семейства Каиных. Так не долго и до того, что бы лишь Мария осталась в добром здравии. Хотя, ежели она станет Хозяйкой, то я точно не знаю, стоит ли называть сие состояние «доброе здравие».
Влад сел и на стул поближе к выходу и поудобнее расположился. Небольшой сон придал сил, но его было недостаточно.  Необходимо было проспать часов…двенадцать, что бы окрепнуть, как следует.
«Я уже столько времени не был в Степи. Сегодня я приближусь к ней, но будет явно не до прогулок. А потом вернусь в Сгусток. В том доме оставаться сейчас опасно. Если эпидемия идёт, то деревянное расшатавшееся строение явно не спасёт меня! Хотя, прошлый раз вообще мало что могло уберечь. Должна быть сыворотка и прочее. Вроде как, она приедет с поездом, если верить написанному. Но стоит задуматься – давно ли приезжал этот самый поезд? Кажется, с той поры, как приехал Бурах, никто не видел  состав и самого убого Одонхе. Думаю, что бумагу составлял Даниил. Кто ещё? Там так и написано, но... Всё может быть, конечно. А если так, то он явно ждёт фантом. Никто не отправит сюда состав, если в Столицу просочится весть об эпидемии. Ну, кроме одного случая. Но об этом лучше не думать. Да и откуда у них сыворотка, если Болезнь известна лишь Исидору? А теперь его нет... Но прошлый раз мы справились! Справимся и сейчас».

Отредактировано Влад Ольгимский (мл.) (2013-02-03 16:52:43)

>>>Обитель Двудушников

Ноткин и не заметил, за сколько прошёл расстояние от Склада до Театра. И это - не учитывая пары крюков и моментов, когда лучше подождать пару минут - гуляка-бритвенник чуть было не поймал пацана в переулочке возле дома Капеллиного брата. По ночному Городу шёл - в родную среду попал. Всё более знакомым казалось, нежели днём.
Пройдя мимо ограды и опасливо оглядываясь на зияющую черноту напротив неё, Ноткин прошёл через хорошо освещённую фонарями площадь и потянул на себя створки высоких дверей Театра.
Просторное, холодное помещение. Под ярусами уже сидят двое - мужчины, в полумраке похожие на Виктора Каина и брата Капеллы (или это они и есть?), а неподалёку от входа маячила знакомая блондинистая шевелюра. "Спичка? Он-то что здесь забыл?.."
Потянув створки дверей обратно, Ноткин сделал несколько шагов. Уселся на ступеньку под вторым ярусом, положил голову на колени. Руками обхватил себя, приняв окончательно позу эмбриона.
"Интересно, я не пропустил представление?"
Судя по ожидающим лицам мужчин, Ноткин сделал вывод: не пропустил. И вполне может быть, что ещё начнётся не скоро.
Не решаясь спросить, Ноткин закрыл глаза и погрузился в ожидание. Ожидание не чуда, но чего-то, несомненно близкого к нему.

------->Склепы Хозяек

Как ни спешила Капелла - почти срываясь на бег, преследуемая собственной тенью - успеть вовремя ей не удалось. Она взбежала на крыльцо Театра - запыхавшаяся, раскрасневшаяся - нервным жестом пригладила растрепавшиеся волосы. Одернула юбку. Храм искусства манил - очарование сказки, к которому она тянулась с детства, оставалось с ним и посейчас - но всё-таки долгое мгновение она медлила, успокаивая дыхание, приходя в себя.
Наконец, глубоко вдохнув, как перед погружением в ледяную воду, она нырнула внутрь, тихонько приоткрыв узкую щель и, изо всех стараясь не стукнуть, тотчас закрыла её за собой.
Тревожный красный полумрак упал на плечи, на мгновение ослепил. Капелла замерла у входа, придерживаясь пальцами за прохладную дверную ручку, почти не дыша, завороженная Представление сходу увлекло её, окунуло в себя с головой, и она закусила губу, глядя на сцену широко распахнутыми глазами.
Мечущийся по незримому кругу Трагик, строгие фигуры Исполнителей - она смотрела только на них, ни одного взгляда не бросив на зрительный зал.
Всё могло подождать. Весь мир замер для неё, оставляя только Пантомиму.