"Будем надеяться, правда"
В конце концов, она сама ответила бы точно так же, если бы её спросил о стеснении гость. Даже если бы у неё болела голова, кончалась еда и вообще близился апокалипсис. Потому что так - вежливо и правильно. Да и человека обижать никогда не хочется...
Кошку она, конечно, отпустила, и та, задрав трубой хвост, торжественно прошествовала к миске. Ткнулась в неё мордой. Понюхала. И принялась лакать, с видимым удовольствием на мордочке. Странно было наблюдать, как Кошка пьет - молоко словно проваливалось в неё, и в полупрозрачном тельце, где, казалось, должно было быть видно любое изменение, ничего не менялось.
"Вот вам и ответ на вопрос доктора. Нет, у Кошки не видны внутренние органы. Она не как медуза"
Хотела было закончить "Его бы сюда" - но быстро вспомнила, чем кончилась прошлая встреча Бакалавра и Кошки. Подавленным настроением подавляющего большинства участников. Хотя, может быть, сейчас, по прошествии недели, он смог бы увидеть Кошку правильно?..
Самой ей молока не хотелось. Ну, вот ни капельки. Не хотелось смывать послевкусие твириного настоя - травы и Степь. Да и сыта она была уже. Как ни странно, одной лепешки хватило за глаза. Кроме того, дождь за стенами шуршал успокаивающе и мягко, монотонно были по крыше капли, и от этого было так уютно-спокойно, так хорошо, что Капелла не удержалась - прилегла на шкуру, подложила руку под голову. Ещё несколько минут она следила за перемещениями Хиннарэ - "Он задумчив и рассеян. От чего?.." - и за процессом поедания Кошкой молока, но сонное оцепенение чем дальше, тем больше охватывало её.
Вот она прикрыла глаза, поддаваясь дреме. Пару раз открывала их резко, трясла головой, словно стремясь выгнать из себя сон - но ничего не получилось. Слишком плохо она спала эту ночь, и все предыдущие, слишком часто просыпалась с криком, слишком много ходила, слишком часто предвидела... И здесь, вне лихорадочного марева, укрывшего Город, ей стало легче.
Да и дождь звучал совсем как колыбельная.

...Ей снилось настоящее синее небо, которое за неделю чумной лихорадки стало казаться чем-то далеким, нереальным и несбыточным. В небе этом плавал золотой кругляш солнца, степенно мигрировали куда-то большие белые облака. Не гнилые серые тучи, не темные предгрозовые твари, но белые замки и башни, мягкие даже на вид. Это - похоже на собаку, то - на кролика, а вот это - и вовсе на Многогранник...
Она в детстве очень любила так вот смотреть в небо - открыто, лежа на спине, закинув руки за голову. Глядеть на облака, пытаться угадать, на что они похожи, придумать каждому целую историю...
Сквозь приятный сон она чувствовала, как прижимается к ногам теплый пушистый бок, слабо вибрирующий от мурлыканья. Как трогает волосы прохладный ветер снаружи - "Наверное, Хннарэ куда-то вышел" - подумала она сквозь сон, но сил проснуться не было никаких, и она снова нырнула, утонула в небе.
Лазурное, оно напоминало обо всех на свете радостях, о жарком лете, о светлой осени, о полной надежды весне. Обо всем, что когда-либо происходило под таким небом - игры, прогулки, разговоры... Это был самый приятный сон за последнюю неделю, и Капелла улыбалась сквозь него.
Наверное, так действовал дождь. Или Степь за тонкими стенами. Или просто то, что она в кои-то веки не просыпалась от тишины и одиночества.
...Когда она проснулось, был, очевидно, уже глубокий вечер. По крайней мере, Капелле именно так и показалось.
Огонь в очаге едва горел, и в юрте царит тихий сумрак, полный кривящихся теней. Признаться честно - стало страшновато. Со сна она не сразу сообразила, где находится, а обстановка была довольно жутковатой. Но Кошка во сне взмуркнула, дернула лапами - и Капелле сразу стало спокойнее. Она вспомнила, что всё нормально, она у союзников, и что в ногах у неё спит настоящая Прозрачная Кошка. Ощущение бредовости происходящего пришло на смену страху, и было оно приятно.
