День определенно не задался с самого начала. Мало того, что регулярный состав с продовольствием сегодня по непонятной причине задерживался, так еще и подхваченная на прошлой неделе простуда разыгралась с новой силой. Но сейчас Владиславу не было дела ни до одного ни до второго – на горизонте маячила и уже вовсю разрасталась куда более насущная проблема.
Торопливо пересечя территорию складов, юноша подошел к единственной двери, возле которой почти всегда горела полная трепья бочка. Однако замок, вопреки ожиданиям, оказался заперт.
"Что?!" – на несколько секунд парень буквально прирос к месту. Не застать Грифа на главном складе было практически нереально – король покидал свою обитель настолько неохотно, что некоторые втихомолку шутили, что он и родился, и, вероятно, помрет, не выходя наружу.
Факт, однако, оставался фактом – сейчас Гриф на складе определенно отсутствовал. Возможны были два варианта – или он лично руководит особо важным делом, или – что маловероятно но все же возможно – вышел прогуляться. Никаких дел, насколько было известно юноше, на ближайшие три дня не предвиделось, так, разная мелочь. Но если король ушел на прогулку, то – куда? Влад быстро перебрал в уме все более-менее подходящие места.
"Собор, Управа, кладбище… нет, туда он в жизни по доброй воле не пойдет… может, кабак? Точно, кабак Стаматина! Как я сразу не догадался…" - круто развернувшись, парень бросился к северному выходу с территори складов, который вел прямо к одному из мостов через Горхон.
Солнце, тем временем, определилось с направлением, и медленно опустилось к горизонту, зарывшись в мелкие, но довольно темные, тучи. Мелкий, оттого не менее противный, дождь постепенно усиливался, рискуя затянуться на весь остаток дня.
"Только дождя мне сейчас не хватало…" - поглубже натянув капюшон, Влад заторопился, почти перейдя на бег. "Если слухи не врут, нам светят большие проблемы… Сабуров, наверно, рвет и мечет. Дружину наверняка мобилизуют, и как не вовремя!" – чихнув, он пересек мост и вдоль берега устремился на север, мимо высоких кустов и дома Анны Ангел. "Мало нам проблем с Брагой, теперь еще и это…"

---> Кабак

Отредактировано Владислав Горский (2011-11-05 15:59:44)

Районы складов в любую погоду будто находились во власти сумрака. Или то просто был туман, который застилал степи во время цветения Твири. Особо густой туман… Не известно. Так или иначе, атмосфера стояла не слишком весёлая.
Маленький мальчик, неуверенно крался по складам. Он был не из робкого десятка, но сейчас, будто, со всех сторон за каждым шагом его кто-то наблюдал. Нет, не бандиты. Что-то иное. Намного более злое, беспринципное и беспощадное. И будто время утекало с каждой минутой. Чувствуя эту опасность, мальчик, не медля, воткнул записку в дверь знакомого склада, постучал погромче, и убежал из мрачного и пугающего района так быстро, как только мог. Текст записки гласил:
«Гриф, доброго дня!
Вероятно, к тебе может обратиться Анна Ангел. Сама или кого-либо прислать. Постарайся, не давать её ничего сильного из лекарств. У неё, очевидно, какие-то бредовые планы и идеи. Особенно, не стоит ей давать те, из которых дети готовили порошочки в своё время! В остальном, всё в порядке. Деньги у неё имеются. Ежели зайдёт, или пришлёт кого-то, можешь предложить ассортимент.
С уважением, Харон».

Дым прежде всех младшенькая из Невест учуяла. Подняла глаза от работы - влажные глаза, темные - принюхалась по-звериному, щурясь удивленно... И подорвалась на ноги, через все помещение метнулась, у старшей на локте повисла. Воров девчонка побаивалась ещё, перед вожаком робела так, что аж коленки тряслись, и затараторила на степном, окончания глотая, так, что Гриф и не понял толком, что ж её так дернуло. Услышал токмо "огонь", да и то не сразу и поверил сам себе. С чего бы, в самом деле...
Старшая чужие пальцы отцепила от своей руки, нахмурилась. Перевела на привычный городской говор:
-Говорит, горит что-то...
И токмо тогда сам Филин почувствовал - тянет дымом, взаправду тянет. Горечь в ощущения прокрадывалась, глотку царапала... И не от печки ж - на ней дверца всегда закрыта, за пламенем следят ревностно, не дай бог пожар, на складах-то! - ещё откуда-то.
Спустил ноги на пол, принюхался, прищурился. В дальнем углу отсвет почудился - там, где грудой лежали мешки с бросовым товаром. Те, на которых и спали ночами, и в кости играли - так что поднялся Филин, пару шагов скользящих сделал...
Плясали у стены язычки огня неверные. Удивится успел Гриф - чему гореть-то на железных стенах? - понял не сразу - керосином тянет, не только дымом. Неужто ж нашелся придурок, решивший красного петуха в логовище бандитское пустить? Храбрец, расправы нее побоявшийся?
Воды не было на складе. Пара ведер, разве что, для готовки. Не было и песка, да и одеял, которыми можно было бы огонь задушить, тоже не было. Да и не вдруг ведь загасишь его, на горючем разожженный...
Старшая из Невест уже двух других за собой потянула - на улицу, не то за помощью, не то за водой - и боле всего обидно было, что воры да посыльные разбежались народец на сход звать. Как бы к пепелищу созванным не прийти.
Отшвырнул Филин пинком в сторону мешки - керосин он, конечно, керосин, но без подпитки недолго огню гореть, вдруг дальше и не дотянется? - метнулся к малой бочке, куда воду для повседневного пользования сливали. Немного, конечно, но лучше, чем ничего...
Про себя он жалел о том, что не прикупил по дешевке партию огнетушителей. А ведь предлагали столичный друзья. Ой, предлагали.
Как чуяли, заразы.

Воды в бочке оказалось на донышке - видно, сегодня чаевничали много, в дни дождливые так всегда бывает, набрать не то поленились, не то решили, что хватит пока... Идиоты... Качнул Гриф бочку на себя, щедро в огонь ливанул. Зашипело глухо, затрещало, но сильно на убыль пламя не пошло - так, слегка меньше стало. Тут бы машину пожарную, как в столице, или таки огнетушитель. Или хоть ведро с песком. И почему раньше не озаботился, дурак чертов? На авось понадеялся? Сто лет до того жили, сто лет после проживем...
От дыма глаза начинали слезиться, легкие дергало болью - скоро совсем плохо станет, кашель судорожный прорвется, а там и задохнуться недолго - так что действовал Гриф так быстро, как только получалось. Бочку прочь, куртку на плечи, метнуться в угол, за ящики, на колени... Тайник вскрыть - пальцы скользят, хрен подденешь плотно пригнанную крышку - оттуда сверток из газет, да за пазуху - общак воровской, деньги всей вольнице принадлежащие, если погорят - хоть сразу в петлю лезь - вскочить, мешки с товаром пинками ещё дальше от огня, ведра в зубы...
Так и вылетел наружу - изрядно подкопченый, не столько испуганный, сколько разозленный, с двумя ведрами - по одному на каждую руку... Вылетел - и чуть о девчонку не споткнулся. Ту самую, востроглазую малявку, которую днем на себе через лужу таскал.
Мелькнуло - не она ли, случаем?.. - да пропало. Не такая ж дура, ежели б она - давно бы пятки сверкали, ищи её, у ветра спрашивай...
Здороваться не стал, естественно. Останавливаться, когда дом горит - а там товара тысяч на пятьдесят, да свои вещи привычные! - смерти подобно. Мелькнул мимо, к Жилке понесся.
"Шабнак и проклятия, Шабнак и проклятия!"
Через забор перевалился с разбегу, не замедлившись ни на секунду. Заскользил щегольскими сапогами по склону.
"Как обратно-то? А, плевать!"

