Холодало в это время года очень быстро, дожди шли с перерывом в несколько часов, а лужи оставались на мостовых ну просто не проходимые. Вот Петр, в очередной раз выпив на дорожку твирина, осторожно проходил мимо скоплений грязи и воды, медленно бредя в сторону моста.
Схватив одного из местных патрульных за плечо, Петр остановился, чтобы слегка передохнуть. Естественно, дружинник, коих было крайне мало в Городе, спихнул ладонь подвыпившего архитектора с плеча, обложив отборной руганью. Стаматин, разумеется, поспешил скрыться из виду, подальше от раздраженного охранника.
Стаматин внимательно рассматривал влажную землю под своими ногами, забредал обратно на тротуар и снова уходил в грязь. Раскачиваясь, шатаясь, он пересек Ребро, Хребтовку и Сердечник, снова влез на мост. Вот и виден шпиль на крыше местного Собора. Запутавшись в конец, Петр обогнул квартал, прошел через Створки, минуя окна "Омута", в котором недавно поселилась какая-то столичная красавица, и направился прямиком к Зеркальному Цветку.
"Глядя на него, я вспоминаю тебя... ты же точно там, я знаю..."
Петр тихо шептал слова восхищения, даже не шептал, а бормотал под нос. Архитектор сел на землю, разглядывая хмурое небо над головой Башни. Дождь, к счастью, прекратился, так что Петр спокойно сидел на каменной кладке Площади Мост, не отрывая пристального взгляда от Многогранника.
- Эх, Нина... вот уж вечер близится.
Голос сорвался на кашель, в последнее время его сильно пробирало, будто он окончательно загубил легкие. Но нет, скорее всего, сказывались частые, но короткие прогулки под дождем в Кожевенном квартале. Все чаще и чаще архитектор бродил позади своего дома, подбирая стеклянные бутылки, чтобы вымыть их и наполнить твирином.

До архитектора далеко не сразу дошло, что его кто-то окликнул, это робкое "извините" было слишком тихим, чтобы Петр мгновенно обернулся. Он был далеко от этого города, если вообще пребывал в данной реальности, ведь сейчас его разум витал где-то высоко-высоко на верхних слоях атмосферы, где царила абсолютная тишина. Она определенно способствовала полету мысли, даже если вдохновение покидало Петра, сопредельные сферы возвращали его к жизни. Как твирин и иже с ним.
Тем не менее, придя, в конце концов, в себя, младший из Стаматиных медленно... очень медленно... очень-очень медленно стал поворачивать голову вправо, наконец, обращая свой помутневший взгляд в сторону голоса. Что интересно, зачем вдруг он понадобился столь симпатичной девице? Наверняка, она перепутала его с Андреем.
- Петр, - одновременно представляясь и "развевая сомнения незнакомки", как считал архитектор, произнес он и снова повернул голову к могучей Холодной Башне, что возвышалась над ними. Думая, что незнакомка ушла, когда убедилась, что перед ней не старший брат, Петр, обращаясь к Нине, вслух произнес:
- Тебе нравится? – мечтательный голос, заглушаемый накрапывающим дождиком. Капли мелкие и редкие, не стоит опасаться настоящего ливня. Осень, как всегда, радует противным сырым климатом. Петр сидит на земле, вокруг скапливается дождевая влага, такая мерзкая и неприятная. Сапоги вот уже впитали воду, а брючины сильно намокли, отчего становилось еще холодней. Иногда Стаматин отвлекался от мыслей, чтобы стряхнуть накопившуюся в складках плаща дождевую воду, но снова возвращался мыслями к звездам.
Уловив сзади какое-то движение, Петр снова оборачивается. Девушка не ушла.
- Я Петр – не Андрей, - повторяет он, задумчиво разглядывая девицу, которую раньше в Каменном дворе не видел... оно и понятно: столько лет не выходил из Земли.

- Не знаете Андрея? – ничего не понимая, произносит Петр. Брови нахмурены, губы изогнуты в немного разочарованном выражении. Пальцы окоченели то ли от холодного ветра, то ли от сырой погоды. – Это брат мой... мы это... близнецы, вроде как... – в голосе почему-то звучало сомнение.
- Ева? - повторил ее имя Петр, пытаясь записать его где-то в глубинах памяти. Архитектор обладал очень плохой памятью на имена и лица. А уж тем более, когда глазенки залиты значительной дозой твирина. Кстати... Петр залез в глубокий карман своего плаща и выудил оттуда бутыль. Приложился.
Петр плавно поднимается на ноги, отряхивая брюки от прилипшей грязи, и резко разворачивается лицом к Еве, от чего голова внезапно начинает бунтовать, и Стаматин теряет равновесие, плюхаясь на землю. Неудачно. Ушиб. Петр поморщился, но таки попытался снова встать.
Нога немного ныла, но архитектор героически терпел. Боль заглушал еще утренний твирин, который до сих пор эффективно действовал на слабый рассудок Петра, так что жить можно, как говорится. Времени разглядывать собеседницу не было, весь мозг был сосредоточен на ноющей боли в лодыжке.