Студенческие попойки Гришка любил за то, что на них кормили. Ну, как то есть, кормили. На них закусывали. И если правильно вертеться, можно было вывернуться так, чтобы успеть накушаться еды, но не успеть нажраться водки. А кроме того, если попойка случалась у кого-нибудь из народа популярного, из тех, кто всем брат, сват, друг и корм, на неё набегала уйма людей со всех курсов и потоков, которых можно было "обувать" без зазрения совести и не опасаясь мести.
На первокурсничках особенно хорошо шло, особенно когда вокруг все были уже такие пьяные, что под стол на бровях дойти - уже подвиг, а до родной комнаты - как до луны на карачках.
Сегодня праздновали сдачу экзамена особо каверзного у хозяев тридцатой комнаты - Васьки да Женьки. Парни они были щедрые, преподавателя, которому сдали, боялись, как огня или неучтенного минуса в уравнении, потому гулянка шла с размахом, чуть не на весь этаж. Васька, к примеру, уже уединился в углу с каким-то смутным знакомым и фикусом, и, слегка заплетаясь, рассказывал в тридцатый раз триумфальную историю сдачи.
На одной из кроватей тусовали шахматисты, которые пока ещё кое-как приходили к согласию о том, как ходит конь, на другой Женька потрясал конспектами и выкрикивал петушиным звонким кличем: "А я! Ему! Промеж глаз!". на полу, на разложенной карте, Ипполит, необычайно серьезный юноша в очках, показывал остальным на карте, как он устроил себе летом турне по глубинке и освещал особенно интересные обычаи малых народностей. От него потихоньку расползались- знали, что слегка макнувшись в стакан, Ипполит станет совсем неотвязен и не заткнется, пока не упадет.
Гришка сидел на подоконнике, точил бутерброд с колбасой - неслыхана роскошь! - и выглядывал кого-нибудь, к кому прицепиться с картами. С лицом, значит, попроще, чтоб точно мухлежа не заметил.

Бутерброд закончился, и Гришка с подоконника спрыгнул, нацелившись на притулившуюся в углу одинокую тарелку, аки хищная птица филин на безвинную мышь. Пришлось перешагнуть через чьи-то ноги, ужом проскользнуть мимо карты - Ипполит, к стакану приложившийся, уже цеплял кого-то за пуговицу, горя адским огнем в очках - а дальше оставался один рывок и заветная цель оказалась у Гришки в руках.
На тарелке ютились ещё бутерброды - все ж больше народ выпивкой интересовался, чем закусью - и Гришка все их нагло прихватизировал себе на подоконник. Заодно по дороге обратно взгляд его выцепил вполне подходящую рожу - простую, значится, как валенок, с которой только коров доить или там косой махать.
Плечи, правда, у обладателя рожи были такие, что на трех Гришек хватило бы, а ростом он на две головы повыше был, но таких медведей Гришка вовсе никогда не боялся.
Что нужно-то? Снуй вокруг, коли резкими быстрыми ударами, вымотаешь так, что сам ляжет да пощады попросит. Опять же - пойди найди его, Гришку, по всему потоку-то.
Инженеры, например, и сами не знают, кто у них гостевал, а другие гости скоро так напьются, что и мать родную не вспомнят, если ей тут вдруг побывать приспичит.
Гришка снова влез на подоконник - ему это приходилось делать слегка подпрыгивая -  принялся, жуя бутерброд, краем глаза следить за намеченной жертвой. Когда там момент удачный выпадет.

А вот и момент подвернулся - лучше не придумаешь, пальчики просто оближешь, как все естественно да просто вышло. Однако бутерброды жадно было, и Гришка один из оставшихся тут же в рот сунул, чтоб и его, не дай бог, не отобрали. Жрал он не то чтоб много, веса в нем явный недостаток имелся, в драке только жилистостью да злостью брал, а тут ещё колбаса, явство неслыханное на стол поставить не побрезговали. Грех не отвоевать да не угоститься.
- Что-то лицо твое мне незнакомо, - фыркнул, прожевав. Жертву подманивать надо, вываживать, подсекать, чтоб не сбежала, да ещё и вести себя так, чтоб бегать и не хотелось. - Первокурсник, небось? И все законы студенческие на зубок уже знаешь?
Он не то чтобы агрессивным или недовольным казался. Скорее слегка раздосадованным да решившим со скуки разговор завести, палочкой потыкать, знакомство приятное заиметь.
- Вот молодежь пошла, - вздохнул старчески, разулыбался, ещё один бутерброд под шумок откусывая. - Умная-разумная, на кривой кобыле не объедешь. А что, молодежь, не желаешь ли в картишки перекинуться?
Достать колоду да махнуть так, чтоб дуга яркая вышла, вовсе несложно было.
Эффектно зато.