Берег у Жилки не топкий - и то ладно, и то хорошо. Скатился Гриф к воде почти кубарем, ведра с плеском плюхнул, до краев полными вытащил. На рукавах у него пятна мокрые расплывались, сапоги грязными разводами пошли, лицо наверняка в копоти всё было... А, черта ли в том. Пожар он, разумеется, в одиночку потушить и не надеялся. Огонь быстро движется, всё, что доступно, обнимает, а до речки не так близко. Тут бы всей братии с трудом достало... Задержать, разве что.
А там глядишь и Невесты прибегут...
Вверх по склону, конечно, не так резво поскакал. Всё ж таки ведра весили изрядно, да и плескалось из них, если слишком уж спешить. Опять же - в горку идти не то что вниз. Дыхание сбивалось.
Первой ему под ноги подвернулась кастрюля - та, в которой Невесты кашу варили на обед. Наверняка опять в угол составили посуду, вечером мальчишек на помывку выгнать решили... Удивиться не успел толком Филин - девчонка следом за кастрюлей сползала, на коленках. Небось запнулась, пигалица. Чуть кубарем вниз не покатилась.
И неймется же мелкой... Лучше б помощь привела.
Ничего не сказал, конечно. Кого она приведет, кому вообще дело до кладовщиков есть... Оскалился только - Шабнак, Шабнак и проклятия! - заспешил дальше. Происходящее боле всего фарс напоминало, навроде таких, какие в Театре чудак-Марк ставит. Чтоб пожар, да никого из воров на складах, да дети в лице этой... Мишки... помогали тушить! Где это слыхано, где это видано, тьфу.
В небе дым серый вился. Внутри мгла серая, удушливая... Выплеснул Филин воду в огонь, обратно ринулся. Кажется, или голос младшей из Невест послышался?..
Дожидаться и проверять, конечно, не стал.

С первой попытки забраться вверх по крутому берегу Мишка чуть той самой кастрюлей не накрылась. Увернуться успела, но забрызгалась знатно. Зачерпнула второй раз – учла прошлые ошибки: не до краев, так чтоб поднять можно было. Подумала, прикинула – и упираясь кастрюлей в склон, стала за ней подтягиваться. Подтянется – переставит повыше, прямо как альпинистка.
Наверху отдышалась, отлепила с дна кастрюли самые крупные комья грязи, обняла ее обеими руками и короткими перебежками, коленкой поправляя сползающую посудину, посеменила вдоль забора.
От лаза шла уже по памяти. Ясное дело, за Грифом было не поспеть: гулко разнесшийся в ночном воздухе двойной плюх со стороны Жилки ясно давал понять, что у того уже вторая ходка в разгаре. Опять через забор, раз навстречу не попался.
Перед извергающей дым дверью Мишка встала в нерешительности. Клубы стали гуще и как-то даже пожелтели, что ли. И жарковато что-то стало внутри. Как туда сунешься?
Какая-то неважная вышла из нее помощница. Поставив кастрюлю рядом с дверью – авось Гриф вернется и тоже выльет куда надо – Мишка решила попробовать еще какую-никакую посуду найти: не заливать – так хоть подносить… Той горки, из которой досталась кастрюля, было уже не разглядеть. Сунувшись на ощупь, девочка глотнула дыма и закашлялась. Хватанула ртом вместо воздуха серую гадость – в горле задрало так, что она аж на четвереньки повалилась. Под руку подвернулась какая-то ручка, Мишка уже мало что соображая схватилась за нее и как была на четвереньках попятилась к выходу. Сначала наткнулась на стенку, перепугалась, метнулась вбок – и вывалилась на улицу, отчаянно кашляя и крепко сжимая в руке добытый с риском для жизни половник.

Где-то в дыму стояла она на коленях, хватая ртом уже не воздух, просто сжимая и разжимая бессильно губы, пока не упала на спину. С каждой секундой все тяжелее накатывало удушье, а по горлу словно пыталась вскарабкаться и выбраться, пока еще не поздно, живущая внутри аморфная кошка, царапая острыми когтями плоть и вызывая во рту привкус крови. Наполненные слезами глаза Анны были открыты, через влажную пленку они уже не видели этого мира, но начинали различать плавные детали другого.
Явственно почувствовалась боль в правом боку, который до этого момента уже как будто и перестал быть частью Анны - настолько невесомым казалось ей собственное тело. Но когда чьи-то руки схватили за плечи и с силой встряхнули его, чувство возникло прямо противоположное. Взгляд прояснился ровно настолько, чтобы различить окруженную серой дымкой тень, а затем... Удар, за ним еще один. Чей-то громкий голос. Анна сделала вдох и разразилась кашлем. В полутьме на нее озлобленно косилось чье-то лицо. Хищное выражение, будто самой природой вырезанное на нем, недобрый блеск глаз, да черные разводы на носу и щеках - уж не сам ли черт только что вырвал ее из лап смерти? Жутко сразу как-то стало, даже несмотря на его благие намерения - черт ведь и есть. Быстро прикрыла одной рукой свое лицо, другой отстраняя пугающую физиономию.
Кашель постепенно ослабевал, а дым в голове рассеивался не в пример тому, что до сих пор густо валил из склада. Ни о чем уже не заботясь, на четвереньках, безуспешно пытаясь подняться, Анна, углядев пробел в дымной стене, ползла прочь. Несколько раз она хваталась за ближнюю стену, но только обжигала руки. Вдруг взгляд зацепил выбежавшую из самого, кажется, пожара маленькую фигурку. "Здесь вроде и у детишек какой-то притон был... Вот и поиграли... с огнем..."
Стараясь удерживать равновесие, Анна двинулась за девочкой.

