Со стороны новых Правителей было крайне любезно пообещать ей выплаты за Невод хотя бы в рассрочку. Когда-нибудь, когда найдутся деньги и восстанет с колен Проект Быков.
Маленькая Виктория в этом клялась, маленький Каспар с серьезным видом подтверждал, а Бурах поставил подпись на долговой расписке. Значит, если они переживут упадок своего города, возродят хозяйство и начнут зарабатывать, она получит что-то около пятидесяти тысяч, плюс проценты за просрочку (семь процентов в год на не выплаченные на десятое октября суммы), но без учета инфляции. Она, конечно, предпочла бы тысяч тридцать сейчас и на руки, но, увы, покупателей на Невод нашлось немного. Было, правда, одно предложение из Столицы, но покупатель был твердо намерен тянуть время, сбивая цену до двадцати тысяч… И она согласилась на пятьдесят когда-нибудь. Просто из обиды и упрямства.
В дороге Юлия была очень занята. На первой узловой станции купила свежий журнал мод и отрез кружева. Исколола все пальцы, но пустила по левой полочке к воротнику весьма милый узор. Стало почти незаметно, что ткань куплена далеко не вчера, а фасон такой не носят уже года три самое меньшее. На следующей станции купила огромное вязаное пончо – самый писк осенней Столичной моды, как заверял журнал – и к нему в тон очаровательный тончайший берет. Туфельки были вполне ничего, только в прошлом году купленные, брюки тоже не угнетали душу. На продолжительной стоянке перед последним перегоном успела заскочить к парикмахеру, вымыть волосы и добавить стрижке свежей небрежности. Пришлось, правда, спать полусидя, но зато утром, проснувшись за час до прибытия, она как раз успела завершить все приготовления: на тщательно наведенные лохмы лег берет (на улице, как говорил проводник, было совсем не жарко), одежда была свежей, чистой и вполне соответствовала модному журналу, и хватило даже времени чуть подкрасить лицо. Ей нравилась мысль, что вовсе-то она никуда не уезжала, что сойдет с поезда – и вновь почувствует себя модной и передовой столичной барышней.
Совсем не хотелось почувствовать себя бездомной столичной барышней, но ответственность за эту часть её жизни плотно лежала на Данииле Данковском, который ручался, что встретит её с поезда и предоставит пустующую комнату в своей квартире на первое время. Правда, он мог не получить её телеграмму с номером и временем прибытия поезда…
Спрыгнув с подножки и приняв у проводника чемодан, Юлия вступила в вокзальную толпу и суету со смешанными эмоциями. Конечно, ей приятно. Она скучала. Вот где настоящая жизнь, события, энергия, вот где нельзя уснуть и приходится постоянно бежать, только чтобы оставаться на месте!
Она осматривается, ищет взглядом Данковского и вдруг отчаянно хочет в свою уютную, теплую кровать в оставшемся так далеко Неводе. Залечь, уткнуться в подушку и не вставать пару недель…

Даниил совсем не изменился. То есть, вообще, никак и ни на минуту, словно бы она видела его не год назад, а только вчера. То же бледное лицо, высокий лоб, глубокие темные глаза, нездорового цвета кожа и ранние морщины на лбу и в уголках глаз. Грустно, хотя с учетом всех прошлых событий держался Данковский неплохо, а выглядел так и вовсе отлично.
О судьбе Танатики Юлия, увы, не знала ровным счетом ничего. Впрочем, до того еще дойдет время, едва ли гостеприимный хозяин сможет удержаться и не поговорить немного о себе, а пока достаточно и очевидной малости: он жив, не под арестом и имеет свое жилье. По меркам столичной жизни это уже можно считать достижением, немалым притом.
Вопрос она скорее угадала, чем расслышала. Кивнула на чемодан, потом согласно покачав головой, передала свою ношу Даниилу естественным жестом женщины, которая, несмотря на всю свою эмансиипованность, уверена, что открыть перед ней дверь, уступить кресло или донести тяжелый груз до места назначения - не обязанность мужчины, но его священное, заслуженное веками право. В конце концов, с собой она не взяла почти ничего: несколько смен одежды, личные документы, ценные бумаги, прочие мелочи... Невежливо было бы свалиться в незнакомую квартиру со всей её библиотекой, которая сейчас занимала уже в связанном виде весь холл Невода. Позже отправят, когда будет лучше известно, где и как она живет.
В сопровождении ее через толпу Даниил показал себя настоящим героем. По крайней мере, именно таким, какой нужен пять лет не видевшей Столицы барышне в невыносимой суете вокзала. Свобода, свежий воздух... Ох, конечно же, свежий запах бензина, камня, немытых тел и горячих пирожков, что поделаешь...
- Здесь недалеко? - Юлия улыбнулась, стараясь выглядеть уверенно и бодро. Так, словно пешая прогулка только взбодрит её после долгой поездки. Невежливо напрашиваться на такси, когда тебе и так предоставляют квартиру.

