- А...
Нет, когда-нибудь ему всё-таки ответят на ВСЕ вопросы, которые его интересуют. Пока же только множат их и предлагают варианты ответов. Из скорой и довольно сухой тарабарщины прямо в ухо, которой милостиво наградил Андрей, Даниил сумел понять, что вот этот особняк, собственно, ему и приглядели в качестве временного пристанища, а женщина, вслед за архитектором появившаяся в поле зрения, - владелица дома.
Растерянно обернувшись было вслед Стаматину ("Ты куда, золотая рыбка?.."), Данковский решил не задерживать его: архитектор сделал для гостя достаточно того, что могло бы окупиться простой благодарностью. "Ничего, предоставится случай -сочтёмся."
Чинных представлений удалось избежать, как и хотя бы поверхностного знакомства. Что ж, может, всё и к лучшему... Тем более, что здесь ему, кажется, были рады. По крайней мере девушка, открыто и гостеприимно поприветствовавшая его.
"Кто она, интересно?"- сразу же всплыл в голове участливый интерес,- "Что она здесь держит - пансион? Доходный дом какой-нибудь, или..."
Она, признаться, держалась несколько вольно, и её откровенная, чуть легкомысленная одежда позволяла во всей красе оценить прекрасное юное тело новой знакомой, но Данковский здраво рассудил, что не стоит неприкрыто разглядывать незнакомую женщину, "даже если она выглядит таким образом."
- Знал, что слава летит впереди человека, но не думал, что с такой скоростью. Безмерно благодарен за кров, хотя выбирал я едва ли, Ева...- произнёс бакалавр, поклонившись в знак приветствия доброй самаритянке.
Слетевшее с уст имя невольно отдалось в памяти странным спусковым крючком, и, только произнеся его, Даниил внезапно припомнил написанный аккуратной женской рукой на куске бумаги в его кармане список. При первой же возможности надо было проверить, та ли Ева стояла перед ним, к которой советовала присмотреться Мария...
Юная особа провела мужчину вглубь дома, оказавшегося под стать своей хозяйке: полным ненавязчивой роскоши, немного ненастоящим, игривым... Чего стоили только эти красные шторы и лежащие вокруг приземистого столика прямо на полу гобеленовые подушки. Вовремя отвлёк от не слишком приятных ассоциаций, неуместных в его положении, Даниила представившийся Владиславом молодой мужчина, возможно, немногим старше самого Данковского. Пожимая протянутую ему руку, бакалавр машинально кивнул на приветствие, вздёргивая брови.
"Наследник правящего семейства? Вот уж не было печали... Неужели я уже успел привлечь внимание всех разом власть придержащих?"
Внешний облик Ольгимского был не слишком презентабелен, возможно, даже простоват, и всё же что-то заставило Даниила помалкивать и не задавать вопросов, пока не даст тех ответов, которые от него хотели бы услышать.
- Не знаю, могу ли я помочь... Я к вашим услугам.
"В разумных пределах. Но у вас должен быть веский повод, чтобы ждать незнакомого человека в чужом доме... долго, в общем."

Взглянув на хозяйку дома - не будет ли неприлично? - доктор сел напротив Владислава, приготовившись слушать расспросы с пристрастием. Собеседник поддерживал в общем нейтральный тон, но именно это и несколько зацепило Данковского: что-то показалось неестественным, будто Ольгимский сам знал ответы на все вопросы, и ожидал разве что подтверждения.
"Хотя не стоит сразу же настраивать его против себя. Иметь такого друга намного лучше, нежели врага."
- Я как раз только что говорил с братьями покойного... Признаться, я ещё даже не вполне оправился от шока. Я ведь прибыл сюда именно к нему, по приглашению Исидора Бураха. Наверное, он сможет пролить свет на что-либо, но к нему уже отправлен его ученик.
Удивительное дело, со сколькими новыми людьми приходилось сталкиваться в столь короткий промежуток времени. Благо, все они по-своему запоминались и были связаны с определёнными впечатлениями и отрывками пути, что только играло в пользу Даниила: круг связей сразу же следовало упрочнить и уточнить, дабы всегда быть уверенным в помощи, если таковая понадобится.
- Но я пока отказываюсь что-либо комментировать по факту его смерти,- поспешил добавить Даниил, чтобы не быть превратно понятым,- До осмотра тела и вскрытия невозможно судить о причинах гибели, и, даже если у меня есть предположения, я не стану их озвучивать, чтобы не пустить ложных слухов. Я надеюсь на ваше понимание: позвольте мне не делиться своими догадками "и не подставлять себя под удар в случае ошибки."
Данковский на секунду задумался, припоминая свою дорогу сюда. Он не мог точно сказать, сходил ли кто-то на станции вместе с ним, и кривить душой не желал.
- Я прибыл на поезде, и полагаю, что на нём вполне могли приехать люди, хотя я провёл всё время в одиночестве и не видел, чтобы кто-то передвигался по вагонам.
"По правде говоря, я вообще не уверен, что прибыл легально. Состав уже тронулся, когда я на него запрыгнул, и вагон, похоже, пустовал полностью... Может, его просто прицепили и не закрыли двери... Мда, а ведь я даже не задумывался об этом."
Даниил чуть нахмурился и сощурился, пытаясь пробиться сквозь непроницаемый доброжелательный взгляд Влада.
- Не сочтите за дерзость... Вы подозреваете меня... в убийстве?