Благодарности, конечно, не дождался. Закашлялась девица, заперхала, отмахнулась не глядя изящной ручкой - да так, что Филин едва назад прянуть успел, глаза от ноготков наманикюренных уберегая. Чуть не оступился, вдох глубокий сделал - и сам кашлем зашелся, глаза аж заслезились даже. Гадкое чувство, гарь на языке, в глотке, норовит в легкие серой хмарью затечь, полноправной хозяйкой внутри сделаться. Живое неживым сделать. Кашлял Филин взахлеб, отирая глаза - а находка уже отползала, пачкая нарядное платье, шарахнулась куда-то прочь, не успев даже толком подняться...
"Вот и твори добро. Вот и причиняй справедливость. Не то что благодарности - содействия - и того не жди..."
Пришлось догонять несчастную, ведра окончательно бросив. С неё бы сталось теперь убрести в лабиринт складов, заблудиться среди жарких стен и сгинуть без следа. Пришлось ловить узкие, в ткань алую затянутые плечи, руки к телу прижимать, чтоб не сопротивлялась особо, даже если захочет, а потом Гриф просто закинул девицу - женщиной она уже не казалась, уж больно молода была - на плечо и поволок к забору. Слышавшийся из серого дыма грохот ориентироваться помогал - кажется, девчонка сообразила, что так быстрее найдутся помощники - и единственно о чем жалел Филин - ведра, скорее всего, сгинули в дыму теперь уж до конца пожара. Ищи их сейчас...
Чем вся эта свистопляска кончится, он пока даже предполагать не брался.

...Первыми явились ведомые старшей Невестой шестеро бандитов. Все - с какой-то посудой, один, вроде, с ночным горшком, и видно было - подорвались кто как был, рванули, долго не собираясь. Чтобы строить цепочку их маловато было, так что к Жилке кинулись всем табуном... Невеста тревожно озиралась, выискивая вожака, а где-то в Городе сестрицы её лихорадочно стучали в двери, поднимая остальных.

Тяжелей казалась кастрюля во второй раз. И набрала вроде столько же, а руки тянет-вытягивает. Вот Атаман-то посмеется, если до колен вытянет! А уж как поржет, если узнает, ради чего!..
Мишка придавила посудину животом к забору. И надо торопиться, а все ж перехватить придется… Честно говоря, надеялась снова плеск ведер услышать: если вернуться одновременно с Грифом, то и отдать ему сразу можно, и не топтаться мучительно на пороге. Хоть и не велел он в пекло соваться, а поди еще придумай, чем себя занять полезным, пока его ждешь. Не говоря уже, что воздух у входа на склад не чище сделался, чем внутри. Неужели из домов дым не видит никто?
Похоже, увидели. Голоса из серой шевелящейся хмари послышались, грубые мужские и женский как колокольчик, и многоногий топот спешащих людей. Хорошо, что Мишка на месте стояла, в забор вжавшись: вывалившуюся со складов толпу первой заметила. А заметив, разглядела, а разглядев – забыла, как тяжело было только что, бегом рванула обратно. Кастрюлю бросить в голову не пришло, она ж загремит – и поминай тогда как звали, если хоть один заметит…
Что не до нее сейчас этим красавцам со зверскими рожами – тоже, правда, не пришло в голову.
Прошмыгнув вдоль забора, Мишка, чудом не поскользнувшись, завернула за угол. Там тоже дыму было – хоть топор вешай, а потому от впечатывания на полной скорости в спину Филина только случай и уберег. Остановиться уже не успевала, только в сторону прянуть. Плечом в забор затормозила. Добрая половина воды тут же вышла из кастрюли и неумолимым водопадом обрушилась на лаковые туфельки расфуфыренной дамочки, что рядом с Грифом стояла. Откуда взялась – шабнак знает, не до нее сейчас.
- Там… - Мишка показала рукой, отлепив ее от полегчавшей кастрюли. – Там это…
То-то и оно. «Это». Кому прибежала жаловаться - Грифу? И на кого – на его же шестерок?..
Но почему-то рядом с ним было спокойнее.

Слегка удивилась нежданному выпаду, снова на шаг назад. В принципе-то все логично - кому она здесь нужна, коль даже помочь ничем не сумеет? За Грифом и правда - гнать ее надо, да поскорее, пока жару не поддала, да умирать тут от удушья не вздумала. Но Анна словно к земле приросла - а идти-то куда? Вокруг уже совсем стемнело, добрые люди сейчас по домам сидели, только лихие на склады сбегались, кто помогать, а кто позлорадствовать. Днем еще Мару ловили - а встреться ей, чумазой, в изорванном платье да с обгоревшими концами волос, кто на улице - зашибут и разбираться не станут. Нет, не такая она дура, чтоб из одного пекла да сразу в другое... А тут и девчонка из дыма выбежала, маленькая, а шустрая, точно чертенок. Отвлекла Грифа, что-то сказать пыталась, руками указывала в сторону. "Что-то случилось опять, раз она оттуда так дернула".
- Может, я помогу чем?, - тихо промолвила, уже не зная чего ожидать - одобрения или ругательства, но догадывалась, что, скорее, второго. Чем она поможет, в конце концов, если даже ведерко с водой не поднимет? Петь, что ли, будет охрипшим голосом, подбадривая тушащих пожар бандитов? Однако другой причины на то, чтобы остаться здесь, под какой-никакой защитой, у нее не было. Анна по-щенячьи смотрела на Грифа, который выглядел так, будто готов был каждой вломить по затрещине. Судя по выкрикам и недалекому шуму, огонь в это время тушила уже целая бригада подоспевших горожан.

"Ну, наконец-то!"
Ровно тяжесть колоссальная с плеч свалилась - куда там Ангел! Если Невесты парней привели - то уж дальше-то всё выправится. Безнадежность отступала. Обреченность одиночества пряталась. Теперь пересчитать, сколько их там набежало, да цепочку хорошо бы выстроить, а то толпой бегать - много ли толку? Расплылся Гриф в улыбке - оскале своем белозубом. Куда и делась усталость, вопросы без ответов? Снова жажда деятельности нахлынула...
Так бы и сорвался один, на приблуд своих и не посмотрев, если б не кастрюля, в руки всунутая. Взял её машинально, взгляд на Мишку опустил, да и вспомнил вдруг парочку своих идиотов, кому маленькой девочке попадаться не стоило, сейчас особенно.
Был Шрам, мужик битый, с лицом, чуть не напополам раскроенным, которому только девочки любы и были. Был Левка, дурень набитый, с которого сталось бы прибить мелькнувшего под ногами ребенка, а потом только задуматься. Да и много ли надо разгоряченным мужикам, чтоб злобу сорвать?
Вспомнил - было ведь мгновение, когда сам на мелкую подумал. Подумал - да разуверился. Но так не все ведь такие отходчивые да разумные. Не все...
Взял девчонку крепко за плечо, её мнением и не интересуясь особенно. Шепнул, к самому уху её склонившись:
-Можно. Со мной только. Не поручусь ведь за них, дурней...
И повлек за собой, туда, где голоса слышались. Не гнать же её было через дымные склады? Да и дожидаться не оставишь - не самое ведь спокойное место...
Анне только махнул - за мной, мол, иди. Пользы с неё было... Но ведь и такую нелепую на складах не бросишь. Хватает ведь придурков, а домой, она, кажется, не больно-то собиралась.
Первой к вожаку кинулась старшая из Невест.

