Театр всегда был - или казался Капелле - совершенно особенным, чудесным и волшебным местом.
Здесь словно бы оживали сказки, и если не приглядываться, можно было и не замечать мелочи, намекающие на наигранность происходящего. Если не смотреть, можно и не видеть блестящих лесок. Если не вслушиваться - можно и не узнавать голос бессменного режиссера. Если вглядываться только в движения кукол, можно, правда, увидеть их живыми...
Капелла помнила, как ещё совсем недавно - разве так уж много - десять лет? - она правда верила в то, что всё, происходящее на сцене - взаправду. Что куклы живые, и после представления пьют чай и обсуждают своих юных зрителей. Или и вовсе уходят в сыгранную сказку и живут там до следующего представления. Да. Тогда мир был добрее и проще, и она думала, что помнит все сказки мира наперечет и верила, что все они были и живут если не за углом, то в Столице точно.
Вера ушла с возрастом - довольно быстро, надо сказать - но младшая Ольгимская всё равно любила ходить на представления. Уже не столько затем, чтобы поверить в сказку, сколько для того, чтобы посмотреть на волшебство искусства. На детские лица - сосредоточенные, веселые, грустные. На смутно виднеющуюся в полумраке тень кукловода. На масок - когда-то пугавших её до дрожи. Послушать тишину - тишину благоговейного молчания, невозможного, но случившегося. Кукловод говорил полушепотом, но его было прекрасно слышно - ведь дети, обычно непоседливые и громкие до ужаса, молчали. Приоткрыв рты, привстав на цыпочки, чтобы лучше видеть...
"Колдовство. Ребятишки из легенды, завороженные флейтой Крысолова"
Мать, изображенная на стене, улыбалась, не глядя на непутевую дочь. Помнится, в детстве, когда она умерла, Капелла ходила в Театр чуть ли не каждый день. Не одна, конечно - тянула за собой то отца, то брата, вызывала у старшего раздражение, у младшего недоумение... Они считали, что плакать нужно на кладбище, но там маленькой Виктории не нравилось. Могила не вызывала никаких ассоциаций с матерью, да и тянуло на кладбище слезами и трупами... В Театре было другое - в Театре мама вечно протягивала руки со стены, с портрета, и волшебство человеческой веры, атмосфера тайны, казалось, были её заслугой.
Представление плавно шло к концу, и Капелла решила не спешить пока домой - там прохладно и тихо, книга дочитана вчера почти ночью, а за новую браться не хочется...
"Пойду к Жилке. Там сейчас так красиво..."

Представление окончилось, и волшебная тишина разом разлетелась на тысячи осколков - как стекло от удара о мостовую. Дети разом засмеялись, закричали, захлопали, очарование благоговейного молчания развеялось, как дым, и Капелла едва заметно поморщилась. Нет, она любила детский смех, любила и аплодисменты. Но атмосфера творящейся сказки, завораживающей зрителей, нравилась ей куда больше.
Она ударила ладонью о ладонь, больше отдавая должное мастерству артиста, отвела взгляд от яркой улыбки кукольника. Куклы уже исчезли в руках одной из Масок, дети хлынули к выходу - в распахнувшуюся дверь вливался яркий солнечный свет. Капелла встряхнулась, осторожно сделала несколько шагов вместе со всеми. Ей успели пару раз наступить на ногу, она сама только с трудом удержалась от столкновения с каким-то излишне целеустремленным малышом... Каждый раз после представления в Театре творилась такая вакханалия, и Капелле каждый раз казалось, что её рано или поздно затопчут, а уж о том, чтобы отстраняться от нечаянных прикосновений и речи не было.
Впрочем, это можно было терпеть - и галдеж, и столпотворение - ради ощущения ожившего чуда.
Наконец, поток юных зрителей, стремящихся выйти на свет, несколько поредел, и юная Ольгимская тоже направилась к выходу, аккуратно отстраняя немногочисленных малышей, не успевших выбежать наружу в первых рядах. Она уже была не совсем здесь - представляла, как купит орешков в ближайшей лавке и пойдет на речку, усядется на парапете набережной... Солнечный свет, перспектива сластей и приятного времяпрепровождения манили Капеллу, тянули, как магнитом.
"И отец не будет беспокоиться. Сам отпустил до самого вечера..."
Заступивший ей дорогу Исполнитель оказался для девочки полной неожиданностью. Мгновенно проснулась память - она, когда была совсем маленькой, до ужаса боялась строгих клювастых птиц. Настолько, что вцеплялась в мать и закрывала глаза, чтобы только не видеть немую жуть.
Сейчас это, конечно, уже прошло - в четырнадцать лет глупо бояться таких мелких страхов. И всё-таки внезапно преградившая путь Маска была жутковата.
Капелла аккуратно попыталась обойти Исполнителя, но быстро поняла, что это затея гиблая - вроде и не двигаясь, Маска оказывалась точно между ней и дверью.
"Чем дальше, тем смешней... Или страшней? Я не помню..."
Впрочем, благодаря чутью, испуга не было. Только безграничное недоумение.
"Стоп. Шаги?.."
Капелла медленно обернулась и скрестила руки на груди, невольно копируя отцовскую позу. Впрочем, в исполнении отца это смотрелось грозно, а в её - наверняка смешно.