Кажется, Данковского начал подводить слух, или же Владислав оговорился. Но Даниил вырвал из речи Ольгимского только одну фразу, которая сильно ударила по ушам.
- Простите, простите...- бакалавр помотал головой, перебивая собеседника на последних словах,- Я не ослышался? Смерти Исидора? Вы, верно, имели в виду...
"Нет. Это его "Крепитесь", и этот тон..."
- Вы, верно, шутите?..
Спина сама собой ссутулилась. Глаза будто погасли, пальцы, доселе сжимавшие ручку саквояжа стальной хваткой, расслабились. "Это такой дурной сон? Пожалуйста, кто-нибудь, разбудите меня. Пусть я снова окажусь в Столице..."
- Владислав, если хоть малая толика из того, что вы говорите - правда, то не хотите ли вы сказать, что мы находимся в самом сердце назревающей смуты? Как вы сказали - растерзали в кашу? Вам не кажется, что это слишком? Вы так спокойно говорите о... массовых убийствах, что я просто не могу относиться к этому серьёзно.
"Провинция провинцией, но какие-то границы должны быть. О-бя-за-ны. Невероятно, чтобы так расправлялись с..."
Некстати в голову постучалось навязчивое воспоминание о стихийном погроме лаборатории "Танатики", и внутренний голос призаткнулся.
"Нужно предупредить Станислава..."- было последней мыслью, на которую был способен разум. Сам факт ещё одной смерти отказывался улечься в голову... Хотя был не так уж несуразен, надо признать.

С каждой минутой вертикальная морщина на лбу светила столичной науки пролегала глубже. Он не слишком хорошо понимал, куда ведёт Ольгимский, но это направление ему решительно не нравилось.
- Я, Влад, теряю нить разговора. Вы пытаетесь меня запугать, что ли?
"Говорит недомолвками, темнит, манерничает... Чего он вообще хотел? Узнать, не видел ли я чего подозрительного? О да-а, браво."
- Если у вас есть ещё какие-то вопросы ко мне - задайте их, и не - как вы выразились? - не злоупотребляйте гостеприимством почтенной Евы,- Данковский посмотрел на слушавшую без особого интереса разговор двух мужчин хозяйку дома,- Боюсь, что я не понимаю, чем ещё могу вам помочь. Пока что, уж простите, я нахожу вашу речь очень странной.
"Нет, кое-что полезное он сообщил. Но манера изъясняться - боже, врагу не пожелаешь..."
Ладно. Покажется грубым - чёрт с ним, ему тоже не особенно нравится зверьком для разглядывания служить неизвестно кому.

Даниил задумчиво пожевал губу, запоминая перечисленные Владиславом имена.
"Комендант Сабуров... Вероятно, именно он и должен поддерживать в городе порядок, и с него следует спрашивать о творящихся бесчинствах. Должны же здесь быть хоть какие-то органы правопорядка! Помимо, разумеется, народного суда, который, как видно, тут процветает..."
- Спасибо за совет, Влад. Думаю, я так и поступлю. Если что-то от меня понадобится, то вы знаете, где меня найти. Скорее всего, моим пристанищем станет на некоторое время "Омут", так?- Данковский снова мельком взглянул на Еву, ища своим словам подтверждения на всякий случай.
"Не знал, что у Исидора есть сын. Но мы в общем-то не касались в переписке личных тем, и чему я удивляюсь... Если он прибыл вместе со мной, то подозрение автоматически падает и на него. Ох, не хотелось бы прослыть замешанным в такой истории, особенно когда всплывает отцеубийство."
- До... встречи. Если потребуется, я вас разыщу.
"Капелла... Это прозвище такое? Странное, но почему-то мне оно кажется красивым. Веет от него... защитой, что ли, хотя не представляю себе, какой бы могла быть его сестра. Ладно."
Когда дверь за младшим Ольгимским закрылась, Даниил встал и, подойдя к Еве поближе, улыбнулся ей, склонив голову (хотя, кажется, он уже её поприветствовал). Только и делает сегодня, что кивки отвешивает.
- Простите, дорогая хозяйка, если я доставил вам беспокойство. Очень неудобно получилось, жаль, что пришлось вести такой разговор в вашем присутствии. Впрочем, оставим. Зовите меня Даниилом, хотя моё имя вам уже, кажется, известно.