Зевнула, деликатно прикрыв ладонью рот. Села, свесив ноги на земляной пол. Что-то изменилось с того момента, как она заснула. То ли в запахе, то ли в самой атмосфере.
"Кажется, или потянуло Песчанкой?.."
Хозяина шатра она заметила не сразу - тени укрывали его - а заметив - встревожилась. Что-то изменилось и в нем. Почти незаметно, на самом глубинном уровне, и не было слов, чтобы спросить. Потому Капелла так и сидела, поправляла сбившийся шарф, и пыталась понять - почему так беспокойно.
Что изменилось.

"Девять часов?.. Хорошо же меня разморило!"
Девять часов - значит, уже почти ночь. Значит, уже село солнце, и зажглись белые фонари. Значит, вышли на охоту лихие люди. Если бы отец был жив - её начали бы искать уже два часа назад, если не раньше. Просто потому что Большой Влад не одобрял прогулок по улицам в такое время, и точно знал, что сейчас ни его имя, ни тень могущества Белой Виктории не смогут защитить дочь. Если бы был жив отец - ей бы пришлось объяснять ему, почему она не успела домой до темноты, немножко извиняться за его беспокойство, ощущать собственную вину...
А теперь никому не было дела, где она и с кем она. Хоть всю ночь блуждай по улицам, хоть ночуй здесь - никому не будет дела.
Видит бог, сколько раз она злилась на отца за его волнение, сколько раз уходила в темноту тайно, но сейчас ей вдруг отчаянно захотелось вернуться домой и увидеть свет в окнах. И, зайдя, наткнуться на неодобрительный взгляд отца.
"Что имеем не храним, потерявши - плачем, - процитировала она про себя. Потерла лицо ладонями.
Конечно, ей как никому другому было известно, что таких чудес не бывает. Не вынесет Уклад оправдательный приговор.
"То есть как это - сейчас - непонятно? - удивилась она. Вгляделась в тени, укутавшие травника. В юрте было отчетливо прохладно, огонь почти догорел, и - что должно случиться, чтобы человек этого не чувствовал? Стало зябко. Чуялось что-то неправильное, нехорошее в воздухе, но поймать это чувство никак не получалось. Не получалось дать ему имя.
-Не замерзла, - ответила она всё-таки. Красноречиво запахнула пиджачок - всё-таки он был жутко теплый, она порой ходила в нем до самой зимы - Но вообще здесь прохладно. Разве ты не чувствуешь?
В это "разве ты не чувствуешь" уместилась львиная доля тревоги и чувства неправильности. Что-то было не так. Что-то очень важное.
Кошка мягко потянулась, зевнула. Пушистый хвост её вытянулся струной. Кажется, ей стало интересно, что происходит между людьми - она приоткрыла тускло мерцающие янтарем глаза, с любопытством обвела взглядом юрту. Капелла автоматически погладила её - и Кошка замурлыкала, подставляя уши. Не верилось, что она, такая ласковая, может кому-то не даться.
-Это я хотела спросить, что случилось, - тихо ответила она "Неужели у меня настолько дикий и встревоженный вид?" - Ведь что-то же изменилось, да?

-Ты.. Ты совсем дурак?.. - как-то очень обреченно спросила Капелла, которой вдруг стало совершенно всё равно, какими словами донести свою мысль. Какое-то странное оцепенение сковало её, и хоть и хотелось сорваться на крик, или как следует тряхнуть Хиннарэ за плечи - она всё равно говорила скованным придушенным шепотом - Это же...