Бутерброды как-то совсем быстро кончились, и Гришка походя, лениво перемешивая карты, успел возмечтать о борще. На мозговой кости, сходный с жерлом вулкана, и сметанки туда, и чтобы чуть кисловато на языке. Мамка такой варивала, когда в доме деньжишки случались, но где та мамка да где тот дом. Теперь только мечтать и оставалось, закусывая чем придется когда придется. Тут же вспомнилось, как однажды в трамвае у особо разинистого пассажира кошелек срезал и потом с ворохом продуктов ворвался к девчонкам - варите, пока я щедрый, кто варит тот и ест! Живот потом ещё до самого вечера не ямой казался, а нормальным животом, человеческим.
Однако воровская удача редкая, осторожная, как приманил, так и отпугнул. И деньги закончились не то чтоб быстро, но и не то чтоб очень уж нескоро...
Мелькали карты в пальцах ловких. Рубашки атласные, затертые показывали.
- Я уж тут четвертый год, почитай, - осклабился, мягко тасуя бумажки. Пальцы уж на ощупь знали, на какой трещинка, на какой изъян неявный. Зачем крапить, когда в университетских гулянках никто и не поймет, что  у туза краешек с выемкой. - Так грызу, что все зубы сточил. Всем друг, всем сват, на любой попойке гость желанный. Ты сам из комнаты первый раз выполз что ль, или с далеких окраинных курсов к нам прибился, вроде того, у медиков, где трупорезом делают?
Мудреное слово "патологоанатом" он и знал, и выговаривал, да только так куда веселее было.
Замелькали карты, раскладываясь. Чего мудрить? Попервам в "дурака", да проиграть, да выиграть, чтоб противник в азарт вошел, а там уж можно и на интерес предлагать.

Козырями пики вышли, так на сей раз Гришка не подгадывал. Мог бы себя туза занычить, а потом вывести нужного козыря, но зачем первые-то пару конов. Их можно и так просто сыграть, щедрость душевную да глупость свою несусветную проявить. Опять же, сорвется, надоест раньше срока - так карточных игр считать-не пересчитать, а на крайний случай три наперстка в кармане, да у свитера рукава длинные. Кручу-верчу-обмануть-хочу-смотри люд честный, вот шарик стеклянный, крученый, верченый, в трех водах кипяченый, по трем домикам гулял, да в одном остался, у кого глаз-алмаз, тот мне и скажет враз - куда наш шарик закатился, где затерялся?
В этом деле у него ловко получалось, только в университете нечасто светил. Зачем людям глаза мозолить? Пойдет слава - не отмоешься. Наперсточки они развлечение редкое, наперсточника и с пьяных глаз запомнить можно. А вот с кем в карты играл - с этим уже похуже.
- Душегубец, значит, - заключил, как так и надо. - Живую плоть ножичком, значит, полосовать учишься. Ну, оно дело полезное, ежели в неправильные места не заезжать...
Первый кон как-то незаметно начался, незаметно и пошел. Гришка и не следил даже. что мечет, голову да руки разминал расслабленно. Настоящая работа попозжа начнется.

Карта в руку шла легко, легко и уходила. Три партии влет ушли, Игорь им и не помешал никак, хоть и несло от него, что от твоей бочки с вином. Зато его Гришка хоть знал, хоть и не особо любил. Характер шумный, как пойдет всех водкой угощать, так портками не отмашешься и в кустах не спрячешься. Разве что сказками его отвлекать про все да ни про что...
- Куда нам с нашим-то рылом! - хохотнул коротко, нахохливаясь по-птичьи. В Столице не то чтоб холодно было, промозгло скорее - ветер с реки, сырой, вечный, да не травами пахнет, как в Городе, а дымом да пакостью всякой - но Гришка все одно мерзнуть ухитрялся. Оно дело нехитрое, когда все ребра на просвет пересчитать можно. - Строители мы. Архитехтуры, то бишь.
Он и не лукавил, так, коверкал словцо, да рожу скорчил постную. Специальность ему не особо нравилась - что там, совсем не нравилась - но раз уж запихали, доучивался себе помаленько с тройки на тройку с плюсом. Домов ему не проектировать было, разве что строить, а там знание, где какой раствор шлепать, да где какой кирпич класть могло и пригодиться. За чертежами засыпалось, опять же, хорошо.
На деле он бы лучше куда в армию пошел, стрелять учиться, но для этого дисциплины не хватало.
Так что знакомства полезные, продажа самогонки подпольно, а на что учиться - какая разница? Хоть на танцора кабаре, если матушке в голову стукнет.
- Вроде разогрелись, - взвесил карты на руке, улыбнулся шально. - Сменим пластинку на что поинтереснее?
Не покер, конечно, но хоть двадцать одно могли изобразить, например.