Отредактировано Виктория Ольгимская мл. (2011-07-21 20:00:40)

Человека, спускающегося ей навстречу, Капелла знала, как и все дети Города - в лицо, и не больше. Знала, что он бессменный и, несомненно, талантливейший режиссер, артист и кукловод. Знала его белозубую улыбку, с которой он неизменно выходил на поклон. Знала, что он владеет Театром и ставит пантомимы уже десять лет, если не больше. Но не знала имени и даже не могла предполагать, зачем она могла понадобиться этому человеку.
Наверное, будь Капелла младше - она обязательно откликнулась бы на очарование сказки, которую маэстро творил каждый день. Спросила бы что-нибудь о любимых героях, приняла бы оскал, как искреннюю улыбку... Жаль, но сейчас было уже поздно. Сейчас Капелла уже умела видеть излишность и вычурность жестов,  нарочитость улыбки - "Не улыбайтесь мне так, мне сразу хочется отступить к стене" - и потому терпеливо ждала, что же ей скажут, не размыкая скрещенных перед грудью рук - этакий барьер, интуитивная поза закрытости, отрицания.
И взгляд маэстро ей не то, чтобы не нравился... Настораживал. Так смотрят на неведомых зверушек в зоопарке, тяжело, словно не взглядом окидывая, а ладонью проводя по коже. Нет, неприятный был у маэстро взгляд и Капелла давила в себе желание обернуться - а вдруг Исполнитель, видя, что хозяин уже и сам вышел, ушел куда-нибудь? Тогда можно было бы аккуратно отступить на шаг - почти незаметно, скользяще - а там до двери всего полшага, а от Театра до дома две минуты правильного бега... Удерживала гордость - ей бегать от того, кто пока ещё не сделал ничего дурного? Удерживала убежденность, что к маэстро не стоит поворачиваться спиной, а ещё Капелла на самом-то деле точно знала, что Исполнитель от двери никуда не делся. И не денется, вплоть до отдельного распоряжения.
Но вот маэстро удобнее перехватил трость, так чтобы оставить руки более-менее свободными, и изобразил красивый драматичный жест, значения которого Капелла не знала, и место которому было скорее на сцене, чем в обыденной жизни. Хотя сцена - вот она, да и Театр вокруг... Можно ли называть жизнь здесь обыденной?
"Значит, прощения. Значит, приветствовать.."
Капелла чуть склонила голову, показывая, что услышала и поняла, и тут шедший сзади свет будто бы схлопнулся, негромко стукнула дверь, и сразу стало неуютно. Пути отступления, даже гипотетического и невозможного для использования на практике, не было.
"Нет, плохого не сделает, но всё равно - тревожно".
"Значит, Марк? Хорошее имя, как раз в самую пору"
-Виктория Ольгимская Младшая, - представилась она в ответ, уверенная, что это не нужно, что её уже узнали. Хотела было добавить "Но лучше звать Капеллой" - и не стала. Всё-таки это имя было не для всех, а для тех, к кому она испытывала безоговорочную симпатию.
К Марку таковой пока не наблюдалось.