Слов не хватало. Она никогда не была по-настоящему красноречива, а сейчас, испуганная и ошарашенная, и вовсе растеряла человеческую речь. Только билось внутри - больше чувством, чем мыслями:
"Ты совсем идиот?! Можно же соотнести размеры, в конце концов, если ни на что другое не хватает! Можно же представить, сколько болезни в Городе, сколько Песчаной Грязи, что его так лихорадит! То, что ты можешь сделать - не исцеление! Не излечение чудесным образом. Ты просто перетягиваешь болезнь в себя, боль утягиваешь на себя. Ничего больше! Представляешь, сколько нужно людей, чтобы взять в себя всё, что сейчас в теле Города?! Да даже двух десятков навряд ли хватит, а ты один! Не успел бы остановиться вовремя - мог бы с ума сойти, сам заразиться..."
И на этом месте безмолвный внутренний монолог прервался.
"А с чего я взяла, что он, собственно, не?.. - подумала отстранено и обреченно уже совсем. Ведь тянуло же Песчанкой, гнилью пробирало. Может быть, не только от одежды, но и от крови?..
"Только не это".
Выдохнула сквозь стиснутые зубы. Аккуратно поднялась. По всей логике ей следовало не рисковать. Лучше всего - вообще бежать домой со всей возможной скоростью. Ведь был же риск, ведь могло же случиться непоправимое?
Совесть не позволяла. И, конечно, надежда. "А вдруг нет? Вдруг не успел, вдруг это только от неживого, от куртки?.."
Присела рядом. Заглянула в лицо. Сосредоточенная, тихая. Ранние стадии заражения почти незаметны, но бывают же симптомы...
-Голова не кружится? - спросила уверенно, за неделю выучив список симптомов Грязи наизусть - Не лихорадит? Видишь четко?
"Ведь чужая боль всегда меньше, может быть и с Грязью так?"
И всё равно толкалась холодная уверенность - ничто не исчезает бесследно. Вытянутой из Города Песчанке нужно куда-то деться. И куда, как не в тело незадачливого лекаря?
На вопрос о настое она только покачала головой.

"А удерживать - как, чем? Всё равно же касаться Грязи, всё равно держать её собой..."
И всё-таки стало немного спокойнее. По крайней мере, не было ощущения злой лихорадки, так пугавшей её у больных Песчанкой. У них словно что-то живое выгрызало нутро, стремилось превратить живого человека в пустую оболочку. Здесь же.. Что-то было не так, но по-другому. Не настолько страшно.
"Отвести бы это недоразумение к доктору. У него микроскоп, он сможет проверить. А то у меня - гниль, не гниль, поди разберись, откуда тянет и тянет ли вообще..."
Вздохнула. Села на землю, подтянув под себя колени. Сейчас было уже поздно вздергивать Бакалавра с постели - вряд ли он бы порадовался, что его разбудили ради такой мелочи. Да и к Бураху бежать тоже было не ко времени. Этот бы не рассердился на внеплановую побудку, но найти его ночью было той ещё задачкой. Дети говорили, что после заката Гаруспика видят и на улицах, и в зараженных кварталах. Пару раз он ночевал у самой Капеллы, остальное время перебивался в своем убежище, и точно ложился очень поздно, мог оказаться даже и в Степи... А больше никого, способного точно сказать, заражен человек или нет, не было.
Капелла обреченно прикрыла глаза, обхватила себя руками за плечи. Ей как-то разом стало чисто и не замутнено плевать на то, болен ли сидящий рядом с ней травник или нет. Такое честное тихое безразличие слишком большой усталости. И дело не в недосыпе - а в слишком большом количестве переживаний и событий.
"Иди ты к черту, - чуть не сказала она, пародируя одну из любимых книг, но сдержалась. В конце концов, это было бы просто глупо, да и обидно, наверное. И всё-таки отчетливо хотелось выразить собственное состояние, вылить его в слова...
"Нет, я не совсем верю. Просто мне надоело бояться каждой тени, одного имени"
-Никуда я не пойду, - не открывая глаз, сообщила она.

-А ты где будешь спать? - спросила даже без тени беспокойства. Что-то перегорело за мгновения страха. Что-то, что отвечало за волнения и переживания. По крайней мере, добавить в голос тревоги не получилось. Да Капелла и не стремилась.
