Новак жил на краю Жильников, хотя неизвестно ещё, не принадлежал ли его дом уже к Сырым застройкам. Комнатка была так себе, окна смотрели на стену соседнего стоящего впритык дома-близнеца. Но Новак не жаловался, в конце концов крыша над головой была лишь иногда хуже звёздного неба. Правда, сегодня Новак не ночевал дома. Много трупов. Много ям.
Мимо него проворно пробежала большая серая крыса. Ему показалось, что она тяжело дышит, так запыхалась. Новак отправлялся туда, откуда животное с таким рвением спасалось.
Пахло гнилью и отсыревшим деревом. Чем ближе к кварталу Кожевников, тем сильнее и резче это чувствовалось. Новак не знал, как это называется, но ясно помнил - так уже было. Много горя. Много трупов и много ям...
В Кожевники стекались детишки из всего Города. Они всегда первыми спешили туда, где происходила какая-то беда. Болеслав точно не знал, но готов был поклясться, что где-то там, в самом сердце заражённого квартала, шастает вездесущий неуловимый Спичка.
Они ведь не нужны никому, эти беспризорники. Их никто не хватится, разве что кроме Капеллы. А кому потом их хоронить и кому смотреть на беспомощные ласкины слёзы? Словом, Новак решил, что отловить и увести подальше шустрых любопытных малышей кроме него в общем-то и некому.
К затхлому запаху гниения примешивался смрад горелой плоти и тряпок. Новак завернул во двор, где из земли торчал кривой коготь, стоявший здесь задолго до того, как построили дома. Следы чьей-то казни уже успели стыдливо прибрать, но дух костра ещё витал в воздухе. Болеслав даже поднёс к носу запястье и зажал ноздри рукавом.

Отредактировано Болеслав Новак (2014-11-07 18:04:34)

Дом старика Бураха дышал, и это его тяжёлое дыхание отравляло весь воздух вокруг. Новак не мог слышать, как хрипел и стонал дом, но он чувствовал это кожей, будто одежда совершенно не защищала от царившего здесь смрада.
Новак обвёл взглядом всё, что только мог охватить, не сходя с места. Длинными прыжками через площадь бежала ещё одна крыса - больно уж резво для напуганной до полусмерти. Хватило одного мгновения, чтобы понять: кровожадная тварь вовсе не спешила спасаться из зловещего квартала, совсем наоборот - она приглядела жертву и торопилась разделить трапезу с двумя другими сородичами-хищниками. Они явно сбежались только что, повылезали из укрытий, почувствовав безнаказанность. Крысы почти подпрыгивали, норовя цапнуть знакомые пятки, болтающиеся на заборе.
С силой, которой трудно было от него ожидать, Новак метнул в тварей подобранный тут же, почти под ногами, камень. Он угодил в основание забора, тот даже дрогнул. Зацепило, кажется, всего-то одну крысу, но они переполошились и оставили попытку ухватиться за детские ноги. Одна тут же рванула наутёк, оставшиеся замешкались и сочли отчего-то, что рассерженный Новак, стремительно направляющийся к ним, не представляет опасности. Только когда Болеслав тяжело наподдал по меховому брюху ботинком, последняя невредимая крыса скрылась за углом ближайшего дома, а её пострадавшая товарка уползла куда-то под крыльцо.
Болтающуюся на заборе Мишку Новак снял осторожно, чтобы та не распорола пузо о доски. Только наземь он девчонку не поставил, а тряхнул хорошенько в руках. С чувством, возмущённо: ну что могла она забыть в такое время в таком месте? А не будь рядом никого, а сорвись она? Остались бы от её ножек только обглоданные косточки, как у людоедки из детских страшилок. Самих страшилок, правда, Новак никогда не слышал, но глаза-то у него были.

--> Термитник

И вроде бы домой направлялась, ну что ее заставило свернуть в зараженный квартал? Здесь, за этой невидимой чертой, отделявшей "больной" район от "здорового", начинается ад. Ну, так все говорят. А еще говорят, что вглядываться в глаза болезни долго нельзя: она заприметит тебя, догонит, накажет... Саба просто не могла не попробовать. Кто в здравом уме и твердой памяти согласился бы отправиться в зараженный район, чтобы любоваться кровавой плесенью? Конечно, Мать Червей – ей жутко интересно. Нет, Саба не потеряла страх, и последние остатки чувства самосохранения вроде на месте, но ее заботе снова поручили своевольных детей Бодхо. Опять разыскивать заблудших, опять их выручать, опять просить менху о помощи...
"Да, Артемий любовался этим великолепием... Что ж, в будущем ему не раз придется увидеть мерзость и похуже", – женщина стояла и как завороженная смотрела на стены некогда безопасного и вполне стерильного дома Бурахов. Теперь на двери красовались неприветливые сгустки, состав которых лучше было не изучать. Масса неприятно пахла и, казалось, пульсировала, а при малейшем прикосновении плесень издавала до жути неприятный "чавкающий" звук. Сама Оспина старалась все-таки эту – даже по меркам степнячки – гадость руками не трогать. Увидела случайно, как по одной их таких "субстанций" пробежала внушительных размеров крыса: звук действительно неприятный, да и зрелище... Аукнется Эспе-инун этот поход, но делать нечего – приходится выполнять обещания. "Зато будет что Настоятельнице рассказать, вместо страшной сказки страшную быль", – еще раз проверив драгоценный сверток, который, к счастью, оказался на месте целым и невредимым, Оспина направилась было в сторону другого злосчастного дома, но вдруг... Слух у мары был отменный, да тут и обладать таковым не надо, чтобы услышать эту возню. Писк, грохот, треск деревянного забора и детские восклицания... А голос так напоминает хозяюшкин. Но с чего бы девочке быть в таком месте? Раздумывать Саба долго не стала, решила все сама проверить. Только осторожно. Выглянув из-за угла, сначала все-все рассмотрела, а точнее, всех-всех: "Ба, действительно сиротка". Надо заметить, находилась здесь девочка не одна, а в компании Болеслава – пожалуй, любимого соседа Оспины. Вел он себя, в отличие от остальных, всегда тихо, если замечал Эспе-инун, ведущую мимо кладбища мясников, то никогда об этом не распространялся. И даже не пытался знаками кому-то рассказать об увиденном. Золото, а не человек! Да еще и пайком поделиться мог. Вот так вот просто. С ней, с людоедкой. Действительно странный житель этого Города.
Поблизости никого опаснее крысы не наблюдалось, и Саба решила подойти поближе к честной компании.
- Что ты здесь забыла, дитятко? – проговорила голосом еще более хриплым, чем обычно. Даже прокашляться не помогло: воздух здесь был особенно тяжелым и каким-то не то сыром, не то, наоборот, невыносимо сухим. Подобравшись к тому месту, где еще пару минут назад разворачивалась грандиозная баталия с мелким грызуном, женщина заняла, как ей показалось, наиболее выгодную позицию. Она постаралась встать так, чтобы сразу попасть в поле зрения могильщика. Надо признать, к Новаку подкрадываться даже Эспе-инун было стыдно. Кивнула Болеславу в знак приветствия, а затем направила на этих двоих вопрошающий взгляд.
Вот дознайся теперь у девчушки и глухонемого, что у них тут происходит.