Мор. Утопия

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Мор. Утопия » Картотека » Один патологоанатом всё время брал работу на дом.


Один патологоанатом всё время брал работу на дом.

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

1. Имя и фамилия героя: Станислав "Стах" Рубин.
2. Возраст: 26 лет.
3. Пол: мужской.
4. Внешность:
Стах - дядька внушительный и грозный. Тому способствуют и высокий рост, и широкие плечи, и по-армейски короткая стрижка. В сумерках его легко принять за военного или за одного из тех молодцев, что режут честных граждан по подворотням, но уж никак не за работника медицины. Да и выражение лица тому способствует - строгая складка между бровями и внимательный тяжёлый взгляд неизменно производят впечатление. Оставшийся после ранения крупный шрам на затылке, спускающийся вдоль шеи к позвоночнику, это впечатление только укрепляет. По тёмным улицам Города Рубин давно уже ходит без опаски - если и не примут за своего, то в любом случае предпочтут не связываться. И будут правы: армейская подготовка никуда не делась, и навалять прозектор способен по самое не балуй.
Врача в этом разбойничьего вида типе выдают руки - всегда коротко остриженные ногти, длинные подвижные пальцы, отточенная чёткость и лаконичность движений. Правда, в последнее время добавилась некоторая излишняя суетливость - не пойми откуда взялась привычка вертеть в руках какую-нибудь мелочь, то крутить надломанную ампулу, то вертеть между пальцев мелкую монетку.
5. Характер:
Профессия прозектора в большинстве своём не подразумевает особой общительности, да и предвзятое отношение к патологоанатомам тоже играет свою роль - особенно в Городе, куда так или иначе проникают отголоски верований Уклада. Так что поначалу вполне может показаться, что Станислав Рубин - человек тяжёлый и в общении неприятный. Ввиду сразу двух профессиональных деформаций так оно отчасти и есть: грубоватая солдатская прямолинейность сочетается в его характере с задорным цинизмом практикующего патологоанатома. Впрочем, последнее - это, скорее, выработанный психикой защитный механизм, своего рода ширма, которая, тем не менее, производит впечатление слегка отталкивающее. С людьми Стах сходится с трудом, новых знакомых оценивая с настороженностью и лёгким скепсисом. Но уж если обнаруживает в этих самых знакомых качества, которые ему приходятся по нраву, то отношение своё радикально меняет, и под личиной беспардонного циника обнаруживается человек добродушный, чуткий и честный. Но, тем не менее, вспыльчивый - вывести Рубина из себя довольно легко, а в состоянии бешенства он способен не только послать оппонента по матушке, но и в зубы тому съездить от души, не разбираясь при этом, друг перед ним или недоброжелатель. Зато потом, осознав собственную неправоту, он не только будет искренне извиняться и долго переживать по поводу случившегося, но и выбитую челюсть вправит так, что щёлкать будет лучше прежнего. Что, впрочем, не помешает ему снова наступить на те же грабли - с собственным темпераментом у него совладать получается далеко не всегда.
При этом Рубин - натура увлекающаяся, легко воспламеняемая не только эмоциями, но и идеями. Порой его увлечённость граничит с одержимостью: углубляясь в очередные свои эксперименты, он умудряется не спать и не есть сутками, и вовсе не замечает происходящего вокруг. Со всей его колоссальной работоспособностью результатов он добивается, как правило, очень быстро, но энтузиазм его столь же быстро гаснет при малейшем намёке на обнаруживающуюся посредственность научных изысканий. Но стоит Рубину увидеть перед собой действительно стоящую цель, и он попрёт вперёд разогнавшимся локомотивом, игнорируя любые препятствия, увещевания и неудачи. До определённых событий так было и с его карьерой в области медицины: стараясь достичь определённых высот в искусстве врачевания и имея к этому немалый талант, Стах стойко игнорировал провалы до тех пор, пока сплошная череда неприятностей не заставила его крепко уверовать в злой рок и переквалифицироваться из лечащего живых во врачевателя мёртвых - теперь он видит в этом единственную приемлемую для себя трактовку заповеди "не навреди". Однако при этом стоит заметить, что если перед ним встанет выбор - попытаться оказать помощь, рискуя причинить вред, либо же бездействовать, - Стах, не колеблясь, выберет первое и попытается сделать всё, что в его силах.
Тем не менее, нельзя сказать, что Рубин отличается особым суеверием. Для человека умного и неплохо образованного его подход ко всякого рода мистическим событиям вообще достаточно нестандартен: ему, выросшему в Городе, кажется своеобычным многое из того, что житель Столицы воспринял бы как нечто из ряда вон выходящее. Над иным местным фольклором Стах откровенно насмешничает, а к иному относится как к должному - например, прекрасно знает, что байки о призрачной кошке правдивы, поскольку видел её самолично и один раз даже потрогал мягкую прозрачную шерсть. Знает, что твириновые невесты способны танцами вызывать травы - ещё мальчишкой убегал в Степь и подглядывал за тем, как тянутся из земли бледные, не привыкшие к солнцу стебли. А вот к страшилкам о зловещих мертвяках, по ночам вылезающих из могил и бродящих по улицам, Рубин относится крайне скептически - уж кому, как не ему, знать, что раз уж человек мёртв, то вряд ли что-то способно заставить его двигаться. Кроме гальваники, конечно, но та не в счёт.