Словно лапа огромной птицы в плечо впилась. Словно коршун кролика сцапал. Не больно, не до синяка, а словно парализовало Мишку снова. И кто ей сказал, что не страшен ей больше Гриф?.. Может, и не страшен, когда с высоты своего небольшого роста скалится, а чуть наклонился – всё, руки отнимаются, ноги словно ватные. Ничего больше не слышала Мишка: ни воплей бранных, ни громыхания ведер, только голос его негромкий над самым ухом.  К вони дыма и гари примешалось терпкое курево, с утра запомнившийся запах, совсем не похожий на то, чем дымил Атаман.
Как во сне Мишка вперед двинулась, рукой Грифовой направляемая.
Дым расступался перед ними, силуэты в людей превращались – в лихих людей, которые бросали свои занятия и таращились на нее, как на мару степную. А Мишка шла как по зачарованному лесу, не смея оступиться, не смея головы даже повернуть, словно от этого волшебство разрушится, и станет она для лесных чудищ уязвимой.
Там, где на путях ржавели вагоны, выступила из дыма серая железная стенка без конца и начала – из дыма появляясь и в дыму растворяясь. За ней, знала Мишка, забор южных складов, а в нем – заветная дырка. Но даже если б и была надежда из хватки Грифа вывернуться и под вагон незамеченной нырнуть  – не смогла бы.
Страшно.
Так и застыла словно изваяние. Только вздрогнула слегка, когда из серого марева будто язычок пламени выпорхнул – Невеста. Не из тех, что с травниками живут, другая. Та, что молоко иногда приносила и отказа не принимала.
«Она-то здесь как оказалась?..»

Кинула на Грифа быстрый взгляд и все поняла - иди прочь, пока позволяют. Причем чем дальше, тем лучше, не провоцируя честной народ, взбудораженный и возбужденный нежданной напастью. Да только как сделала Анна несколько шагов за призрачным силуэтом Невесты, так и рухнула на пепельную землю.
Два человека показались из дыма. Оба были высокие - выше ее на две головы, с широкими плечами и страшными, изуродованными лицами. Она даже не поняла, сама ли налетела на одного из них или ее толкнули, но землю будто выбили из-под ног одним точным движением. Она сильно ударилась головой - так, что звездочки сверкнули перед глазами, а по волосам потекли редкие капельки крови. Их она не видела - только чувствовала, как они оставляют на коже свое тепло. Ее голова словно треснула как тонкое стекло - Анна зажмурила глаза, обхватила голову руками и, издав болезненный стон, свернулась котенком. В мыслях было только одно слово – «больно». Иногда она могла, как ребенок, заплакать от сильной боли - но почему-то не в этот раз. Кладовщики - или кем они были - прошли мимо, один из них задел Анну ногой. Голоса слышались слева и справа, хотя лево и право уже смешалось во что-то одно. Покачиваясь, Анна села, не открывая глаз, и все не отнимала рук от головы, словно боялась, что иначе она точно расколется на две половины.

На то, чтобы откашляться, ушло полных минут несколько. На языке остался металлический привкус крови, Гриф сплюнул в сторону, даже не глянув - боялся красные нити в слюне увидеть. Шум на складах царил просто адский - мат-перемат, крики, стук ведер и плеск воды, кто-то топал, кто-то кричал - и жизнь с этой вакханалией была очень занятной и чуть не страшной. Отлепившись от забора, Филин даже себя на мысли поймал, что это приятно. Пожар был бедой простой, знакомой. Его уже заливали, пламя шло на убыль и даже дым потихоньку сносило холодным ветром с болот. Огонь - не эпидемия, с ним легко справится...
"Ещё немного, и можно будет песком присыпать, а там ревизию, перекопать всё... Хорошо хоть, не угорел никто."
До черноты закопченный, горько пахнущий дымом, он похромал к Жилке, туда, где слышались голоса. Усмехнулся даже с оттенком гордости, увидев своих парней - стояли плечом к плечу, ведра из рук в руки переходили быстро, чуть не перелетали, и кто ж ещё в Городе мог вот так примчаться на пожар чуть не в одних подштанниках и дело себе найти за минуту. Не сабуровские дружинники, точно - те б пока сообразили, полгорода бы выгорело.
Он только хотел растолкать два ближайших звена и к общей работе пристроиться, когда с грохотом и топотом из дыма, почти истаившего, вынеслись два молодых бандита. Всклокоченные, глядящие дико и страшно, оба дышали тяжело, испуганно. Один на руках держал знакомое тело в ярком платье.
-Мы, эта... Не хотели мы...
На пальцах, на рукавах у того, кто принял на себя бремя пивичкиного тела, грязно-бурые пятна расплывались.
-Шабнакого семя, - только и выдавил из себя Гриф. Темное бешенство его взяло, пошло обороты набирать. Дурное желание придушить всех - и чертову Ангел, и своих идиотов, и того гада, что керосин разливал - чуть полностью не захватило. Сдержался чудом только, истинным чудом. - Кладите, и пошли вон.
В голос чуть не пробилось шипение, ничуть ему не свойственное.
Растворился один из бандитов, как не было его, чуть не раньше, чем Гриф говорить закончил. Второй куртку расстелил, уложил несчастную, и тоже исчез, шабнак его разберет, куда. Оба, кажись, надеялись, что гнев минует и как-нибудь обойдется...
Пустая надежда. Глупая.
Опустился Гриф на колени, пальцами чуткими пробежался, ища. Наткнулся на ранку, обвел по краю - "Что ж они, совсем без ума? Не могли ж они её бить?"- пожалел, что твирина нет и бинтов. Перикиси с йодом у них ни в жизнь не водилось, а и водилось - так в логовище осталось... Выручили Невесты - глазастые, смышленые. Младшенькая вдоль цепи метнулась, у кого-то бутылку выцепила, у кого-то бинт, средняя кивнула девчонке - правильно, мол, делаешь, умница.
-Недразумение ж ты ходячее, - зло ворчал под нос, открывая бутыль, - Продукт ещё переводить на тебя. И понесло ж к нам... Чего только и забыла-то в нашем вертепе разврата, дура? Чего не ушла, пока можно было?
Пробка подавалась туго. Можно сказать, не подавалась вообще.