Что-то мелькнуло в оскале кукловода - ну, не поворачивался язык называть такое выражение лица улыбкой - смягчая его, делая мягче и как-то честнее. Капелла, всегда чуткая к таким вещам, самую чуточку расслабилась. Рук, конечно, не опустила - раз уж заняла позу защиты, так и держи её теперь - но всё же взглянула на Марка с несколько большей долей приязни. Потому что за хозяином Театра мелькнул человек - на мгновение, но всё же - а не отточенная до вычурного изящества маска. Приподняло голову фамильное любопытство, выглянуло из-под недоверия и тревожно-неприязненного ожидания. Захотелось увидеть настоящую улыбку, а не нарочито-искуственный оскал для публики.
"В честь?.. Он знал маму? - и тут же, насмешливо - Конечно, знал. Кто же в Городе её не знает"
Но всё равно казалось, что во взгляде маэстро, на несколько секунд обращенном к портретам, было что-то... Что-то, чего не бывает во взгляде мимолетных знакомых. Какая-то странная ностальгия.
"Похожа?.. Отец всегда говорил, что ни капельки. Мол, в него пошла, и глаза не того цвета, и веснушек слишком много..."
Маэстро выдержал эффектную паузу, за время которой Капелла пришла к выводу, что здесь точно есть какая-то тайна, заинтересовалась и отвлеклась от неприязни и, наконец, красивым жестом указал на подмостки. Трость в его руках казалась продолжением тела. а не отдельным неживым предметом.
...В детстве Капелле часто хотелось взобраться на сцену Театра. Сначала ей казалось, что оттуда можно попасть в сказку, потом ей просто захотелось узнать, как видят Маски и куклы зрителей. Мешаниной глаз и рук, теряющихся в темноте или как-то ещё? Мимолетно хотелось послушать доски, на которых столько раз воплощали небыль, может быть, попробовать самой что-то изобразить... Нет, в талант артиста у себя Капелла не верила ни на грош. Просто ей было интересно. Дурное, подчас бесполезное любопытство - добраться до всего, вкусить все ощущения.. Так что сейчас она не стала протестовать - тем более что дверь все равно оставалась закрыта - и взошла на сцену, не удержавшись, раскрыв руки, как крылья и пересчитав все ступеньки. Нарочито медленно и торжественно.
Уселась на край, предварительно разгладив юбку, поболтала в воздухе ногами - излюбленный жест всех детей. Руки на груди снова скрещивать не стала - сейчас это выглядело бы уже глупо - просто расслабленно перекрестила их на коленках. Задумчиво обвела взглядом Театр.
"У досточтимейшей и премногоуважаемой? Маэстро изволит шутить, или всегда так разговаривает?"
Да. Любопытство было одним из немногих стимулов, способных отвлечь Капеллу от тревожных мыслей, к тому же она, в силу возраста, привыкла опасаться мира, но по-настоящему в плохое не верила и потому сейчас более-менее успокоилась.
И всё же ответ получился сухим и коротким:
-Всё. Совершенно всё в порядке.
"Разве что папенька с братом опять ссорятся... - но этого, она, конечно, так не сказала.

Зал отсюда, со сцены, казался меньше, чем снизу. Полумрак укутывал помещение, делая его ещё теснее, и только потолок - высокий, куполообразный, терялся в темноте, на невообразимой высоте. Казалось, что если крикнуть - подхватит многоголосое эхо, закружит, унесет ввысь, растворится там, где никакое человеческое ухо уже не услышит.
Капелла с интересом вслушивалась в тишину - шаги маэстро пока не занимали её, он молчал и в получившейся паузе оказалось очень удобно слушать почти незаметные шорохи. Тихое потрескивание дерева, из которого сложена сцена. Гулкий звон прохладного воздуха под потолком. Аплодисменты, смех и голоса - невнятно бормочущие что-то, повторяющие однажды отзвучавшие пьесы. Память старого Театра, ни на мгновение не замолкающего окончательно, ни на мгновение не засыпающего, переживающего моменты собственного триумфа раз за разом. И вот уже в руках оказались ваги - тонкие перекрещенные палочки, от которых шли нити - бесчисленные нити к марионеткам. Капелла повела рукой - и одна из куколок двинулась, кивнула, присела в реверансе. Вторая вышла ей навстречу, потянула руки... Зал был полон, благоговейное молчание наполняло воздух, и Капелла, как завороженная следила за собственными действиями. Вот кукла закружила другую куклу в вальсе, в красивом и выверенном до мельчайших деталей. И вот - руки кукол стали человеческими руками, тряпочная оболочка превратилась в кожу, глаза-пуговицы преобразились в человеческие глаза...
И Капелла испуганно выронила ваги - перед ней плясали люди. Живые люди.
Щелчок крышки - глоток - щелчок.
Видение было реальным и явственным, то ли предостережение, то ли просто красивая аллегория. Капелла глотнула воды и тихо выдохнула, надеясь, что маэстро не успел обеспокоиться за неё - она знала, что во время видений взгляд у неё отсутствующий и серебряный. Отец в первое время пугался. Потом привык.
"Куколка?.." Противное липкое слово царапнуло слух, и Капелла чуть нахмурилась. Она не любила, когда её называли как-нибудь так, особенно с настолько странными интонациями. Тем более что особенный акцент, сделанный Марком, вызвал явственное воспоминание о видении, так и ещё не успевшем уйти. "Тонкие человеческие руки, нить на запястьи тонка и полупрозрачна...".
"Странный вы, маэстро. Странный." Начало нервировать и то, что лица собеседника - если, конечно, монолог можно назвать беседой - видеть не получалось. Оборачиваться, сворачивая шею, было глупо и неудобно, встать - окажешься на две головы ниже, да и нужно будет что-то сказать. Менять позу, садясь так, чтобы видеть? Ну, не в юбке же?
Да. Иногда Капелла жалела, что не носит брюки.
Ощущение чужого присутствия за спиной - не просто присутствия, а слишком близкого, слишком явственного - вызвало желание спрыгнуть вниз, со сцены в зал. "Ну, что же они все так любят друг друга касаться? Зачем?.." Мгновение она боролась с собой, но столь явственное вторжение в личное пространство - воображаемый круг, радиусом в вытянутую руку - можно было стерпеть только от близкого, или от толпы. А потом ещё и чутье дернуло - неожиданно ярко и явственно, как перед опасностью - и Капелла сама не поняла, как оказалась на ногах, да ещё и перехватив чужую ладонь.
"О боги, боги, боги"