Данковского немного удивил почти что товарищеский тон, которым говорила златовласая девушка: так, словно они уже много лет друг друга знали и были добрыми друзьями. Но язык не поворачивался назвать это фамильярностью, напротив - Ева делала это с какой-то изысканной небрежностью, свойственной девицам прогрессивным и не утратившим при этом некоего изящества.
"Как знать - вряд ли она здешняя..."
- Не скажу, чтобы мы были близкими друзьями... Я прибыл не с дружеским визитом, и внезапная гибель тех двоих, на кого  возлагал большие надежды, рушит мои и без того смутные планы.- бакалавр тряхнул едва заметно головой, точно сбрасывая дурные мысли,- Впрочем, зачем я говорю это вам? Не берите в голову, Ева, ни к чему на вас ещё и мои проблемы выкладывать.
Даниил оглядел девушку внимательней, стараясь не слишком её изучать заинтересованными взглядами, заметил, наконец, блестящее на животе украшение, зацепился взором за браслет, надетый на босую ногу, и какой-то генетическая память заставила его слегка смутиться: он всё же не привык к тому, что женщины одевались так откровенно. Девушка, впрочем, себя держала ни разу не вульгарно.
Доктор негромко рассмеялся на её слова:
- Не сносить мне головы, если я откажусь! Но примите мои слова на веру: я не голоден, и не время сейчас для трапезы. Случившиеся смерти коснулись меня непосредственно, и сидеть на месте мне никак нельзя.

«Хорошо. По крайней мере, у меня будет тихое место для работы...»
Второй этаж Омута был чудесен без преувеличения. Здесь можно было найти всё, чего мог бы пожелать уставший путник. Данковский счёл за большую удачу, что почти так сразу обрёл кров, стол и милую доброжелательную хозяйку. Он, конечно, был не привередлив, но оставаться в студии архитекторов Стаматиных не хотел - опять же, стеснять близнецов, да и отравиться алкогольными парами боялся.
Даниил, поблагодарив внимательную Еву, осмотрелся, обошёл кругом комнату, поставил саквояж на дубовую прикроватную тумбу, отодвинул кокетливую занавеску, выглядывая в окно, а под конец сел на кровать, затем и вовсе падая спиной назад.
Так. Дела обстоят очень уж скверно. Угораздило попасть в горячую точку, люди здесь тёмные и дикие, да и технологическим прогрессом обиженные. Похоже, наклёвываются волнения и беспорядки.
Даниил запустил руку в карман и вытянул из него все бумаги, которые там лежали. Оставил рядом с собой письмо покойного ныне Исидора, отложил не пробитый билет на поезд, развернул над головой карту. Единственная пометка, его же рукой сделанная, гласила «.P. et .A. Gemini», и посещать надписанный ею дом снова бакалавр желанием не горел. Вместо того, чтобы изучать бездумно устройство улиц, Даниил порылся в саквояже, вытаскивая из него перо и пузырёк чернил. Отыскав архитектурный ансамбль из трёх зданий, поочерёдно пометил их как «G.», «M.» и «V.», а место своей нынешней дислокации обозначил как «Eva». Просто для себя, так он запоминал лучше.
«Держать путь дальше, полагаю, стану к Сабурову... Это будет самым разумным решением, а затем надо непременно найти Рубина. Жаль, что мы с ним так несвоевременно разошлись - не пришлось бы отправлять его к учителю... Где вот только теперь его искать? Дождусь вестей до завтра. А дорогу к Александру спрошу у Евы...»
Только Даниил успел это подумать, как внизу зазвенело стекло. Видимо, девушка что-то разбила, и отчего-то беспокоить её больше, чем уже успел это сделать, доктор не пожелал.
Впрочем, скоро его хозяйка тихонько затянула какую-то лёгкую песню, и Данковский улыбнулся против воли, проглядывая исписанный Марией листок, где действительно значилось имя его благодетельницы.
«Чудесное всё-таки создание.»

Прямо сейчас хотелось уснуть и забыться прямо так, наполовину лёжа, сном где-нибудь до вечера. Порядком вымотала прогулка с Андреем, протянувшаяся практически через весь город, и впереди могла ожидать ещё не меньшая. Данковский позволил себе от силы на три или четыре минуты расслабиться, закрыв глаза.
В "Омуте" было тихо, тепло и спокойно, свет вокруг был мягкий и чуть рассеенный, ещё чуть-чуть, и не грех будет прикорнуть на час-другой-третий. Снизу слышалось приятное пение. Голос у Евы грудной, немного гнусавый, самую малость похож на детский, и вкрадчивый до невозможного. Она пела что-то простое и приятное, и Бакалавр едва и вправду не задремал.
Решив, что лёжа здесь аки покойник, ничего он не добьётся, мужчина рывком поднялся с кровати и вытряхнул из саквояжа тяжёлые книги, которые брать с собой в дорогу счёл лишней тратой сил. Несколько массивных томов отправилось на стол, один остался прямо возле небольшой гобеленовой подушки.
Даниил огляделся в поисках зеркала, и, не обнаружив оного, утешил себя тем, что вид столичного светила науки сейчас никакое зеркало в здравом уме передавать не станет. Ограничившись приглаживанием волос к макушке и аккуратной перевязкой шейного платка, бакалавр отправился вниз, где хлопотала его новая хозяйка по домашним делам.
- Ева...- как-то сдавленно окликнул он, помявшись у лестницы,- Я вынужден уйти сейчас, сами понимаете - так неожиданно тревожные вести принесли... Я постараюсь вернуться скорее, но для этого, пожалуйста... помогите мне.
Словно извиняясь, Даниил улыбнулся.
"Хотя с чего мне обещать вернуться? Ну да, да, книги в залог оставил..."
- Вы в городе ориентируетесь? Можете подсказать, как найти... определённых интересующих меня людей? Александр Сабуров, в частности, нужен. Он вроде бы один из правителей?
Стараясь как можно вежливей спрашивать, Данковский шагнул к Еве, ненавязчиво обмахиваясь сложенной картой, чтобы иметь возможность просить девушку отметить на ней точки назначения.
- А ещё не знаком ли вам человек по фамилии Бессмертник? Его имя встретилось мне мельком, и уж не знаю, сможет ли он мне помочь... Но возможностью пренебрегать не стану.

