С того момента, как тело младшего Братца скрылось во тьме коридора за захлопнувшейся решёткой, прошло уже достаточно много времени. Кажется, вот-вот должен был подойти к концу очередной цикл. Жнец не имел никаких часов и ориентировался на колебания Цвета наверху, изменения в поведении живности и удары молота, оповещающие о начале нового дня.
Разумеется, остаться до следующего пришествия какого-нибудь странника или визита Брата в полном одиночестве Риперу не грозило: надо было быть полным идиотом, чтобы не выбраться живым из тюрьмы. Она ведь была не так уж опасна. Какой там катарсис, какие приключения? Разве что недосмотреть и провалиться сквозь обветшалый пол пещеры, упасть в озеро или протиснуться сквозь прутья клеток к какому-нибудь психопату есть опасность. Луни скорее всего занимался изучением: согласно наблюдениям Жнеца, парень отличался любознательностью. Наверное, он просто решил остаться у воды - чарующей, но смертоносной, - или любовался каменными сводами, в которых вполне мог находить Крылатый необъяснимую прелесть.
Скучно не было. Ему скучно вообще не бывало. Жнец убирал с глаз долой безжизненные туши шатунов, неожиданно взволновавшихся и метнувшихся в сторону тюрьмы - они чувствовали Цвет на подошвах её обитателей. Недородки сразу же были методично нанизаны на копьё и выброшены в поле неподалёку. Тюремщик привык к набегам мелких зверюшек, и их истребление было уже скорее рутинной работой. Сюда не заглядывали разве что скорпионы: им здесь искать было нечего, а вот остальные иногда появлялись на свою беду.
Упокоив без почестей последнюю партию жирных непонятно отчего существ, Рипер услышал, когда возвращался к дверям, звуки шагов. Медленные, размеренные, затем - резко ускорившиеся на несколько мгновений. Глухие удары ладоней о заржавевшие прутья. Полный измождения, но не надломленный голос:
-Жнец, открой решётку!
Вернулся парень... Долго же он странствовал.
-Да не кричи ты,- тюремщик показался перед дверью, зайдя к ней сбоку,- Я рядом большую часть времени.
Рипер взялся рукой за один из прутьев и потянул дверь на себя. Удивительно, но ни замков, ни засовов видно не было - они попросту отсутствовали. Но открыть дверь не под силу было ни одной живой душе. Про себя все называли странную особенность тюрьмы магией, заговором, по которому доступ к клеткам мог иметь только тюремщик. Жнец легко, даже с некоторым промедлением отворил решётку и отступил в сторону, позволяя Брату выйти наружу.
Интересно, что же расскажет?..

Преграда, в которую изо всех сил упирался руками Луни, исчезла, и Брат чуть было не потерял равновесие и слегка покачнулся, опьянённый свежим воздухом. Голова немного кружилась, хотя этого быть не должно. Это же была простая прогулка, так? С чего я себя чувствую так, будто наглотался Пурпура? Что за чертовщина? Крылатый мотнул головой, стараясь привести мысли в порядок и понять, почему он, собственно, до сих пор стоит в пещере, хотя Жнец уже открыл решётку?
Щурясь от непривычного света, Луни хотел было прыгнуть в сторону выхода, но передумал - ноги были ватными, и в ближайшие часы об акробатических номерах можно было забыть. Вместо этого он медленно, не в своей обычной манере, вышел из тюрьмы.
- Я рядом большую часть времени... - звоном отдалось в ушах, Луни слегка поморщился и перевёл взгляд на Рипера. Тот, похоже, был чем-то очень доволен и даже с некоторым любопытством смотрел на вернувшегося искателя приключений.
Наверно, надо поблагодарить, за то, что он позволил мне исследовать тюрьму. Да... надо... - мысли давались тяжело, как и шаги по направлению к ближайшему плоскому и достаточно низкому камню, на который можно просто сесть и ни о чём не думать, по крайней мере, в ближайшее время.
- Спасибо, Жнец, - вяло поблагодарил Луни тюремщика. Тянуло в сон. - Было... интересно.
Проблема заключалась в том, что Крылатый не очень помнил, что случилось в подземелье. Он, вроде, потерялся, а дальше всё словно покрыто туманом. И самое странное заключалось в том, что вечно любопытному Брату не хотелось думать и попытаться хоть что-то вспомнить.
Крылатый поднял голову, выражение его лица было пугающе спокойным и отрешённым. Брат сейчас явственно напоминал свою Сестру.