Забавно, но, кажется, Капелла сама испугалась собственного порыва и даже не ощутила, как дрогнули чужие пальцы в её ладони. Обычно она была очень смелой девочкой, вместо страха испытывающей только легкую тревогу, но бывали иногда такие моменты, когда чутье не помогало справиться с испугом. Обычно это бывало тогда, когда он был иррационален и не логичен. Как сейчас. Взгляд маэстро горел странным огнем, и когда он попытался улыбнуться - кажется, надеясь успокоить её - и чуть сжал её ладонь - Капелла едва удержалась от того, чтобы вырвать руку и сбежать хотя бы на другой край сцены. Ей не нравилось прикосновение затянутых в тонкую ткань перчатки пальцев - теперь уже такое, словно не она держала его руку, а он её. Ей не нравилась улыбка - в ней не было ни грана той мечтательности и искренности, которая мелькнула, когда он говорил о Светлой Хозяйке. Только выверенное до мелочей смешение чувств и посылов. Да. Это была самая успокаивающая улыбка из виденных Капеллой – но в то же время это была улыбка маски.
"Белая, очень яркая в этой белизне, кожа, тонкие трещинки - словно морщины, длинный острый нос - ещё не похожий на клюв, но всё-таки слишком длинный и острый. Прорези для глаз - из-за них светится неверным зеленоватым огнем почти нечеловеческий взгляд. Чуть вытянутая верхняя губа - приглушить, исказить голос... Маска баутты. Маска никого"
Капелла моргнула, прогоняя видение - что же это такое, два раза за несколько минут! Она помнила такие маски - она вообще интересовалась историей мира, чужими городами, обычаями, странами, читала несколько книг, неизвестно как оказавшихся у отца, именно на тематику карнавала...
"Баутта, значит? Да, маэстро она бы пошла. Особенно к его имени и манерам. Самая знаменитая и самая жутковатая..."
А Марк уже говорил - чуть нагнувшись, чтобы более-менее уравнять разницу в росте, переходя на шепот, словно стараясь таким образом завлечь, успокоить, заставить не думать. В речь его ввернулось обращение на "ты" - более доверительное, опять-таки успокаивающее... Тревога от всего этого, конечно, не прошла.
"Что же, когда так красиво загоняют в угол, надо отринуть всё, вбитое воспитанием, и прорываться из угла"
Сравнение, конечно, было не ахти какое, но ощущение было именно таким. Да. Будь Капелла чуть младше, чуть менее насторожена, относись к маэстро с чуть большей приязнью - и она бы задумалась. Ей захотелось бы попробовать себя актером - любопытство, проклятое любопытство! - попробовать высмотреть в Марке человека, да просто потешить тщеславие, обычное для подростка, желающего видеть себя взрослым и достойным просьб и предложений.
"Маэстро надо было начать говорить на минуту раньше."
-Мне не кажется, маэстро, - слова подбирались тщательно, но быстро, голос тих, но внятен - Что из меня может выйти актриса, хоть сколько-нибудь достойная играть в драме, поставленной таким мастером. Даже если это случиться через много лет. Даже если вы не станете обращать внимания на все мои промахи. Простите, но я откажусь. - задумалась на мгновение, и добавила неожиданно - Улыбнитесь, пожалуйста.
"Маски так просто не срывают, но я уже видела улыбку для публики, и улыбку успокаивающую. Что будет на это раз?"