Ева легко и непринуждённо сориентировалась по карте, сразу же указав на нужные Даниилу здания.
Первое оказалось удивительно близко к дому Петра и Андрея, через тротуар буквально. В памяти вспыли слова старшего Стаматина, очень смутно проглядывающие сквозь мешанину мыслей: "Здесь живут Сабуровы - еще одна местная аристократия, но к ним я тебя не поведу - дикое семейство, Даниил, особенно женушка... "
"Ведь он же "Сабуровы сказал, или там было что-то похожее? Ну точно, раз и Ева говорит так..."
Данковский попытался представить себе, как будет пролегать сегодня его путь, молясь на то, что не придётся противостоять непредвиденным обстоятельствам. В любом случае, Стержень необходимо было посетить в первую очередь: самое неотложное, к тому же, идти туда пришлось бы долго. Очень долго, учитывая, что без сопровождения придётся задумываться о том, куда сворачивать.
"Театр подождёт. Культурная программа и так в мои планы не входила."
По крайней мере иллюзия цели была. Данковский не ждал у моря погоды, а пытался хоть что-то выяснить, пока его коллега тщетно искал мёртвого уже учителя, если верить Владиславу. Жутко неудобно вышло, как оказался и поспешный уход Андрея несвоевременен: могли бы отправиться к Сабурову вдвоём. Или в крайнем случае до его порога. У Стаматина, видимо, и с местными властями сложились сложные отношения... И почему Даниил не удивлялся?
- Вы необычайно добры, Ева! Как бы я выкрутился без вас?- Данковский, приняв у девушки свёрток с приятно пахнущими чем-то вроде ванильного сахара сухарями, совершенно искренне заулыбался, и, не подумав вначале, что за такую вольность ему могут и по лицу дать: не Столица всё-таки, поцеловал легко и невесомо тоненькую обтянутую длинной перчаткой ручку,- Если когда-нибудь вам понадобится моя помощь, только скажите - всё для вас сделаю!
Немного нужно человеку для того, чтобы перестать чувствовать себя одиноким. Вот как сейчас: простого внимания, которое оказала эта женщина просто в силу своей доброй натуры, хватило для того, чтобы улыбнуться и собраться с духом. Жаль, конечно, что они не встретились на пару лет пораньше, и в более приятной обстановке...
"Но что же - луч света в тёмном царстве лучше, чем вовсе ничего."
- Но мне и впрямь пора. До свидания, Ева. И спасибо ещё раз!- время было дорого. Откланявшись, Данковский покинул особняк и слегка задержался на пороге.
"А воздух и правда... Отвратный. Густой какой-то, пряный... Тьфу ты, лирика, понимаешь. Унылая пора, очей... как его?"
Дело за малым: поднять воротник, прокрутить в голове примерный путь, зашагать по мостовой через дворы.

>>>Стержень, Александр Сабуров.

Отредактировано Бакалавр (2011-12-27 14:23:17)

>>>Сгусток. Владислав Ольгимский

Последовав совету Тяжелого Влада, Артемий направился к Омуту.
Шел осторожно, обходя скопления людей. Петляя по городу, он потерял счёт времени. Когда Бурах вышел к дому Евы, уже начало смеркаться.
Гаруспик постучал в дверь. Из дома не доносилось ни звука. Свет в окнах не горел, и Артемий пришел к закономерному выводу, что никого нет.
"Черт! И где теперь мне искать этого Данковского?"
Пожалуй, он был бы разочарован, если бы не все предыдушие потрясения текущего дня. "Хочется проснуться и понять, что это дурной сон, всего лишь дурной сон. Хочется... да мало ли, чего тебе хочется? Не время раскисать.
Если ему поручили расследование, то он бы наверняка захотел осмотреть тела. Тела, вероятно, на кладбище. Мне стоит зайти туда."
И он так же осторожно стал двигаться в восточном направлении, к кладбищу.