- Разрешено лишь хранить, запрещено действовать. Лимфа Цвета — не для преступной траты, лишь для преумножения, ибо она — основа жизни и радости. Отдавать свою Лимфу ради суетных действий — табу.
- Лимфа любого Цвета бесценна, потому надлежит слушать волю каждого Цвета. Каждая капля каждого цвета помнит о тебе, берегись их гнева. Цвета не любят друг друга, сочетать их неосторожно — табу.
- Поглощать больше положенного тебе — табу.
- Принадлежащей тебе Сестре не смей отдавать больше, чем надо, чтобы поддерживать в ней жизнь. Развращать принадлежащую тебе Сестру подарками, тем толкая ее к смертельной ереси — табу.
- Называть это место Смертью, Адом и Промежутком — табу. Слушать еретическую ложь Сестер, умоляющих проводить их наверх — табу.
- Верить в то, что есть мир лучший, чем этот — табу.

Цвет упал в сердце Сестры живительной каплей, став надежным плечом и спасательным кругом в круговороте смеха и веселья. Има прикрыла глаза, вознося тихую благодарность своему покровителю и внимая его словам. Хотя для Имы было очень странным проявления такой заботы от грозного и непримиримого Цвета, но в то же время она всегда чувствовала его заботу и в её сердцах просыпалась надежда. Для страдалицы никогда не было важно, что будет завтра или что было вчера, её жизнь наполненная лишь созерцанием и тяжкими раздумьями, не менялась и лишь обещала, что в один прекрасный день все закончится. Оборвется трос или закончатся силы. Она никому не говорила о своих мыслях – жизнелюбивые Сестры не поймут, а лишний раз видеть снисходительные усмешки было невмоготу. Чувствуя, как Цвет дает её силы жить, она задумчиво покосилась на сестру, любуясь ярким рыжим оттенком её длинных волос и открытой улыбкой. Янтарь и Сирень…
Такие же цвета любил её брат и они отвечали ему взаимностью. Самое дикое и неконтролируемое сочетание цветов, губительное для несчастной сестры и в тоже время такое притягательное. Жизнь на грани между жизнью и смертью никогда не была для Имы чем-то особенным. Лежать под лезвием, когда так легко найти момент, когда ты была еще жива и уже мертва и встречи с теми, кто греет в сердце янтарный яд. И если Жонглеру опасть в жизни, где он в любой момент может перейти грань и нарушить Табу, приносит лишь особую пикантность, позволяя насытить свой интерес, то Има просто не умеет жить иначе. Она слишком много страдает. И медленно сходит от этого с ума…
  - Я рада, что в Промежутке станет меньше печали – уголки губ дрогнули, а тонкие пальцы заученным движением убрали выпавшие пряди за ухо. Кто как не она, любила равновесие и знала, что избыток страданий не приведет ни к чему хорошему.
- Ты знаешь, они не интересы мне, но… - она устремила свой взгляд к куполу цирка, будто вспоминая – Я знаю, что наш хрупкий мир сейчас дрожит от новостей, но мне неведомо правдивы ли они или это все интриги возлюбленных Сестер – она тяжело вздохнула, скрестив пальцы рук, а потом отстранено посмотрела перед собой, продолжая говорить  - Душа явилась в этот мир. Так странно, знаешь. Я не встречалась с ней, но Братья обеспокоены, что может быть нарушен порядок и все мироустройство. Как думаешь, что принесет с собой её приход?