Отредактировано Виктория Ольгимская мл. (2011-07-23 16:38:26)

"Слишком близко"
От маэстро исходил запах Театра - оно и логично, как ещё может пахнуть от человека, проводящего здесь дни и ночи. Немного - твири, как ото всех в Городе и чего-то непонятного, странного, что Капелла назвала бы "запахом кукловода", но никогда и никому не смогла бы объяснить, как это. Запахи заворожили её, как и взгляд маэстро - пристальный, пламенный - и потому она пока не пробовала вырваться, отвлеченная. Слушала вдохновенную речь... И почему-то чем дальше, тем меньше становилось страха.
"Маэстро изволит издеваться, или правда не видит, как похож сейчас на злодеев из собственных представлений? Ведь сколько раз навязчивой репризой повторяется этот мотив - "Ты не знаешь, от чего отказываешься. Ты пожалеешь". В скольких сказках, в скольких легендах..."
Капелла вдруг рассмеялась, тихо и почти не слышно. Ведь и правда, как похоже было происходящее сейчас на сцене на настоящее представление двух актеров. И название у сценки обязательно со словом "Искушение". И Марк обязательно в роли обаятельного, но жутко опасного типа. А она сама - классическая нетронутая девица, хоть и молода немного для такой роли. Смех разбирал её чем дальше, тем больше и, наконец, она просто закрыла лицо свободной рукой и засмеялась в голос, откинув голову. Тишина Театра дрогнула вокруг, но не разбилась.
"А получиться ли у вас искренняя улыбка, а маэстро? И если я и принцесса - то точно не ваша".
Но, конечно, сказать этого вслух не получилось - Капелла сейчас могла только невнятно всхлипывать, придушенная хохотом.

Отредактировано Виктория Ольгимская мл. (2011-07-23 21:17:35)

Плечи Капеллы вздрогнули последний раз - и она снова стала серьезна и даже немного строга. Отерла выступившие было слезы тыльной стороной ладони. Машинально помассировала отпущенную Марком руку. Смех придал ей уверенности в себе, поднял настроение и придал оптимизма. Сценка развязалась неожиданно и резко - если, конечно, развязалась до конца, в чем у младшей Ольгимской оставались сомнения.
"Маэстро обижен, маэстро даже отступил на шаг. Осознай, покайся, не сработало искушение - сработает резкий переход к официальности... Вот только зачем ему это?"
Вопрос "Зачем" вообще был основополагающим в жизни Капеллы. Когда что-то случалось и люди спрашивали "Кто" и "Что делать", она всегда спрашивала "Зачем". "Зачем отец кричит на Влада", "Зачем Двудушники опять злят Грифа", "Зачем дети ушли в Многогранник"... Теперь вот "Зачем маэстро в предполагаемой драме такая, как я?".
И больше всего печалило то, что если на вопрос "Что делать" люди ещё отвечали, то на вопрос "Зачем" не отвечал почти никто. Иногда считали ответ слишком очевидным, иногда не хотели раскрывать карты, иногда просто было лень объяснять. Постепенно и Капелла перестала спрашивать вслух, привыкнув рассчитывать самостоятельно. Так было проще, меньше истрепанных нервов, меньше неприязненных взглядов и отказов. Разве что иногда выводы получались несколько странными...
И в те моменты, когда "Зачем" было совсем не ясно, когда чутье удерживало в тревоге - Капелла старалась устраниться от участия, или свести его к наблюдению. Глупо подписываться на что-то, что для тебя не имеет смысла. Глупо поддаваться любопытству - хоть трижды фамильному! - когда ясно предчувствуешь нехорошее.
Глупой Капелла не была никогда.
-Простите мне мой смех, маэстро, - слова снова подбирались тщательно. Если злить Марка отказом - то хотя бы его формой не злить - Я не смогла удержать его и сожалею об этом, - "По крайней мере, пусть лучше вы будете думать так" - Что же до того, что я не ответила - я отказалась. Вслух, обрисовав причины, испросив прощения за этот отказ. Если вам кажется, что этого недостаточно - "Кажется, я стараюсь ему же подражать. Смешно" - То я повторюсь. Я отказываюсь от вашего, несомненно, щедрого предложения. Мой отец учил меня никогда не заключать сделки - даже устно, даже просто согласившись вслух - не изучив все условия и не поняв все стороны дела. Моя мать учила меня верить людям, но прежде них верить себе. Моя короткая, но, не смотря на это насыщенная, жизнь выучила меня почти маниакальной осторожности. - "А теперь попробуем наугад. Предсказывать не грешно, и пусть хоть трижды посмеются - если я права - я успею увидеть суть" - И скажите мне, маэстро. Вам не случалось надевать баутту? Вам не случалось вести на кончиках пальцев живых людей?
И прямо взглянула Марку в глаза. Такие выпады она позволяла себе исчезающе редко.