>>>Кладбище

Отредактировано Артемий Бурах (2011-11-07 20:04:11)

Кабак "Голгой-хэн"

Ночь наступила и, - жизнь в городе продолжилась.
Костры у озера сегодня уже не жгут, но кто-то стучит в окно, водит кривым ногтем по стеклу – ветер бросает пригоршни мелких капель, играя на перетянутых нервах. А, может, и  не ветер вовсе. Ева ходит по комнате, опасаясь приближаться к окнам, цедит горький твирин и ждет Бакалавра. Ледяной чай в летний день, хладнокровный, как король пик, его особенно недостает.
Глупо, глупо все получилось, хоть идея, казалось, и была хороша. Страх не за себя: за Андрея, Петра, Юлию, того же Данковского - это точно камень внутри, который она перекатывает с места на место.
Глоток, еще один, горечь исчезает, и в груди остается приятное тепло, змий влезает в голову, стакан врастает в ладонь. Мысли теряют филигранность. В какой-то мере делается наигранно безразлично. Как-нибудь все случится. Семь бед – один ответ. Только поскорей бы утро – комната давит как стенки гроба.
Чуть успокоившись, Ева берет книгу, садится в кресло – читать – и забывает спать. Глаза бездумно прыгают по строчкам, а воображение рисует страшные картины. Много ли времени пройдет, прежде чем болезнь вползет в Каменный двор и стены Омута начнут исходить кровавой сукровицей? Лучше уж сразу смерть – если быстро – чем угасать в агонии и безумной надежде на чудесное исцеление, которого не будет. Ян передергивает, по спине ползут ледяные мурашки и рука вновь бездумно тянется к бутылке.
Где-то за рекой заходятся лаем собаки, город переворачивается во сне и снова умолкает. Уже далеко за полночь засыпает и Ева, так и не дождавшись Данковского, и видит в своих крепких зеленых снах высокие шпили Собора.
Утро возвращает рациональное мышление, но ночные тревоги все не отпускают. Ева то следит из окошка за редкими, тоорпливыми прохожими, то порывается идти в Невод к Юлии, или даже в кабак, искать Андрея или Даниила, и в последний момент все передумывает, боясь так некстати с кем-нибудь из них разминутся. Но время летит, а никто не спешит тревожить покой гостеприимного Омута. И только ближе к обеду раздается стук в дверь и на пороге, как по волшебству возникает такая  рациональная, такая родная Юля.
- Ох, - у Ян вырывается вздох облегчения и она настежь распахивает дверь,  впуская гостью, ища глазами в ее облике, как ищут в комнате свою утерянную вещь. – Как же я рада!

Ева падает в теплые объятия гостьи, и чувствует себя хорошо и почти что спокойно. Она с удовольствием отпускает инициативу, будто невидимой стеной отгораживается от страхов. Юля как глоток свежего воздуха, чириканье воробышка в реве надвигающегося урагана.
- Я такая злая! Так надеялась, что ты придешь, а сама вот сижу в безопасности, - Ян смотрит в не менее утомленное лицо Люричевой, и может только улыбаться, благодарно и чуть виновато. – Говорят, когда заражаешься, сразу чувствуешь: как черным клином в жизнь. Ты уж поберегись и не ходи никуда, даже ко мне.
Юля проходит в комнаты. Ева вслед. Пока закипает чайник, на столе, рядом с потертой вазой с фруктами – под старину – возникают чашки с блюдцами, печенье и твирин. Не королевский пир, конечно, но уж лучше, чем совсем ничего.
Комната сразу преображается – будто в прежние хорошие дни. Мерно постукивают ходики, пушистые птички, закреплённые на зеркале, наблюдают своими блестящими бисерными глазками, как разливается по чашкам чай. Ева садится, закусив пухлые губы, водит указательным пальцем по подолу и, конечно же, делится тем, что ее гнетет:
- А от Андрея и Данковского с вечера нет вестей. Так все глупо, Юленька, будто наваждение. Мы бежать хотели на поезде, да только ничего не получилось – дружинники и близко подойти не дали. И в поле только дурман – не воздух. Я даже не помню, как оказалась дома. Потом все ждала Даниила, да он так и не объявился. Думаешь, если бы случилось что, ты бы уже знала?