Вся эта алхимия, граничащая с микробиологией, дикая смесь степняцких верований и научных знаний, царящая в голове Станислава, находит отражение и в специфике его исследований. В эксперименты со всякого рода народным целительством он успешно вплетает последние разработки в области медицины, получая при этом порой самые неожиданные результаты. Чего стоит одно только противопохмельное средство, в приливе вдохновения синтезированное им из просроченного анальгетика и вытяжки из желёз ядовитой ящерки-вьюрки... Впрочем, проверять разработки ему приходится преимущественно на себе и на биоматериале, получаемом от его собственных пациентов, которым по понятным причинам уже всё равно, от поноса их лечат или от абстинентного синдрома. Сам же Рубин, хоть и предпочитает проверять вакцины и тинктуры эмпирическим путём, всё-таки крайностям не подвержен, поскольку инстинкт самосохранения у него атрофироваться ещё не успел. Но в целом, учитывая тот факт, что он сих пор жив и здоров, как лошадь, можно смело утверждать, что в сфере фармации ему удалось достигнуть определённых высот. Правда, его достижениям редко находится практическое применение - использовать их Стах не решается. В последнее время, впрочем, эту нерешительность ему удавалось изредка перешагивать - не без помощи Исидора, твёрдо вознамерившегося вернуть ученику веру в себя и периодически подсылавшего ему настоящих, живых пациентов. Но, несмотря на то, что все они нынче живы и здравствуют, Рубин всё равно предпочитает компанию покойников обществу живых людей. Возможно, эта замкнутость для него давно перестала быть необходимостью и просто вошла в привычку; он об этом не задумывается, поскольку не видит необходимости менять текущее положение дел. Впрочем, намеренно поддерживать образ мрачного затворника он тоже особенно не стремится, и под настроение только рад пропустить чего-нибудь крепкого в хорошей компании да потравить байки. И несмотря на то, что круг общения Рубина достаточно узок, для друзей двери его прозекторской всегда открыты. В хорошем смысле, конечно.
6. Биография:
В маленьком городе все друг друга знают, здесь каждый друг другу если не брат, так сват. И люди в таких городах добрее, не в пример равнодушной, вечно суетящейся столице. Поэтому, пожалуй, можно утверждать, что шестилетнему Станиславу повезло: когда родители погибли, его без лишних раздумий приютил какой-то там троюродный дядька, обеспечив мальчишке пищу и кров. А большего парню и не было нужно: он рос вполне самодостаточным ребёнком, умея самостоятельно себя развлечь и не докучая взрослым капризами. Носящиеся по улицам шайки ребятни всегда умели найти себе занятие, будь то игра в орешки, в Караван, или же смелые разбойничьи вылазки на территории Заводов - когда сердце сладко замирает от ужаса, потому что вот-вот покажется из-за угла пропахший машинным маслом и нагретым металлом работяга, страшный и широкоплечий, и шуганёт зычным голосом, так, что ребятня понесётся, сверкая пятками, до самых Дубильщиков...
А ещё была Степь. Нагретая солнцем и промоченная дождём, пахнущая туманами и кострами, одинаково чуждая и Городу, и Заводам, она всё равно протягивала корни - через кладбище, мимо канатной дороги, вдоль рельсов тянулась к Термитнику, бродила по улицам, раскосо глядя с грубых, будто вытесанных из камня лиц мясников, носилась в воздухе одурманивающим запахом созревающей твири. Степь была под запретом, поэтому манила и тянула к себе так, как разрешённое никогда не тянет. В Степи бродил Бледный Тупольник и гремела костлявыми коленками шабнак-адыр; в Степи трава колыхалась в предгрозовом безветрии, когда проползал олгой-хорхой, таща в логово отбившуюся от стада корову; в Степи жадный убыр подстерегал непослушных детишек, чтоб съесть их и наделать из косточек погремушек своим убырятам. Разве ж можно было подчиниться запретам взрослых, когда за рельсами существовал иной мир, таинственный и манящий?