"Маэстро закрывается. Маэстро натягивает улыбку и смеется и игра чем дальше, тем занятнее. Дуэль? Да, это похоже на дуэль. Выпады, росчерки шпаги, я открываюсь, пытаюсь приманить противника нарочитой беззащитностью и прямотой, но он искушен, он проскальзывает мимо и снова сводит бой к бою, клинок к клинку... Маску не сорвать просьбой, маску не сорвать с бою, маску не снять искренностью. Но можно увидеть сквозь неё, постараться вглядеться и почуять, есть ли там вообще что-то. Чем дальше, тем смешней. Или страшней, всё равно не помню."
Капелла улыбнулась всплеску чужого красноречия, улыбнулась так, словно осознала что-то очень важное и пожалела собеседника. Доброй вышла улыбка. Доброй и медленной, чем-то похожей на улыбку самого Марка. Не нарочитостью, но осознанием и ожиданием эффекта.
"А ведь я попала. Маэстро поднял щит, но удивился. Не так удивляются высказанной ребенком чуши. Ой, совсем не так..."
-А какой ответ вас устроит, маэстро? - да. Капелла любила отвечать не прямо, а вопросом на вопрос, заставляя раскрыться собеседника, и стараясь при этом не открыться самой. И, конечно, она отлично понимала, что искушенному кукловоду не попасться на такие простые уловки. Понимала, но пробовала, надеясь на ошибку. Или на всплеск прозрения. - Честный или не очень? С толикой лести или без неё? Или вы хотите услышать что-то совсем особенное?
"Кажется, я потихоньку перенимаю у него манеру говорить. К худу или к добру... Но нельзя же сказать, что я вижу пустую маску, под которой сплошная терра инкогнито. Нельзя сказать, что я не вижу человека, но зато отлично вижу кукловода, увлеченного игрой и не знаю, есть ли что-то вне этого видения? Нельзя.

Ситуация определенно шла по кругу и Марк словно бы повторял этот круг, меряя сцену шагами. Капелле очень хотелось прикрыть глаза и на мгновение выбросить из головы всё происходяшее - она никак не могла понять, о чем они разговаривают здесь вот уже полчаса, к тому же от кругов начинала кружиться голова и хотелось остановить маэстро выверенной подножкой. Или ухватив его за рукав.
"Если это - чистое сердце, то я не знаю, где и как я приобретала опыт, который криком кричит о том, что человеку с такими манерами нельзя доверять"
Шаги гулко разносились под сводами Театра, Капелла легко помассировала виски и задумалась. С одной стороны, ей хотелось честно высказать все свои мысли о Марке ему же в глаза. Происходящее начинало походить на затянувшийся фарс и это впечатление нужно было ломать. Откровенностью, агрессией, слезами... Агрессивной Капелла не была никогда, плакать по заказу не умела, потому оставалась только откровенность. И любопытство - проклятое, фамильное и далее по тексту - прямо-таки подначивало устроить целую речь минут на пять и посмотреть на реакцию. Что будет делать это странный человек узнав, что в нем пока не видят человека? Рассмеется или скажет что-нибудь в своей морочащей манере? С другой стороны, за безличный обтекаемый ответ говорила осторожность. Всё может быть, бездумная откровенность может обернуться оружием в чужих руках. По крайней мере, отец всегда говорил так и советовал никогда не быть честной с людьми. Другое дело, что Капелла не очень-то слушала его в этом вопросе.
Она на мгновение нашарила взгляд матери - и решилась, подумав, что если не знаешь, как поступать - поступай по честному. Ибо бог добр и честен. Он поймет. А люди.. Ну, посмеются лишний раз. Не больше.
-Вы не похожи на ангела, маэстро. И на дьявола не похожи. Вы похожи на человека, забывшего о том, что улыбаться можно не потому, что надо, а потому что хочется. На кукольника, забывшего, что вокруг бывают люди, а не куклы. На маску, забывшую о лице. Я вижу тайны, шрамы и леску на кончиках пальцев. Я вижу маску смерти. Вижу бесконечную роль. Вижу...
Она вдруг зашлась в приступе кашля. Перед глазами замелькали огни, белые пятна - лица публики, залитая светом сцена, время пронеслось мимо стремительной лентой, мелькнул огонь, выстрелы, темнота и запах твири, люди, бегущие от огня, холод, лица Хозяек - мельком, почти неразличимо, громада Театра...
Когда всё закончилось, Капелла сидела на сцене - у неё просто подломились коленки на третьем за день видении - держалась руками за то место, где под кожей пульсировали легкие и пыталась осознать, что это было.
Получалось плохо.