Пробка, наконец, подалась. С тихим чпоканьем в руке осталась. По привычке сунул её Гриф в карман - пригодиться ещё закрыть, не вся ж зелень на певичкино лечение уйдет - щедро плеснул на ранку. Заразу убить перво-наперво, потом перебинтовать натуго, а там уж не его забота. От удара не померла, от заражения крови не помрет, а остальное её беда.
В конце концов, он и этого мог не делать. Пожалел, под закон подставляться не захотел - эпидемия, она, ить, такое время, что власти произвол устраивать самое то - да и мороки с трупом больше, на самом деле, чем с живой. Тело упрятать надо, или утопить так, чтоб не всплыло, да и хорошо бы, чтоб знали о нем только самые приближенные. А тут - половина складов свидетели, да ещё пара горожан, которых дым привлек и которых парни отталкивать не стали, любой помощи радуясь...
Редкое везенье, на самом-то деле. Не будь столько народу вокруг - Филин и задуматься мог бы, не проще ль добить.
Когда певичка вскинулась, опять норовя выбить ему глаз или расцарапать щеку, Гриф церемониться не стал, хоть и понимал такой порыв прекрасно. Было дело, ему и самому раны черным твирином жгли, да не мелкие, а такие, что в пору подыхать было... Удержал девицу за плечи, жестко, почти больно, к земле прижал, чтоб не дергалась зазря.
-А то я не знаю, что больно, - буркнул раздраженно, даже не пытаясь успокоить. Сил уже не было никаких, успокаивать кого-то. Три часа уж, если не боле, вокруг складов носились, созывая, заливая. И это вместо того, чтоб спокойно сход устроить, действия обсудить, да и разойтись себе! Ещё и болезные всякие, которых и лечи, и утешай, и думай куда деть, ежели вдруг что... - Поболит и перестанет. А вот ежели ты мне глаз выбьешь - то это уж на всю жизнь будет... Что ты забыла-то у нас?
И, понадеявшись, что на вопрос Ангел отвлечется - бывало ведь, прокатывало, когда раны шили даже без твирина - сноровисто принялся бинтовать ранку. Руки былое дело помнили хорошо.
В конце концов, на складах без таких умений не протянешь долго,, будь ты хоть сто раз вожак.

Отредактировано Григорий Филин (2012-11-05 15:16:18)

Бинты придали певичке вид раненного бойца, что было бы даже забавно, если сопутствующие обстоятельства не учитывать. Гриф закончил бинтовать, глянул на девицу искоса, неприязненно. Затащиться на склады помогать, чуть не задохнуться в дыму, дважды попробовать выбить глаз вожаку, получить по маковке так, что все волосы кровью залило, а в довершении всего ещё и в обморок бухнуться, который уж и в сон переходит - это надо к очень странному фарту ещё и странные представления о помощи иметь.
"И куда ж её девать-то теперь? В логовище горело, вокруг дымно... Разве что на дальний склад..."
О том, чтобы оставить певичку на бережку, мол, сама оклемается, он уж и не думал. Раз начали огород городить со всем спасением-лечением - так чего уж теперь. Ночи осенние холодные, схватит воспаление легких - на земле-то лежать! - и всё, заказывай гроб, да отпевальную, да саван красивый... И чтоб обязательно надпись на надгробии - "У неё были странные представления о помощи. Они и сгубили её"... Фыркнул, поднимаясь, отряхивая колени. В уме он прикидывал уже - шестой склад от логовища дальше прочих, мука там столичная, соль, сахар да крупы. Ежели девицу на мешки, да чем ни то укрыть - так и проспит до рассвета, будто в постели настоящей.
Пришлось опять закидывать несчастную на плечо, как мешок с картошкой.
"Ох ты доля ангелов, доля незавидная..."
На главном складе затаптывали коваными каблуками последние язычки огня.

Когда, наконец, собрались на сход - затоптав последнее пламя и оставив Невест отмывать логово - небо темнело уже, фиолетовым и сизым у востока наливалось, готовилось укрыть Город ночью, спрятать лихой люд от чужих взглядом. Сидели на берегу Жилки, потому как в главном складе черным-черно было, а ни один другой пятьдесят бандитов с главарем ни в жизнь не вместил бы, сидели кто как. Кто на куртках, кто на спальниках, изрядно дымом провонявших, кто на остовах ящиков, а кто и так. До черноты закопченные, толком водой речной и не отмытые, усталые, но довольные. Кое-кто курил. Кое-кто нервно оттирал с кожи жирную копоть. Кое-кто явственно старался не задремать.
По чести сказать, Гриф и сам бы с удовольствием к шабнаку послал бы все собственные планы, а бандитов - по домам, отмывшись в бадье с горячей водой, упал бы спать. Но слишком уж важная новость была - Песчаная Грязь. Слишком уж многое нужно было установить, запретить, обсудить...
Потому планы утопические об отдыхе откладывались пока на срок неопределенный. Приходилось курить, дым терпкий выдыхать, и говорить, говорить о том, что и просто, и страшно, и многим известно... В груди ныло - саднили от горького дыма пожарища легкие.
Три минуты - "Грязь в Городе". Ещё пять - "К домам зараженным и близко не подходить". Ещё капля - "У кого в кварталах Песчанка бесноваться будет - в логовище хорониться". И чуть, аккордом последним - "У Сабурова руки развязаны. Так что тихо сидим, господа хорошие, други и братия. Сидим, да не отсвечиваем - а то всех разом под монастырь подвести недолго".
Не видел Гриф, как смотрел на него Брага-бритвенник, друг-враг, что тут же устроился, на свитере свернутом. Глаза у него были - что два ножа, остриями отблескивали, и блеск этот нехорош, в спину бы с удовольствием ударил. Не до "не отсвечивать" было Браге. Сила в жилах жаром теснилась, жажда алая на губах выступала, жадность да ярость в голову ударяли...
Вот ухмыльнулся, ровно сигнал кому давая. Вот поднялся - гора против Грифа, на две головы выше, в плечах в два раза шире. Сказал так, чтоб всем слышно было:
-Чушь несешь, Григорий-вожак.
И вроде бы и так тихо было - а тут втройне тише сделалось.
Улыбнулся ему Гриф так, как друзьям лучшим не всегда улыбался. Спросил чуть не ласково, мягко да устало:
-Что же не чушь в таком разе? Говори.
И ровно струна зазвенела - напряжение, внимание, пять десятков резко внимательными ставших взглядов. Помнили ещё в братии, как года три назад вскочил на стол на сходе ражий парень с шевелюрой огненной. Как первому же снять его потянувшемуся Брага в морду дал, челюсть на сторону сворачивая... В ком из тех двоих, вожаке да друге его заклятом, беда таилась, что сейчас наружу нос любопытный высунула? В ком раскол зрел и зрел ли тогда?..
Ухмыльнулся Брага, глядя прямо, нагло:
-В мутной воде самое время рыбку ловить. Смертей и без нас будет много, а ежели мы ещё подмогнем... И нам выгода. И не заметит никто. Удавку на шею, вещички в карман. И никто ничего не скажет. И следов нет - концы-то в воду. И поди сыщи нас... Чем не промысел?
Оскалился Гриф в ответ:
-Удавкой... али бритвой?
-И бритвой можно. Почему бы и нет?
Нахмурился Гриф, сигаретку в пальцах затушил. Да и пошел вкруг Браги, так глядя на него, словно зверя диковинного увидел, какого во всем свете не сыскать. И вроде отвратителен зверь - а вроде и интересен. Не то убить, не то палочкой потыкать или в клетку посадить...
-Ты речь так ведешь, друг мой сердешный, будто не знаешь, что степняки с теми делают, кто против Линий людишек режет. А прознает кто? А Сабуров прослышит? А принципы, что железа нерушимей и слово, что камня крепче?
Рассмеялся Брага в ответ.
И были такие, кто рассмеялся с ним вместе.