Разве вы не мечтали, Юленька, пройтись по чудным улицам Столицы после продолжительной разлуки? Вдохнуть запах мокрого асфальта, конского навоза, бензина и уличных ларьков, предлагающих всем желающим недорого, но очень невкусно испортить желудок?
Быть может, и мечтала, просто не в этой части города и не в это время года. После дурманных, болезненно-прекрасных в своей тонкости и чистоте линий осенних деньков в Городе-на-Горхоне, других и видеть не хотелось. Слишком напоминали тонкие мокрые ветки и покрытые лужами мостовые о том, что уже не вернется. О провале, об утраченных надеждах и об обыденной тоске на месте средоточия чудес.
Старательно улыбаясь, Юлия пыталась вспомнить, за что она любила Столицу тогда, до отъезда. Большой и шумный город, полный людей, возможностей, льющихся рекой денег и бешено летящего транспорта. Все пути открыты, все возможности перед ней, встань и возьми...
Ей еще понравится, она еще научится снова, отыграет потерянные годы и найдет себе новую цель. Что-нибудь в меру практичное, менее масштабное и более способствующее независимости. К примеру, поступит на курсы для девиц преподавать точные науки. Или устроится в пансион, так даже лучше, чтобы с проживанием. Не платить за съем квартиры. Носить форменные, казенные платья, откликаться на m-lle Люричеву и ждать, пока не прибудут с далекого Горхона деньги на более-менее сносное существование.
А пока места нет, придется обременять собой Данковского. Хорошо хоть, самые мрачные подозрения ее не оправдались: в темном коридоре можно было разглядеть больше чем одну комнату, и значит, ей перепадет немного личного пространства. Работая в пансионе, о такой роскоши можно долго не мечтать. А вот и еще одна роскошь, о которой можно не мечтать. Явилась. Трется об ноги, обнюхивает, мурчит - не то, чтобы очень слышно, но весьма ощутимо. Кажется, Данковский не говорил, что у него есть домашние животные, но точно она не уверена.
Юлия опускается на колено, рассматривая хозяина дома. Черный, поджарый, с блестящей шерсткой и уверенным, наглым взглядом абсолютно сытого создания, кот изучает ее в ответ, озадаченный новыми запахами, хмурый, но настроенный вполне миролюбиво. Когда внезапно - после некоторого ворчания и каких-то загадочных телодвижений за ее спиной, но все равно внезапно - загорается свет, огромные черные зрачки в янтарно-желтых глазах сужаются до двух тонких полосок, делая животное похожим на готового к прыжку хищника.
Юля гладит его по шейке, улыбается, поднимает голову...
- Кажется, мы вполне нашли общий язык.

Кофе и ванна - это звучало роскошно.
Жизнь положительно стала налаживаться как только за ней закрылась дверь комнаты. Все было в её вкусе: неяркий свет (скорее всего, Данковский порядком экономит на освещении неиспользуемых комнат), широкая кровать с жестким матрасом и нагло занявшим две трети спального места демонстративно-ленивым животным. На её шаги от всей крайне продолжительной тушки повернулось только ухо, да и то так, ради приличия...
Разобрать чемодан, перебрать вещи, выбрать самые приличные, занять шкаф, выложить на стол книги и письменные принадлежности, улыбнуться свежим цветам и новой - или скорее, давно не используемой салфеточке. Гостеприимство было ненавязчивым, но очевидным, как раз в сдержанном мужском духе. Если она и в самом деле не помешает, можно и задержаться. Наверное.
После ванны Юлия встала перед вопросом, настолько же непривычным, насколько любопытным: в каком виде пристойно выходить на общую кухню молодой женщине, если она гостит у малознакомого мужчины, и при этом почти все её вещи измяты после дороги и совсем не соответствуют моде? Дома она бы так и вышла в халате, но из соображений экономии сил, тяжелый махровый халат остался в Неводе, а на ней сейчас было тонкое, длинное  закрытое, но крайне легкомысленное безобразие (подарок Евы, выписанный ею из Столицы года полтора назад). Могла возникнуть двусмысленность.
После нелегких раздумий, переворошив все содержимое чемодана и испортив строгий порядок в шкафу, она остановилась на вязаной кофте с огромным воротником и нейтральных классических брючках. Подкрасила глаза, расчесалась еще раз, подумав, чуть подмазала сонные круги под глазами, и наконец осталась довольна: именно так и должна выглядеть дама, что только что умылась и вовсе не думала о своей внешности.
- Ну что, сударь, идемте искать кухню? - Юлия фамильярность почесала нового знакомым между ушей. - Надо кушать.
Знакомое слово определенно вызвало реакцию: кот открыл глаза, зевнул и лениво направился к двери. Юле оставалось только последовать за ним.