"Душа?.. Что это значит - Душа?.."
Взгляд Ани совершенно не изменился - такой же лукавый и пристальный - но в мыслях появилась легкая неуверенность. Она почувствовала, что пропустила нечто важное и что нужно это срочно исправлять.
"Значит, пока меня не было, в Промежутке пробудилось что-то новое? Не Брат и не Сестра?.. Хорошо же я промедитировала, однако! - легкое рездражение собственным незнанием окончательно вытеснило всю сиреневую задумчивость и мечтательность. Безусловно, время созерцания и раздумий кончилось. Появление чего-то, ранее неведомого, чего-то, способного всполошить Братьев, грозило переменами. Новым знанием, новой печалью, новыми интригами, конечно. - И Цвета молчат, когда так нужны..."
А впрочем, раздражение и растерянность быстро вновь сменились предвкушением и азартом. Теперь Ани точно знала, чем займется сразу же по выходу из Покоя - расспросит Сестер, попытается вытянуть что-нибудь из Братьев, и найти это странное существо, о котором Има сказала с таким тихим уважением. Найти и спросить, откуда оно. Не из Кошмара - ведь оттуда возносятся только Братья. Вряд ли из Промежутка - здесь рождаются только Сестры. Мысли мелькали быстро и лихо, и Ани сама испугалась собственных выкладок. Испугалась, и решила поразмыслить о том, откуда взялась Душа, когда-нибудь потом. Или спросить у неё самой.
-Перемены, Сестра, - в голосе - задумчивость и удовольствие предвкушения. Ад, который творится на всяком стыке времен, ад, который наступает, когда Братья тревожатся за Спящего, нравился Ани больше всего на свете. По крайней мере её янтарной части опасность, суета и неуверенность были самым желанным фоном для проявлений характера и вечного "я никого не боюсь!" - Прежде всего - перемены.
Предвкушение и волнение новостями не давали ей сидеть на месте, и Ани поднялась, сделала резкое сальто через голову. Тело застоялось за время, проведенное в раздумьях, и подчинилось с удовольствием. Сладость действия, сладость движения... Колесо, ещё одно сальто. Остановилась, встряхнула головой, укладывая растрепавшиеся волосы более-менее прилично. Спросила - в голосе не было и следа одышки, словно она и позы не меняла:
-Что говорят об этой Душе Сестры? Расскажи, пожалуйста.
"Слухи. У кого она была, кто и что говорит. Встречала ли её та же Ава?"

Маленькие ручки серебряной девочки любопытно вытянулись к его руке, и он улыбнулся. Здесь, в Промежутке он улыбнулся впервые. Вытянувшаяся в тоненькую серебряную струнку сестра выглядело так трогательно и тепло, что Штиль не удержался и протянул ей свою левую ладонь, чтобы помочь, подсадить ее. Чтобы она смогла прикоснуться к его серой, изъеденной оспами коже и ржавчине его оков. Но, не заметив протянутую к ней руку, девушка оставила свои попытки дотянуться до него.
Штиль хотел вздохнуть, но вспомнил, что тут не дышат. И, уронив руку на землю, он произнес:
-  Называй меня Штиль. А цепи мои – наказание за мои прошлые грехи, но… - он замолчал, вспоминая то, что говорил ему Китобой, - скажи мне, Сестра Юмэ, кому принадлежишь ты?
Штиль уже хотел подняться чтобы, услышав имя, уйти.  Но передумал. Вдруг она захочет еще раз прикоснутся к нему, а он не оставит ей возможности.
Запретные мысли роились у него в голове, но поделать он ничего не мог с собой. Табу понятны только Братьям, и только они могут их соблюдать во всей строгости. А Штиль не видел Кошмара. И потому держать себя в руках было сложно. А без Изумруда – почти не возможно.
Плавным движением он выпрямился и больше не нависал над Серебряной Сестрой. И огромные сиреневые очи больше не смогут вглядываться в его блеклые  и пустые глаза.

- Шти-и-иль… - прикрыв глаза, тихо протянула девушка, прочно врезая имя в свою память, - Красиво имя сие… - прошептала она, -Но за какие же грехи, в подарок цепи ты получил? Ах да… всех своих сыновей металлом Кошмар одаривает… Запамятовала, - будто сама с собой говорила Юмэ.
Услышав вопрос, обращённый к ней, Сестра открыла свои большие глаза и удивлённо посмотрела на Брата.
- Кому?.. – Дева приложила палец к губам и возвела взгляд к кронам безжизненных серых деревьев. Долго, не мигая и не шевелясь, даже перестав дышать, смотрела она на появляющиеся из листвы то тут, то там крылья Ушанов. И наконец, коротко произнесла… - Никому.
На мгновение перед глазами всё потеряло очертания и слилось в сплошную серую воду, которая завертелась в бешеном водовороте. Когда всё пришло в норму, Сестра увидела, как последние остатки ростков растворялись в пространстве. Тут же девушка сорвалась с места, закрутилась в причудливом танце, перепрыгивала корни; звонкий смех разрезал тишину Сада.
- Ушёл Яд из Покоев моих! Ушёл! Испарился! – радостно кричала она. Такое проявление радости было ей чуждо. Даже ядовито… но как тут не радоваться, когда твой враг улетучивается из твоего Соцветия?
Но тут Юмэ замерла. Пару мгновений она чего-то ждала, а потом… Улыбка сползла с её уст.
- Цвет… не пришёл он… - тихо пробормотала она.