Когда колется целое - всегда плохо. Когда колется оно на пороге бед и катастроф - и того хуже. А если целое - вольница бандитская, где двум вожакам не в жизнь не бывать - хуже во сто крат, если не в тысячу...
Вернее всего было бы убить Брагу, а с ним и дело его. Да знал Гриф - не поможет.
Давно недовольство в некоторых копилось - тех, что не понимали логики да законов жизни. Убей - смута начнется, драка будет, и кто ещё победителем выйдет, и будут ли вообще победители... Да и жаль убивать друзей. Даже если ясно - не образумится уже, чертов придурок. Крови возжаждал. Заработка простого, с гарантией.
-Я свое слово сказал, а оно камня тверже. Иди, куда сердце тянет, да других таких же забери.
И добавил тише, глядя, как Брага на остальных оглядывается, ищет глазами своих:
-Нужна мне такая беда, на мою-то голову...
А в висках всё желание темное билось - каждого из предателей лично на перо взять. Нашли время... Да и предводитель хорош. А уж идея...
"Ну, Брага, ну, с-сука... При первой же возможности властям сдам, сволочь".
Разозлиться, впрочем, и не получалось толком. Слишком устал да разочарован в жизни был, чтоб жаждой крови пылать. Вот завтра, отдохнув...

С Брагой в бритвенники ушло четырнадцать человек, и Гриф долго смотрел вслед - взгляд недобрый, но усталостью полный до краев.
Уходила новоявленная кодла уже под пологом ночи, не зажигая фонарей.

Ночь укрыла берег, скрыла лица, оставив всего только что рыжие огоньки сигарет, вспыхивающие рвано, не в такт. Сидели кругом, разом теснее друг к другу придвинувшись, переговаривались на разные голоса. Вот сиплый, сорванный - то Бритва, старый друг, как Брага, заклятый. Вот высокий, возмущением звенит - Левка, дурень и нескладеха, зато с понятием. Низкий, на одной ноте гундосит - Горбач... И с ними же, сливаясь в шум единый - остальные. Кто-то бутыль достал, по кругу пустил, по глотку сделать. Каждый свои доводы, Браге не сказанные, приводил, каждый кого из ушедших вспоминал, горчащий твирин по рукам передавая...
Разнились рассказы. У кого друзья, братья рисовались - парни неплохие, дурные разве что. У кого другого ублюдки проглядывали, мерзавцы прожженные.
Не препятствовал Гриф. Молчал только, к бутылке в свою очередь прикладывался. Дурацкий момент был, такой, когда ясно было кристально, предельно, почему кодла не только кодла, банда, шайка, но ещё и братия. Всем ведь муторно было - своих ведь отпустили, отринули, не чужих. Тех, с кем хлеб ломали, из одного стакана пили, на одни дела ходили... Когда первая бутыль кончилась - а было это скоро, скорее, чем хотелось бы - достали пару новых. Сход стараниями Браги плавно в пьянку переходил.
Так порой за покойников пили - молча, угрюмо, поминая все прошлые грехи и подвиги... В других случаях по покойникам отплясывали, тешили отлетающие души. Сейчас - не тянуло.
Первые звезды проглянули, когда старшая из Невест на берег пришла. Обеспокоились, видно, девчонки - что ж столько рядить? - вот и пошла старшая выяснять, не убили ли кого ненароком. И как-то разом вспомнилось Грифу, что и спать хочется - голова тяжелела у него, усталости накопилось - на троих Грифов хватит, и что жрать охота, да и вставать завтра раненько, как бы не на рассвете.
Не то время - эпидемия, чтоб ночь напролет гулять, на дела ходить. Отлежаться бы. Не отсвечивать таки.
Поднялся ровно, не покачнувшись, рукой на прощание махнул. Условились уже - завтра ворью собраться, новостями обменяться, логовище в порядок привести... Шепот ему в спину донесся, придушенный, сиплый:
-Зря отпустил, Филин. Ой, зря...
Не обернулся Гриф. Плечом только повел. Всем недовольным он мог предложить с Брагой самолично потягаться.

Лицо у Невесты - в разводах копоти было, хуже, чем у него самого. Волосы растрепаны, и ясно - плохо в логове, ой, плохо, как бы пару месяцев на мешках по другим складам не ночевать.
"И что за вечер? Чем дальше - тем хуже, и будет ли конец..."
Ответа без чутья Хозяйского взять было , разумеется, негде.

Гриф и не удивился даже, когда Невеста за собой его увлекла, показывать. Чуял же запах керосина, когда только начиналось всё, так что и на мгновения сомнений у него не было - поджог. Теперь воочию убедился, всего и делов...
Вот у щели между листами железными, которые и есть стена, черным-черно от копоти. Вот ошметки ветоши какой-то, до конца не прогоревшие - их, видно, внутрь пихали, чтоб шибче пламя плясало. И снаружи тоже черно всё - тут керосин лили не больно-то аккуратно, спичку бросили, а то и не одну.
Всё ясно, как день, да только мелочь одна была, беспокойством дергала - кто угодно мог такое учинить. Не редкость в городе горючее, а уж ветошь - так и вовсе. Да и враги братии бандитской тоже отнюдь не редкость. Тут и пацанва босоногая с их собаками да претензиями. Тут и Сабуров с его молодчиками - а ну как надоело под боком висельников терпеть, так и беззаконием не побрезговал? Тут и горожане законопослушные - из, тех, кого обносили подчистую. А ещё Черви есть, у которых двух Невест люд лихой свел.
Много кандидатов. Много вариантов.
И как бы второй раз не пришли.
Пробежался Гриф пальцами по шву железному, скривился, на копоть глядя. Тут бы парней дозором поставить, чтоб точно уверенными быть - никто больше не сунется - но все измучились, по домам разбрелись. А кто не разбрелся - тот глаза зеленью тягучей заливает, толку с них... Да и хорошо, пожалуй, что так вывернуло. Если б раньше знал, если б парням сказал - могли бы сами до чего дойти, а там и до самосуда рукой подать. Ну их к черту, и так веселья на полдня.
Закончил Гриф улики созерцать, к Невесте повернулся. Глаза у неё внимательные были. Ровно опасалась говорить, реакции боялась. Мелькнуло да пропало мимолетное, гордое - "Красивая она всё-таки у меня...".
-Думал, как не думать. Одна беда - слишком многим оно надо, а кто решился - не понять, - и потянул за собой, в тепло - всё, что надо, уже увидели, а осенние ночи прохладны. К чему мерзнуть зазря. - Одно знаю - ночевать тут не останемся. Мало ли других складов...
Мысль пояснять не стал. Не дура, поймет.