- Ежели построить то, что я на последнем зачете сдавал, так это творение творящему прямиком на голову и рухнет. - фыркнул Гришка, тасуя колоду. В ней было пятьдесят две карты, по всем правилам, и он все же склонялся к очку. В нем думать шибко не нужно, тяни себе и тяни, да подмечай, что там противник вытянул,а что тебе в руку ляжет. Внимания больше, чем ловкости рук. - И правильно, потому что чтобы его строить нужно или извращенцем быть, или головой скорбить...
Это было правдой - на последнем зачете ему тройку натянули за улыбку белозубую да за умение найти подход к любому неприступному. Для кого симпатичным быть, для кого жалостливым, кому смешливым. И так забавляло Гришку, что только одному, чтоб понравится, пришлось по-настоящему учить. Да и то был преподаватель философии, которая будущим архитекторам ну не пришей кобыле хвост.
- Давай в двадцать одно. В нем особо не запутаешься.
И задумался, лицо простецкое, раздумчивое скорчил. Вроде как весь он мыслями поглотился.
- Только без интереса играть что, скука сплошная. Поставим, может, чего?
Пальцы сами уже к картам приглаживались. Разуть-раздеть и без гроша оставить.

С мелочью играть, только самолюбие тешить. С другой стороны, мелочь мелочью, а глядишь на сигареты и хватит, или там на тарелку супа в столовой, или ещё на какую приятственную ерундовину. На цветок приглянувшейся девчонке, например.
Так что Гришка и огорчаться не стал. Сколько ни возьмет, все больше, чем сейчас по карманам, так чего расстраиваться. Опять же, карты руки любят, чем больше практики, тем потом проще.
- Чего мудрить, по десятке на нос, - и усмехнулся, сам за мелочью полез. Монетки монетками, а там и на чего покрупнее авось перейдется.
А не перейдется - так бесценный опыт. Не играть с сим жлобом, которому свой суп дороже гришкиного.
Разметались карты по столу, по паре бумажек на брата. Гришке валет с дамой вышли, сладкая парочка, чистая двадцатка. Краем глазом прищурился, прикинул - у противника не то семнадцать, не то девятнадцать было, но уж не двадцать одно явно.
Такая трещинка только на девятке была, а уголок у короля засален.
- Ещё?

Надо было кого потощее брать, но это уж Гришка сильно во время игры сообразил, когда уж поздно было. Лицо лицом, а этакую тушу поди уложи, чтоб назавтра ничего не вспомнилось - разве что по методу того же Игоря со всех сторон обплясать, в уши напеть, лапши на них повесить и под шумок пару бутылок влить. Он так не то чтоб не умел, но слишком уж подозрительно вышло бы, начни он сейчас этим заниматься.
На тарелку супа, правда, наскреблось уже с горем пополам, но одну, да не на великую.
Жлоб, в общем, попался, да ещё глаза у него в какой-то момент слишком внимательные стали, неприятные. Куда человек обычный во время игры смотрит? В карты он смотрит, вот куда. Или на чужие карты, гадает бездумно, что там в них. Или на руки чужие, когда ими раздают.
На руки чужие, да. Но не так же пристально и не только на них.
Не то чтоб жареным пахло - было дело, Гришку как-то раз прижали за шульмовство, да только там противник так пьян был, что Гришка его легко уболтал, заявил, что не было ничего и как-то без мордобоя обошлось и даже тогда не то чтоб пахло жареным - а все одно неприятно.
На руки только смысла не было смотреть. Он сейчас не мухлевал, считал он, чтоб внакладе не остаться.
Вот проиграл, досаду изобразил, половину монеток из кармана выгреб:
- Повысим ставки, а, дохтур?
Пора уже была.