"Только не говори, что на полу, ладно? Осень, в конце концов. Холодно"
Вставать и перебираться на подушки ей не хотелось совершенно. Ей вообще уже ничего не хотелось. Даже слушать какую-нибудь степную сказку. Даже читать. Накрыло апатией, нежеланием даже думать - не то, что двигаться. Такое бывало. Откат после яркого переживания.
Впрочем, последнее замечание её удивило. Она приоткрыла один глаз, с некоторым недоумением скосила его на травника.
"Я что, похожа на настолько мелочного человека? Нет, ну правда..."
У неё было в привычках - если перевязываешь рану - то платок так и остается у того, в чьей крови он перепачкан. Повелось с самого первого раза, потом закрепилась на детях, которым в голову не приходило выстирать и принести обратно, и сейчас было легкое недоумение, и даже что-то похожее на обиду.
"Вот только не говори, что у тебя внезапно появились бинты. А лучше - вообще ничего не говори"
-Оставь себе, - сказала она, наконец. Подумала, что может обидеть, но как этого избежать не придумала. Снова прикрыла глаза. От земли поднималась прохлада, становилось зябко, но от этого даже было приятнее.
Кошка на пороге остервенело вылизывала лапу, словно хотела пролизать в ней дырку.

Два выхода оставалось у неё - или заснуть, или стряхнуть дурманную одурь. Подняться. Выдрать себя из апатии.
Первый вариант Капелле не нравился - спать на земле, да ещё сидя ей совершенно не улыбалось. Да и тянуло чем-то нехорошим. Какой-то неприятной незавершенностью. Словно она не всё сказала, что должна была сказать. Не всё сделала.
Снаружи, из-под полога, тянуло холодом. Ледяным, почти зимним. Словно темнота стремилась заглянуть внутрь, дотронуться до костра. Ощущение было странным. Вызывало желание найти света, подбросить дров в огонь, заговорить... Запеть.
Запеть. Капелла зацепилась за это слово, оно, как заевшая пластинка закружилось у неё в голове. Запеть. Оттолкнуть надвинувшееся чувство неправильности и печали происходящего. Отогнать то жадное, что, кажется, стремилось забраться в юрту, выморозить сердца. Развеять, как дым, снова зазвеневшие в воздухе зеркальные грани. Кто-то из них снова думал о Многограннике, и это точно была не она.
"Что же. Чем не выход."
Не открывая глаз, потянулась она к потайному карману, за пазуху. Вытянула, закружила в пальцах синий потертый футляр. Вытряхнула на ладонь тихо загудевшую губную гармошку. Подарок отца, давным-давно привезенная из Столицы игрушка, которую она сделала чуть ли не оружием в своих руках, научившись складывать простые мелодийки. Дождевую, снежную, на правильное настроение, на теплые сны... Каждая - со своим предназначением. Она не знала, действует ли это только на неё, но музыка успокаивала всегда. Помогала почувствовать естество мира...
Первая нота - низкая, почти не слышная. Тянется, густая и тягучая, словно степной мед, который так любила мама. Вторая - повыше, почище. Громче и явственней. Третья - высокая, звенящая. А дальше - гармошка сорвалась, как водопадом. Зазвучала с тихим теплым торжеством. Радость была в мелодии - радость, которой в самой Капелле не было совершенно. Воспоминание о прошедших днях. Надежда на будущее. Высокие и низкие звуки, быстрые срывы вниз, по всей гамме, гудящие, звенящие аккорды...
Кошка на пороге подняла голову. Прислушалась, насторожив полупрозрачные большие уши. Вопросительно взмуркнула.
Капелла играла, не открывая глаз, стараясь снова зажечь погасшую было веру в лучшее будущее. Прогнать усталую апатию. Бросить вызов Песочной Грязи, которая одна только и смеялась сейчас в Городе. Она черпала из памяти самые добрые события, и не смотрела специально, чтобы не сбить настрой, чтобы не увидеть чужого неодобрения.
И кажется, даже огонь в очаге полыхнул ярче.