- Мне кажется, ожидание – хуже всего. Невыносимо. Петру вот больше повезло.
Ева улыбнулась, но вышло как-то совсем уж не весело, плеснула в пустой стакан твирину – немного, только чтобы сбить охоту – и, не сгибая запястья, одним движением опрокинула содержимое в рот, прекрасно понимая, каким грубым и неженским выглядит такой жест. Но чего уж интересничать перед Люричевой? Задумчиво провела пальцем по губам, забирая горечь и слушая Юлю. В ее словах, вобщем-то, чувствовался здравый житейский смысл. Уж во всяком случае, его там было гораздо больше, чем в белокурой Евиной головушке.
- Да какая тут смелость! – Ян отмахнулась как от нелепицы, даже чуть-чуть раздраженно. Меньше всего вчера думалось о мелочах вроде столичных набережных и тамошних безразличных жителях. Вспоминать стыдно. – Оно, может, и хорошо, что так вышло. Нельзя Андрею в Столицу. И на край света тоже нельзя.
Пауза. Ева молчит – сама вспоминает негостеприимную Столицу, где женщины чопорны и тщедушны, а у мужчин умные лица дрессированных шимпанзе. Юля же неторопливо пьет чай и главную новость оставляет на десерт.
- Да что ж ты сразу не сказала! – в Евиных словах упрек, но радостный. Могли бы, конечно, и заглянуть, поинтересоваться, раз живы-здоровы, ну хоть коротенькую весточку прислать. Да видимо считают, что хозяйка Омута и так никуда не денется. Обидно, но требовать внимания в нынешних обстоятельствах Ева просто не в праве, так что хочется поскорее расспросить Юлю подробней – что и как.
Но беседу прерывает стук в дверь.
- Да ты пророчествуешь не хуже пани Катерины!
Ева выпархивает из-за стола, на губах улыбка. Не Андрей - вошел бы и сам, без стука, - а вот Даниил – пожалуй. Но на пороге, вопреки всем ожиданиям, топчется запыхавшийся мальчишка в замусоленной курточке, сжимая в руке сложенный несколько раз листок:
- У меня записка для госпожи Люричевой, - выдыхает он. И торопливо добавляет: - Только велели передать из рук в руки.
- Ну, проходи, раз велели.
Ян окидывает пустынную улицу до боли разочарованным взглядом и спешит поскорее захлопнуть дверь, как только очередной порыв восточного ветра, перелетев через Глотку, швыряет ей в лицо капли дождя и едкий дурман.

Кто и почему назвал этот светлый и воздушный особняк Омутом Андрей не знал.  Но нынешняя его хозяйка и в самом деле походила на русалку.  Нежная и соблазнительная Ева и двигалась словно плыла и жила словно плыла, изредка выныривая и глубоких омутов собственных мечтаний.
Может и не было у Евы сияющей красоты Марии, а посмотришь, и на душе тепло становится.  И того беспокойства, какое чувствовалось  рядом с Марией, которая не спускала слабостей и рядом с которой нужно было в любой миг быть готовым прыгнуть выше себя, рядом с Евой Андрей никогда не ощущал. 
Ева безоговорочно признавала его силу и легко прощала недостатки. И Андрей, хоть никогда не бежал от бросаемых ему вызовов, к Евиному теплу тянулся тоже.
Так что, если он и злился вчера на Еву за ее несвоевременные обмороки и за блажь с внезапной влюбленностью,  так теперь позабыл, и, распахнув без стука дверь, с порога радостно крикнул:
- С добрым утром, Ева!

Прежде чем решать проблему, нужно выдохнуть и осмотреться. Не придумывать ничего, не искать пути решения: дать себе время проанализировать ситуацию, а миру вокруг - подбросить под ноги очередной путь решения. Все в мире связано причудливой логикой, и ни одно событие не проходит в отдалении от множества других. Связи далеко не всегда очевидны, но в этом есть своя прелесть, позволяющая поражать простецов "чудесами предвидения".
Юле нужно было помочь Стаху, получить информацию о происходящем в городе, получить информацию о бакалавре Данковском, и все это - не привлекая к себе излишнего внимания. И вот, здесь Андрей, владеющий куда большим количеством информации, чем она, и если повезет, он сам все расскажет Еве.
Возможно, конечно, что он хочет остаться наедине со своей женщиной, чтобы обговорить новый план побега - или успокоить её после этой неудачной ночи - но в любом случае, Юля совсем не намерена сразу же тактично вскакивать и прощаться. У нее недопитый чай, с Евой разговор только-только начат, ей по-женски интересно, наконец.
Она кивает Андрею сдержанно, чуть-чуть улыбается, отпивает еще чаю. И даже не смотрит ожидающе. Так кошки иногда делают вид, что спят, наблюдая за окружающими лишь одним повернутым ухом.

Сделалось спокойно и как-то даже легко. Так бы и простоять до вечера, или нет, еще дольше, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за Стаматиным. И ночные тревоги стали нелепыми и будто чужими даже, и будущее показалось не таким уж беспросветным. Шальной, с Андреем всегда так, что и море вдруг по колено.
Люричева сидит совсем притихшая. Никак, ждет подробностей? Это Еве – цел, невредим и – довольно, остальное сам расскажет, если решит что нужно, она не претендует. А Юля логик, думать привыкла и ум у нее пытливый. Да и знает, почти наверняка больше, чем вкладывает в уста Еве. Даже Ян, хоть и дурочка, это понимает, а уж Андрей – и того подавно. Другое дело, что это Ева с бОльшим удовольствием посидела бы и послушала вполуха, просто наслаждаясь обществом. И глубокомысленно помолчала бы – это у нее хорошо и естественно получается. Да видимо, сегодня все же придется хоть немного побыть хозяйкой. 
Она отрывается от стены, ставит на стол третью чашку – чай не предлагает. Легонько касается плеча Андрея рукой, присаживается на свое покинутое место.
- Юля говорила, что видела тебя еще утром. Наверно, по дороге в Створки уже дюжину дел переделал? – Ева с интересом разглядывает свои ладони. Она куда как охотнее поинтересовалась бы здравием Данковского, но, пожалуй, пока не стоит.