В Степь было принято ходить поодиночке, чтоб потом интереснее было рассказывать о своих приключениях, демонстрируя трофеи - молчаливые свидетели. Были среди них выбеленные солнцем камешки, которые, конечно же дарил сам Белый Старец, были сухие ящеричные хвостики, снятые, разумеется, с ожерелья самой Бабушки Хары, были птичьи черепки из гнезда мангыса, костяные бусины, выменянные у одонгов в обмен на кровь, цветные стёклышки, перья... Множество бесценного мусора, и за каждой безделушкой - истории, подвиги, сражения и невероятная смекалка. Для Стаха, до определённого времени лишённого доступа к книгам, - нехитрую библиотеку дядюшки он прочёл от корки до корки, едва только научился складывать буквы в слова, - этот ребяческий легендариум сам по себе был величайшей из сокровищниц. С её помощью замкнутый детский социум формировал сам себя, и вектор его развития лишь косвенно направлялся взрослыми. Правда, были и исключения - люди, имевшие среди ребятни особый авторитет. Таким был, например, Исидор Бурах - городской знахарь, менху, к которому ребятня бегала по поводу и без. Если гоп-трава не помогала заживить ссадину на коленке, если ловилась в Жилке невиданная доселе зверушка, если затевался неразрешимый спор, и единственной возможной развязкой казалась назревающая драка - шли к Бураху. У того всегда наготове были объяснения, лекарства и советы. А ещё - великое множество книг, и когда в один прекрасный момент, вместо того, чтобы объяснить на словах, Исидор протянул Стаху увесистый том, дальнейший жизненный путь Рубина был предрешён. В библиотеке Исидора тот мог пропадать часами, благо, был достаточно сообразителен для того, чтобы самостоятельно продираться через витиеватые вербальные конструкции великих мира сего.
Видя энтузиазм мальчишки и его неплохой потенциал, Исидор взялся за его обучение. Химия, биология и физика необычайно увлекли Стаха, показав ему мир с новой, непривычной стороны, упорядочив явления соответственно строго предопределённым законам и формулам. А для того, что не укладывалось в сухие формулы, всегда оставались сказания и легенды. Два противоположной полярности мира умудрялись сосуществовать в рубинской голове в причудливом симбиозе, и при этом он не испытывал желания ни препарировать сверхъестественное при помощи научных изысканий, ни опровергать аксиомы мистикой.
К шестнадцати Рубин вовсю помогал наставнику в медицинской практике - сперва совсем в мелочах, затем самостоятельно разбираясь с наиболее лёгкими случаями. Затем принялся ассистировать при операциях, и, наконец, настал тот момент, когда Бурах доверил ученику оперировать самостоятельно. Случай был простейший, обычный аппендицит без осложнений, как с картинки учебника... Но пациент умер прямо на операционном столе. По так и не установленной причине.
Станислав точно знал, что его вины в том не было, и ошибок он не допускал. Но его начали одолевать сомнения: хоть он и был учеником менху, но родового права не имел, не видел линии, а, стало быть, с точки зрения степняков право его на хирургическую практику было более чем сомнительно. Как ни пытался учитель его переубедить, мысль эта всё же не давала Рубину покоя. У Исидора выход был только один: отправить парня в Столицу, чтоб продолжить обучение и вытрясти из головы ненужные суеверия, мешающие работе. На том и порешили.
Но окончить медицинское училище Рубину так и не довелось: спустя два года после начала обучения ему пришлось отправиться на фронт в качестве ассистента полевого врача. Сперва в новом качестве он чувствовал себя достаточно уверенно и несколько простых операций провёл без проблем, но потом, когда начались ожесточённые боевые действия и резко прибавилось раненых, обнаружилась дурная вещь: Стах виртуозно вытаскивал пули, зашивал раны и проводил ампутации, но действительно серьёзные операции, когда борьба шла не на жизнь, а на смерть, при его участии всегда заканчивались смертью пациентов. Нельзя было бесконечно списывать это на случайность, и на некомпетентность молодого врача тоже нельзя было сослаться - он был достаточно опытен и очевидно талантлив. И когда по части поползли нехорошие разговоры, Рубин не выдержал - направился прямиком к командованию, попросился на передовую и через пару недель уже скакал по горам с карабином наперевес, благо, физическая подготовка позволяла.
Стрелять в людей у него получалось неплохо. С юношеским максимализмом поделив мир на чёрное и белое, Стах вообразил было, что нашёл иное своё призвание, прямо противоположное тому пути, который указывал ему Исидор. Проявив неплохие качества тактика и стратега, несколько раз отличившись в бою, Рубин, возможно, имел бы все шансы сделать себе карьеру на военном поприще... если бы не тяжёлая контузия, отправившая его в госпиталь, а затем - в запас.
Стах вернулся в Город аккурат за несколько месяцев до начала первой эпидемии. Песочной язве удалось сделать то, чего так и не добился Исидор Бурах: Рубин прекратил бессмысленную рефлексию и принялся делать то, что должен был - спасать людей. Но после окончания вспышки к врачебной практике всё равно не вернулся, выбрав специализацию прозектора и предпочитая общество покойников живым. Так и болтается с тех пор, как неприкаянный - между Городом и Степью, между талантом и долгом. Между живыми и мёртвыми.
7. Род деятельности героя: врач-патологоанатом.
8. Инвентарь: к имеющемуся попросил бы добавить большой секционный нож. А то время нынче неспокойное, мало ли что.
9. Способ связи с вами:
danueve@qip.ru
641767054

+1

2

Стах Рубин
Безусловно, приняты.
Приятной игры!

0


Вы здесь » Мор. Утопия » Картотека » Один патологоанатом всё время брал работу на дом.