-Будут тебе парни, и тряпки будут...
Внутри так было, что лучше б и вовек не смотреть. Стены черным-черны, от вещей привычных хорошо если четверть осталась, и ровно даже эхо металлическое под сводами отзывалось на голоса - слишком пусто было, резонанс пошел, будто в совсем нежилом помещении. Один стол к чертям, а с ним и стульев половина, мешки с товаром чуть не больше всего огнем попортило. А ещё ширма дорогая, которую Невестам сам покупал, чтоб парням глаза не мозолили, а ещё собственное лежбище из матраса да одеял... Всё дымом провоняло, всё подкоптилось, и подумалось - а не лучше ли просто в другой склад перебраться с концами, а здесь товары разложить на хранение? Тюкам да ящикам без разницы, где лежать, а им в черноте, да с привкусом дыма жить...
"Завтра. Всё завтра. Пока в себя бы прийти".
Затвердел Гриф лицом так, что на хищную птицу стал похож. Собственный дом разоренный горечью отозвался, жажда мести трепыхнулась, дернулась. Ох найти бы того, кто до такого дошел да на перо или, там, в Горхоне притопить. Только найдешь его, как же.
"Надо бы людишек поспрашивать - может, видел кто чего. Всё ж дорога торная по путям от нас к кладбищу, может, повезло кому в нужный момент проходить"
Ту же Мишку можно было спросить - вдруг что углядела... Мысль о том, что утром ещё он и знать о странной пигалице не знал была чудной. Будто от утра до вечера чуть не сотня лет пробежала.
Невесту в первый миг чуть не оттолкнул - слишком уж зло на неизвестного поджигателя взяло, как последствия увидел, а Гриф разозленный никогда добротой не отличался - да только минуло. Своих зазря старался не обижать, в конце концов, а она только хорошего хотела, кто ж виноват, что момент не самый подходящий... Вот выдохнул, успокаиваясь потихоньку, Невесту приобнял даже, в шепот вслушиваясь. Правда в её словах была, купанье устроить стоило, и жаль, что не лето - самолично всех в Жилку б загнал. А так - начинай мороку. Воды натаскать, да на огне нагреть, да бадью найти...
Впрочем, стоило на лица девичьи посмотреть - черные, в копоти разводах - как сразу дело таким уж сложным представляться переставало.
-На бережку вроде народец оставался. Слегка пьяны, правда... - "А кто тут, собственно, не пьян". - Ну, да ты знаешь, как с ними, такими, сговориться.
Не удержался - щеки поцелуем коснулся, а потом отпихнул от себя - несильно, не в обиду, иди, мол.
Настроение у него только так скакало. Пить, верно, всё-таки не стоило. Пусть там и вышло-то на каждого по чуть-чуть.

Убежала старшенькая - только и видел её. Мелькнула призраком, тенью неверной, волосы рыжим у двери отблескнули - и пропала, как не было. Глянул Гриф ей вслед, виски устало потер. Вот же веселье на ровном месте... Вовек бы такого не было.
Младшая со средней по делам завозились - пол теплым застилали, мыло с полотенцами искали. Работа - не работа, после беготни у пожарища - отдых настоящий, так что Гриф только глянул на них - и другим озаботился. Пожрать бы не мешало, а то пока парни воды натаскают, да пока она согреется - десять раз с голоду околеть можно.
Даже порадовался устало, что запасы основные не в логовище хранили. Порадовался - да и пошел за порог, в темноту сгущающуюся.
Пятнадцать шагов прямо, два в сторону, ключ нужный на кольце нашарить... Выругался, когда понял, что лампу забыл. Сумерки от двери мало света давали, в глубине и вовсе мрак - хоть глаз коли...
Впрочем, на складах своих Гриф ориентировался, как в собственных карманах. Сам же всегда следил, что да куда кладут, сам порой мешки да тюки на своем горбу таскал. Сам порой Невестам крупы али мяса притаскивал - обед варить, когда мальчишек рядом не оказывалось.
Вот внутрь скользнул, зашуршал, загремел, в ящики закопавшись. Наощупь кончиками пальцев разбирал - это сахар, это мука, это пшенка... Когда вынырнул наконец - в руках у него мясо было, сухари да чая пакет. Степной сбор, скорее отвар, чем чай в привычном смысле.
"Ну, уж чайник-то отскребем, наверное. Или кастрюльку какую."
Невесты уже вовсю плескались за своей ширмой, когда он вернулся. Только старшая возилась с бадьей - пар уже поднимался, вился в воздухе затейливыми струйками - и сама Невеста чистая была, волосы от воды потемнели, пара прядок тяжелых на лоб падала... Не удержался Филин - добычу на стол скинул, ближе шагнул. Обнял сзади, под ухом дохнул теплом.
Редко у него такие вечера бывали, чтоб устать по-настоящему, до желания упасть и вырубиться. А когда бывали - всегда одну из Невест к себе звал. Не за долгом женским, ну его совсем. Просто - уснуть тут же, в волосы, Степью пахнущие, зарывшись, обняв по-хозяйски.
Дурацкий выверт, а действовало умиротворяюще всегда...
После его порыва Невесту, скорее всего, стоило отмыть заново.

Пальцы у Невесты - что ветра дуновение. Легко по коже теплом скользят, волос касаются, жилку на шее задевают. В другое время скинул бы руку, подбородком бы дернул, отстраняясь... Сейчас - не то. Сейчас это в удовольствие.
Век бы так стоял.
Жаль, нельзя. Вода стынет, мгновения по капельке утекают, и Невеста сама выворачивается лицом, смотрит в глаза тревожно. Целовать бы её в губы алеющие, волосы мокрые рассыпать, по плечам растрепать...
Но и для этого - не время.
Разжал Гриф руки, объятье прерывая, молча плечом повел, куртку стряхивая. По правде сказать, голода он и не чувствовал почти. Умом знал - надо поесть, а почти и не хотелось. Лучше выкупаться пока, а там и чай подоспеет... Младшенькую из Невест только взглядом проводил, чуть не с одобрением. В её лепете старшие разобрали в свое время - не то четырнадцатая, не то пятнадцатая зима ей шла, а это не тот возраст, когда на мужиков голых смотреть стоит. Пусть пока кастрюльку ототрет. И ей дело - и всем польза...
Вслед за курткой рубаху стянул - дымом провоняла вся, разводами черными пошла - тут же на пол бросил. Сапоги стащил, даже расшнуровать не озаботившись, босиком остался.
Поежился - так-то пол прохладным был, да и воздух не таким уж теплым - за ремень взялся...
Умению невестиному он целиком доверял. Даже попробовать воду не озаботился - сразу окунулся с головой, благо, бадья так была велика, что вполне это позволяла.