-...Вижу огонь, - выдохнула Капелла, комкая в пальцах рубашку на груди так, словно хотела прорвать её, кожу, проломить ребра, и добраться до пульсирующих болью легких. Обычно такое проходило быстро и случалось очень редко, но сейчас ей катастрофически не везло. Слабость при чужом, огонь, непонимание...
В глазах у неё постепенно затухали отголоски увиденного, лицо, сведенное в болезненную гримасу, разглаживалось. Хриплый кашель - верный спутник надорванных сил - потихоньку успокаивался в груди и боль потихоньку отступала, возвращая мир на круги своя. Пальцы, царапающие ткань, расслабились и руки бессильно упали. И видят боги, как она завидовала сейчас взрослым Хозяйкам. Способным видеть - и не падать, видеть - и понимать. Она-то успела уловить только кое-что, только основу того, что развернулось было перед её глазами - слишком быстро, слишком скомканно и смято. В ушах постепенно проходил звон, пробился голос маэстро - пока ещё неясный, слова не разобрать...
"Теперь только воды. Только воды. Огонь гасить..."
Слабая улыбка тронула губы младшей Ольгимской и она аккуратно - в теле чувствовалась такая слабость, словно на ней возили воду с самого утра - потянулась за пазуху, к заветной бутыли с водой. Мать научила, словно предчувствуя, что у дочери будет тот же Дар. Накрепко завязала детскую память...
Щелчок - глоток - щелчок. И огонь отступил, смиренный своей извечной противоположностью. Капелла моргнула, окончательно возвращаясь в обыденный людской мир и пожалела про себя, что не видела, обеспокоился ли маэстро таким припадком. Обычно люди неподготовленные могли только ловить рухнувшее тело, а потом держать его на руках и ждать. Пощечины обычно не помогали, брызги воды - тоже...
-Более-менее, - ответила она на вопрос - достаточно хрипло и даже чуточку придушенно, но всё же ровно. Убрала бутылку за пазуху и поняла, что встать не сможет ещё несколько минут, даже если очень сильно захочет. Просто не удержится на ногах, если только не держаться за стену или за Марка - Только я пока не буду вставать, ничего?
"А ведь он мне не до конца поверил. Конечно, я просто пугаю бедного театрала... смешно"
И, не удержавшись, желая проверить мелькнувшую догадку:
-У вас... У вас необычное прошлое, маэстро.
Время для того, чтобы подбирать слова, было неблагоприятное. И для того, чтобы думать - видимо, тоже.