- Я видела Кожевенный, - она кивает, испытывая, как и всегда в обществе Андрея, желание свернуться в комочек, занять как можно меньше места и сделать вид, что так и надо. - Ужасно тягостное зрелище, хотя и захватывающее. Эта граница между больным и здоровым, просто-таки видимая, вопреки всем законам природы. Ужасно. И по-своему потрясающе. Наверное, не очень хорошо так говорить, но уж что есть. И вид от Невода... Брррр, чудовищно.
Она встряхивает головой. Песчанка чудовищна и чудовищно интересна, в этом проблема. Наверное, это не то, что можно назвать социально приемлемой реакцией.
- Верховая езда - занятие дорогостоящее. На почтовой станции, возможно, но до нее еще ведь добраться надо. А здесь вы столкнетесь со сложностями: можно было бы, конечно, угнать быков покрупнее, но во-первых, убьют, а во-вторых, насколько я знаю, неизвестно, распространяют ли заразу животные. Если да, то есть риск до нормальных лошадей не добраться. Почему бы не развлечься, скажем, спортивной греблей?
Она Жилку утром видела, Андрей тоже. Вдохновляющее зрелище, ничего не скажешь, хотя сам Горхон должен быть еще чист.

Андрей рассмеялся.
- Милая моя Ева. Чудесно. Мы бы с Юлей еще четверть часа беседовали о спорте, но ты все сразу обозначила с кристальной ясностью. Скажу тебе так же прямо, теперь скрыться из города куда сложнее, но я не считаю это невозможным.
Андрей замолчал ненадолго и посмотрел на собственные ладони, сжал кулаки, чувствуя, как напрягаются мышцы.
- Руки, говоришь. От слишком долгого бездействия они слабеют.  Да и не слишком ли поздно? Теперь Городу нужны доктора, а не строители. Или, полагаешь, мы с Петром сможем им чем-нибудь помочь?  Братья милосердия Стаматины, ха-ха-ха. Вот только  надо бы решить, кому мы будем подавать скальпели. Даниилу я доверяю, но все еще  считаю, что лучшая помощь, какую ему можно оказать – добыть для него лошадь или лодку, или, скажем, воздушный шар.  А остальные медики? Не знаю на что способен молодой Бурах, если он вообще захочет лечить тут хоть кого-нибудь, учитывая как радушно его встретил родной Город после десятилетнего отсутствия. 
Михаил Шкиль помогал покойному Исидору  остановить первую вспышку.  Но я его видел сегодня. Поник душой и телом, и никого спасать не собирается. Ну, вы знаете Шкиля и его риторику – мы все умрем, покинем эту юдоль скорби и прочая тоска. Может он взбодрится, когда Песчанка схватит его за, гм… ,чувствительные места, но пока что от него никакого толку. Остается Стах Рубин. Вполне перспективно. Он тоже ученик Исидора, побывал на фронте, крепок духом. Я правда понятия не имею, чем он  сейчас занят. В Горнах он свою работу закончил.   Слышали о нем что-нибудь?
Андрей снова откинулся в кресле и взглянул сперва на Юлю, а потом на Еву.

Ева молчала, сжимала кулачки, так что на ладонях будет по четыре вертикальных зрачка. Представляла вчерашнюю фантазию, маленькую комнату где-то в столице в доме из красного кирпича, с множеством книг и кружащимися в последних солнечных лучах пылинками, погожий вечер за распахнутыми ставнями, который так к лицу влюбленным. Все это было настолько чудно, что могло бы случиться в другое время и, скорее даже с другими людьми. 
Но кто-то внутри Андрея, за Андрея, помимо Андрея, все уже принял, решил и кажется, согласился. Все потому, что Ева была плохой женщиной для Андрея. От твирина голова ее серебрились легкостью, она все время ждала, верила и не требовала невозможного, так, чтобы превзойти себя. Удобство, приподнятое и со всех четырех сторон обвеваемое живым, сочным степным воздухом, после которого так устаешь к ночи.
- Нет, Юля, Стах в Омут не заходил, - она поймала на себе вопросительный взгляд. И почему Люричева так улыбается? Ждет, что Ева уцепится и поспешит с расспросами? Нет, это совесть нечистая, вот и кажется. Ян кусает губу и чувствует, как кровь приливает к щекам.  – А что Даниил, тоже отчаялся?