Кто скажет, что ад кромешный на складе творился назад всего пару часов? Стены черны по-прежнему, и пустота на месте вещей привычных словно бы эхом отдается, но заглянешь за ширму – и в желтом свете ламп не в погорелое царство попадешь, а в сказку волшебную с восточным флёром. И пусть не шелками пол устлан, а мешковиной грубой, и вместо шальвар газовых на Минхе неуместное сейчас травяное платье – единственное из одежды, что в огонь-воду не угодило – имеющий глаза да увидит. Подливает средняя из Невест кипяток по стенке бадьи, рукой размешивает, взгляды смущенные на вожака бросает украдкой. Рядом на стуле колченогом ароматные травы  паром исходят в глубокой тарелке: запах горелый отбить, воздух тяжелый разбавить.
Элька в сырой, но не опаленной рубахе. Перебирает спутанные мокрые кудри мыльной рукой – бережно, словно золото расплавленное меж пальцами переливает. Бегут мыльные ручьи по рябым плечам, бегут по шее, докрасна мочалкой оттертой, но на лоб да в глаза ни капли не упущено. Когда уходит чернота, светлеет пена, Элька касается легко Грифова подбородка: самой голову ему запрокинуть – Бодхо упаси, только обозначить. Льет чистую воду из ковшика, отжимает отмытые пряди.
По-уму так закончено дело, но всем видом своим вожак выражает намеренье в бадье поселиться. И что ж: кипятка много запасено, и еще одно ведро на огне – хоть до утра досидеть можно. А раз так, кладет Элька ладони Грифу на плечи, давит несильно, слушает: не поведет ли плечом, не стряхнет ли. Неудовольствия нет, и Элька сжимает пальцы: гонит из сведенных напряжением мышц глухую усталость, расправляет скрученные досадой и злобой жилы.
Не ко времени скрипит дверь, дергаются от сквозняка огоньки ламп, и каменеет под ладонью спина вожака. Из своих кто? Да быть не может, вон и голос чужой: свои-то по домам попрятались, чтоб не мешать да под горячую руку не угодить, только чужак и мог забрести так некстати на Склады…
Минха дергается к двери, проверить, не осталось ли щели. Захлопывается дверь за спиной гостя нежданного, будто капкан. Будь там Элька – и вовсе бы его на улицу выставила, от греха, да Минха такой смелости на себя не возьмет. У самой Эльки другая теперь забота: полотенце приготовить, да так держать, чтоб без него Гриф гостю навстречу не вышел. По лицу заострившемуся ясно: сталось бы с него.
А полотенце-то до чего неподходящее попалось! Понятно, выбирать не из чего было, но как-то совсем здесь по краю вышитые цветы-васильки неудачно оказались…

Даниил, едва завидев мокрого, лохматого, почти голого Грифа, отступил на шаг и едва не столкнулся с мельтешащей тут же девушкой, и отшатнулся уже от неё: что-то подсказывало, что даже случайное прикосновение к ней обернётся трагедией.
В руке Грифа блеснуло лезвие, и Данковский пулей бы выбежал отсюда, если бы не данное обещание. За спиной мужчины страшно таращиась ещё одна смуглокожая темноволосая и темноглазая девица. Эти две перепугались, казалось, больше самого Бакалавра, что вообще-то тоже смелости мало прибавляло.
- Ты, Гриф, не горячись, и лучше это убери, - Бакалавр дёрнул подбородком в сторону опасной бритвы, которой легонько так поигрывал мужчина, - я пришёл не отношения выяснять и не драться. Поэтому не надо мне угрожать.
Даниил хотел ещё подальше отойти, но пути к отступлению отрезала та мелкая девчонка, всё ещё маячившая за спиной. И дверь. Дверь она всё же закрыла - Данковский оказался в ловушке.
- Я пришёл не по своей воле, а по поручению. Не возникла бы надобность - я бы не побеспокоил, так что умерь свой пыл.
Инстинкт самосохранения, надо сказать, отказывал Данковскому в самые неподходящие моменты. Сейчас был просто классический случай: поджать бы хвост, повиниться и быстро сказать, зачем пожаловал. Но агрессия Грифа вызвала ответную реакцию, и Даниил взбеленился.
- Не делай из себя посмешище и послушай, - сквозь зубы зацедил доктор, уставившись в глаза рыжему чёрту, - Меня прислал Андрей. Андрей Стаматин. И, если ты не будешь махать у меня перед носом этой железкой, к нему же я и уйду!
В две секунды Даниил растерял всё уважение к этому человеку, которое заочно имел. Как же он был мерзок сейчас! Козырял, как последний уголовник, оружием и бесновался потому, что его оторвали от мытья. Кажется, презрения во взгляде Бакалавр не смог скрыть.
- Андрей идёт на псарню, - уверенно сказал Даниил. Все сомнения по поводу того, подействует ли эта фраза, быстро улетучились сами собой.

Мгновение казалось - минет.
Прислушался Гриф к словам разумным, бритва в пальцах дрогнула вопросительно - не опуститься ли? Труп на Складах, особенно труп врача, которому правители покровительствуют - дело не слишком хорошее. Сам ведь распинался - "Тихо сидим, лишнего себе не позволяем...", да и Невесты испугались, старшая собой заслонять бросилась...
Попустило бы, стороной бы обошло. Если б хватило ума у чужака замолчать вовремя.
Однако ж - не хватило.
Снова оскалился Гриф, имя Андрея услышав. Оскалился - да и вперед пошел.
Взъерошенный, мокрый, в дурацком полотенце, он мог бы показаться смешным, если б не смерть, сталью блестящая в руке.
Только хорошо знавший Грифа сказал бы, отчего он взъярился.
Больше всего на свете, больше предателей и трусов, больше постоянной угрозы от Сабурова, больше Песчаной Лихорадки, ненавидел Гриф тех, кто себя выше него ставил. А в глазах у столичного гостя так и плескалось, так и пенилось кипучее презрение к складскому отребью. В плаще змеином, с полной латынью головой, с поддержкой правителей, врач, явившись к нему в дом, презирал его - такого. С Невестами за спиной, с бритвой в руке, мокрыми волосами и бандитскими замашками. Ученый из Университета, полагал себя лучше степного выкормыша, атамана лихой братии.
И если б это, скрипя зубами, Гриф и мог согласиться терпеть - заради выгоды али заради связей, то попытку закрыться Андреем - уже нет.
"Презираешь меня, гость столичный, а на равных со мной потягаться побоишься. За твоим презрением защита железная - Стаматин старшой. Не ты за себя ответ держишь, не ты за взгляды свои говорить станешь - он твоя безопасность, он твоя стена... Прийти ко мне, да ещё по барски так - "Андрей на псарню идет, а ты, смерд, выполняй"... Убью!"
На Невесту и внимания даже не обратил - просто, стояла на дороге, и что? Больше не стоит - едва бритву удержал, артерию почти ласково прижимая. Одно движение - и польется кровь, испятнает пол, руки зальет, у босых ног лужей разольется...
Нет ничего слаще и страшнее момента, когда смотришь в глаза почти-мертвецу.
Нет ничего тоньше, интимней момента, когда из этих глаз начинает по капле сочиться жизнь.
"Вот ниточка твоя на лезвии. Сладко ли тебе, доктор?"
-Андрея нет тут, - почти зашептал, хрипло, едва слышно. - И слово его здесь не закон. Долг у меня перед ним, это верно... Да со своими долгами я сам разбираться буду. Другое говори - зачем пришел и есть ли у меня другие резоны жизнь тебе хранить, кроме старых долгов?