- Вот ведь предательство, - она улыбнулась, пропуская владельца кухни вперед. – Ему только-только удалось меня убедить, что вы забываете кормить не только себя, но и его.
Пристроившись на стул и с благодарным кивком приняв от Данковского чашку, она с наслаждением вдохнула пробуждающий и придающий сил аромат. Первая чашка спасает от слабости, вторая – вызывает головокружение и тяжесть мыслей, но всегда кажется даже еще более желанной. Юле редко удавалось не налить себе сразу вторую, сам процесс поглощения чуть горьковатого напитка казался чудесным.
- Мой кот в свое время и в самом деле страдал, когда нерадивая хозяйка забывала, что иногда надо есть. Мне доводилось делить с ним последнее яйцо вкрутую… Правда, всего один раз, потому что больше я бы этого осуждающего взгляда не выдержала.
Она улыбается, вспоминая, и делает первый глоток. Поразительно, как сразу расцветает новыми красками мир. Это почти так же хорошо, как завалиться поспать после долгой дороги.
- Планы? О, никаких. Я не поддерживала почти никаких связей с местными знакомцами, и теперь, признаться, даже не знаю, с чего начать.
Неплохо было бы кого-нибудь найти и поболтаться в салонах и послушать, о чем сейчас принято говорить и мечтать. Купленный журнальчик имел пару философских статей для дам, не приученных к буквам, и настроения их Юле весьма понравились: в самых упрощенных терминах они описывали некую противоестественную смесь декадентства с весьма странно переосмысленными религиозными тезисами. Если подумать – и сделать еще глоточек этого замечательного кофе – она вполне может рискнуть и написать пару статей, переименовав Смирение как-нибудь под нрав столичных барышень. Популизм, конечно, но если выпускать статьи под псевдонимом, начиная с третьей-четвертой можно даже заработать…и не очень опозориться.
- Я бы узнала, что сейчас происходит в научном мире. Возможно, добралась до Университета и узнала, есть ли сейчас курсы повышения квалификации. Вы знаете, я инженер по образованию, и в годы учебы считалась даже не самой безнадежной. Конечно, потерянные годы не возместить, но опыт мой при мне.
У Даниила очень озадаченное лицо, словно он не знает, что именно с ней делать. Скорее всего, так и есть. Едва ли он часто принимает малознакомых дам… По крайней мере таких, которые не имеют однозначного применения.
- Я буду рада вашему обществу, конечно. Но если у вас другие дела, не беспокойтесь, я не потеряюсь.

- Как ценителя красоты вы меня огорчаете, как временно безработного инженера – категорически радуете, - Юля улыбнулась, допила кофе и заговорщически подмигнула сонному коту. – Я не в том положении, чтобы избегать малоквалифицированной работы, а где есть много строек, там может и найтись местечко для меня. Впрочем, это ведь еще и не последний вариант.
Достаточно выпить кофе, чтобы будущее перестало казаться таким уж мрачным. Чтобы она – да не нашла работу? Вы серьезно? Она, потенциальный инженер, преподаватель, секретарь, и все то множество не создающих множество проблем занятий, что, не найдет себе работу? Не обеспечит своих нехитрых нужд? И наконец, если уж совсем припрет, не выйдет замуж? Хорошо, пусть не за сказочно богатого бездетного сироту, но всегда же есть варианты. В том же университете полно по уши увлеченных наукой юношей в очках, которых можно брать за книгу и вести куда угодно. Некоторые вполне приличны, если отмыть и причесать.
Покосившись на Данковского – недурного собой брюнета, увлеченного наукой, обладающего своей квартирой и даже немного знакомого – Юлия решила, что относится к нему очень хорошо и на такую ужасную участь, как брак, обрекать, пожалуй, не намеревается.
- Что до творения наших общих знакомых, - ощущение неловкости вдруг повисло над комнатой. – Поверьте мне, им уже давно было все равно. Решаясь переехать на Горхон. С прошлым приходилось рвать раз и навсегда, это было условие Симона. Невысказанное, ни разу даже не произнесенное вслух, но известное всем Приближенным. У меня была семья, брату сейчас должно быть семь. Квартира была, недалеко от университета. Знакомые какие-то. А сейчас… Что делала, с кем говорила, о чем мечтала… Ничего не помню. Помню Горхон. Мостовые. Разговоры и треск поленьев в камине. Помню, как пусто стало.
Юлия встряхивает головой и пытается улыбнуться, но получается как-то натянуто.