Вот эта мысль, на самом деле, правильная - и тяжелая. Юля втайне симпатизирует Станиславу - хорошо, если честно, очень симпатизирует - и совсем не хочет думать о том, что Андрей может быть прав. И о том, что где тот на самом деле, она не знает, но знает, что он прячется. Ему очень важно скрыть свое местоположение, а сразу же за ним идет Андрей, а за Андреем, наверняка, стоят Каины... Что Стах мог сделать, чтобы навлечь на себя такое нежелательное внимание?
- Может быть, он пошел к горбуну? - она пожимает плечами, поправляет шарфик. - Или решил зачем-то вернуться в Горны? Ох, знала бы, что все так сложно, непременно догнала бы.
Юля недовольно качает головой, сердясь на себя - вполне искренне. Знала бы, что все так сложно - догоняла бы мальчишку и расспрашивала как следует, дети в городе всегда все знают.
- Я уверена, рано или поздно он выйдет на связь. Это же Стах. Он ответственный, а если Болезнь в самом деле продолжит наступление, без него будет совсем плохо. А что говорит Данковский? Наш независимый сторонний эксперт, впервые столкнувшийся с Песчаной Язвой... Не сомневаюсь, что тоже колеблется между греблей и верховой ездой, но уверена, что этим не ограничивается. Если я правильно понимаю, он прибыл в наш город, чтобы нанести самой Смерти сокрушительный удар, а вместо этого получил от этой несговорчивой дамы весьма унизительную пощечину.

Ева зябко сворачивается в кресле, и, будь они вдвоем, Андрей предложил бы ей несколько действенных способов согреться.  Но они не одни, так что остаются только разговоры.
Данковский напуган, - честно отвечает он Юле, - но, кажется, собирается исполнять врачебный долг. Ну, или принять вызов Смерти, что в данных обстоятельствах, считайте, одно и то же. Тем более, Город все равно закрыт  и особенного выбора у Даниила нет.  А Рубин…  Надо все же отыскать его.  Вы думаете, Юля, что он у Горбуна?
На месте Рубина, Андрей Горбуну бы не доверился, тот за сотню монет мать родную продаст, причем в самом буквальном смысле. Но тело у него спрятать можно. И Каиным продажность Горбуна только на руку.  Проверить стоит. Денег у Андрея при себе немного, но, пожалуй, Горбуну хватит.

Нарочито отсутствуя, легонько толкнуть расслабленным пальцем чашку в пузатый бок и осторожно потянуть на себя, так, чтобы не звякнула о блюдце. А барышня на чашке, скромно опустившая взгляд доле, не выдержав пыл своего воздыхателя, под каким углом не посмотри, кажется, дышит вульгарностью: от намекающего кончика туфельки до небрежного локона на нечаянно оголенном плечике. Ева чуть хмурится – и как это раньше не замечала? – ненадолго поднимает задумчивый взгляд на гостей, словно собираясь полюбопытствовать, а не находят ли они того же, что и она, но, естественно, этого не делает.
Говорить важные разговоры – это не к глупенькой Еве, к Еве лучше за другим – о важном помолчать. А они все говорят. Говорят так же полно, как она – молчит. 
Блюдце все же издает тихий скрежет по нервам. Ева медленно смаргивает, отпивает чай. Остыл.
- Что ж, если Юля не обозналась, - она откидывается в кресле, усмехаясь. Да уж, Рубина спутать – постараться. - Стах направился либо к Горбуну, либо к Каиным – здесь больше не к кому. Андрей, я могла бы… - закусывает губу и не договаривает. Андрей отлично знает: она могла бы много для него, только скажи, но отлично в этом не нуждается. – Или составлю компанию Юле. Сидеть в четырех стенах одной мне все равно не выносимо.

Разговор почти тактично закончен. Андрею правда зачем-то очень быстро нужен Станислав. Жаль, только начинало становиться интересно...
- Я хочу погулять. Дома сейчас ужасно, не могу не думать о том, что за рекой висит эта мерзость. Пока нет дождя, и на улицах, кажется, никто не убивает людей, пройдусь немножечко. Если увидите Данковского, передавайте ему мой привет и наилучшие пожелания.
Она не ждет, пока Андрей или Ева решат проводить - наоборот, улыбается им, кивает на прощание и выходит в коридор, оставляя голубков наедине.
Ева вся в своих мыслях о Данковском, уезжать не хочет, но она - существо покорное, даже в каком-то роде бессловесное.
Андрей об отъезде говорит, а вот о погоне за Стахом - молчит, осторожничает. Уже держит внутри мысль справиться, уже есть здесь неоконченное дело. Хорошо.
Ниточки, ниточки, ниточки, люди сплетаются в паутину и натыкаются на собственные следы. Андрей не поедет из города, пока не найдет Стаха - а может быть, не поедет вовсе.
Написать Александру? Нет, указывать ему напрямую на Стаматиных - это почти предательство, и, несомненно, провокация. И потом, Комендант должен знать такие вещи сам. Но написать будет надо - ближе к вечеру, пару слов поддержки. И зайти к Катерине.
Столько дел, столько дел...

>>>>"Приют"

Отредактировано Юлия Люричева (2015-06-23 12:17:42)