Стук упавшей на пол маски Капелла услышала так явственно, словно та и правда отлетела в сторону. Вполне реальная, живая. Жутковатая баутта, хитрая гатта, торжественная коломбина - словно эта многоликая маска слетела с лица маэстро, обнажая человеческую злость и человеческое же сочувствие.
"Теперь уже я загнала его в угол, но он не будет нежен, прорываясь. Маэстро злится, маэстро растерян..."
Но вместо торжества Капелла испытала только мгновенную жалость и стыд. За то, что довела собеседника до такой смеси чувств, за то, что не согласилась сразу, за то, что сейчас они с каждым шагом близились к краю, и за то, в чем она не могла быть виновата - за то, что он, привыкнув играть роли, не мог поверить в чужую боль и её искренность.
Вообще в чужую искренность.
Напряжение царило в воздухе, звенело под потолком Театра и в нейтральной фразе отзвуком предвкушения послышалось что-то темное. Обычный человек списал бы на воображение. Капелла такой роскоши себе позволить не могла.
И - подтверждая все догадки - вспышка. Так не вспыхивают, слыша несомую ребенком чушь. Так не вспыхивают, когда не верят.
Капеллу начала бить мелкая дрожь от предчувствия края, от ощущения, что она зашла слишком далеко в своей откровенности.
"Молчать нельзя. Говорить... Он или ударит, прерывая, или совладает с собой. Рассмеется. Или же..."
Захотелось обнять себя руками за плечи, сжаться в клубок, защищаясь. Но при этом страшно было не получить удар или грубое слово. Страшно было снова увидеть маску. Сахарную улыбку. Услышать обвинение в слишком богатом воображении.
"Но я видела. Я - видела".
-Не трогайте мою мать, господин Бессмертник, - имя звякнуло пыльным бутафорским клинком, вытянутым из реквизита - Она умела хранить тайны, как никто другой, а я была пятилетней девочкой, когда она умерла. Неужели вы думаете, что я много помню из её рассказов? - "Открываемся. Предельно открываемся. Ведь я - видела. А он... Не надо думать." - Я видела. Видела сцену, огни, лица зрителей. Смех, аплодисменты. Это было много лет назад, я знаю. И знаю то, что это длилось много лет и что это было красиво. Я видела огонь, в котором горела сцена. Я слышала выстрелы. Я знаю, как пах тот дым. Горько и безнадежно. Я видела уходящих через Степь людей. Бегущих от огня, пожирающего их прошлое. Я видела руки матери и её улыбку. Видела, как хмурилась Нина. А ещё я видела Театр, в котором замкнулось все, что я видела до того. Вы пришли из Степи, когда я была ребенком. Вы бежали, и вас приняли - тех немногих, кто спасся. А ещё я знаю, маэстро, что вы почти мне не верите.
Капелла замолчала. Всплеск красноречия, так несвойственного ей, опустошил и так почти иссякшие силы.
"Теперь, пожалуй, не сразу и до дома доползу... Но ладно. До выхода из Театра хватит, а там и отсидеться можно..."

Первой эмоцией была радость. Страх, что маэстро опять прикроется маской не оправдался, хотя ему и стоило бы так сделать. Второй эмоцией было удивление - ведь Капелла не знала, где было то, что она видела. Где и когда. А потому не понимала, что в её знании может быть опасным хоть для кого-то. Третьей эмоцией было желание разобраться. Нет, не уйти, не скорее оправиться от видения, а именно разобраться. В том, что же такого страшного несет в себе увиденное.
"Добить его, что ли?.. Спросить "А что такого?""
Но чувствовала - не стоит. Это будет уже перебор. Лучше потом, дома, поискать, откуда могли бежать артисты, составившие ныне труппу Театра. От какого огня они могли спасаться лет десять-пятнадцать назад. Да притом так, чтобы суметь перейти через Степь, да притом так, чтобы бояться своего прошлого...
"Караван, - как-то остраненно подумала Капелла и мгновенно поверила в правильность такой догадки. Всё сходилось.
Другим детям в детстве часто рассказывали страшные сказки о Караване Бубнового Туза. О людях, похищавших детей, о их порочности и способности убить, не думая. Другим детям - не ей. Отец никогда не рассказывал дочери сказок, а мать никогда не говорила ни о ком плохо. Но слухи и рассказы из Города оседали в памяти медной взвесью.
"Язык мой, враг мой. Прежде ума рыщет..."
И всё равно испугаться не вышло. И даже не потому, что Хозяйки не впустили бы в Город беду. А потому что Марк Бессмертник не был убийцей.  От убийц тянет совсем по-другому, Капелла успела уже узнать этот запах смерти, ярости и трупов, успела - и теперь никогда не смогла бы его спутать ни с чем иным. Жизнь у неё и правда была короткая, но насыщенная, как она и говорила.
-Отец всегда говорил, что в жизненных делах я глупа и наивна, как никто, - Капелла даже позволила себе чуть улыбнуться. Правда, вышло скорее грустно - Так что не удивляйтесь. - и тут же, без перерыва - Вы что, убить меня собрались, маэстро?  Если да, то вам стоило бы сделать это сразу, а не давать мне понять ошибку, которую я сделала, будучи с вами откровенной.
"Я его провоцирую. Правильно отец говорил, что скоро вовсе перестанет выпускать меня из дому, с моим-то мировоззрением и желанием постоянно попадать в неприятные ситуации. Жаль только, что не успел в жизнь претворить..."
Облизнула пересохшие губы. Подняла взгляд на Марка, смотреть на которого снизу вверх было не очень-то приятно. Задавила желание обнять себя за плечи.
"Раз уж перешли к открытости - так и держим. Что уж теперь..."