Глаза Даниила так и сияли теплом воспоминаний. Видимо, он и впрямь оставил на берегах Горхона сердце, и одно упоминание товарищей, что сражались с ним за одно дело, наполнило его голос силой, речь – эпитетами, метафорами, гиперболами и прочими стилистическими украшениями, юность словно нахлынула волной… ему определенно шло.
Интересно, что именно было триггером. Воспоминания об институтской лихой молодости или все-таки более свежие, годовой давности? С лету не скажешь, надо добирать информации.
- Моя семья не знает о том, что я вернулась, - Юлия чуть улыбнулась и грустно покачала головой. – Надеюсь, и не узнает. Конечно, они не выгнали бы меня, но возвращаться в минуту слабости, немало потеряв в деньгах и не имея заработка, я не хочу. Знаете этих прекрасных людей, которые даже не сомневались в том, что так все и кончится, были готовы и ждали, потому что иначе просто не могло быть? И эти минуты, когда они смотрят. И ты понимаешь, что да, действительно, чего от тебя еще ждать…
Воспоминание о драгоценной матушке было столь ярким, что Юля не могла не улыбнуться.
- К счастью, я научилась игнорировать подобные намеки еще до окончания школы. Но повод давать не хочу: после всей этой нервотрепки последнего года мне определенно не хватит хладнокровия, чтобы выдерживать еще и их. Может быть, когда освоюсь. Не раньше.
На самом деле, и представлять это не хочется. Даже если бы она подъехала к дома родителей на новейшем авто, укутанная в меха, усыпанная бриллиантами, под ручку с красавцем-банкиром, их взгляды не изменились бы. Мех был бы объявлен лысеющим, банкир – тоже, а от запаха бензина у матушки разболелась бы голова.
- Я предполагала, что отъезд будет сопряжен с некоторыми трудностями, но даже предположить не могла, насколько именно все будет плохо. Дом хотел купить какой-то столичный юноша с причудами, но Бурах убедил меня пойти на сделку с городскими властями. Риск, конечно, но во мне взыграло упрямство. Представляете, мне предлагали за Невод двадцать тысяч! Двадцать. И это при нынешних ценах на землю… В какой-то момент я даже думала попросту остаться. Марк ставил новую пантомиму, Лара собралась замуж за своего Арфиста, буйство твири присмирело, да и на улицы больше не страшно выходить. Но я не смогла. Это как ходить мимо дома, где жил когда-то самый дорогой человек: стоит упасть взгляду на знакомые ступени, сердце начинает разрываться от боли, снова и снова.

Наверное, есть красавицы с прекрасными фигурами и гладкой кожей, приносящие идеальному отражению в зеркале жертвы возможностью есть конфетки, пить сладкий-сладкий чай и не пренебрегать сигаретами, но увы, Юля к ним не относилась. Хотя знала, что две недели без курения убирают мешки под глазами, месяц без шоколада несказанно улучшает внешний вид, а через пару недель без постоянного общества чайника переслащенного чая вставать по утрам становится несколько легче. Суммарно, приносимые жертвы достигаемых результатов стоили, но это было так тяжело, а жизнь становилась такой пустой... Вот и сейчас: Юля была вполне сыта и довольна, но перед глазами оказалась тарелка со сластями, и робко возникшая мысль оставить их на потом была самым жестоким образом задавлена. С удовольствием откусив первый кусочек от изумительно вкусной пастилки, она твердо настроилась предаваться и иному излишеству: травить Данковскому душу. Очевидно было, что воспоминания причинят ему исключительно боль, погрузят в иллюзию давно оставленной позади принадлежности к чему-то большему, к чему-то живому и чудесному, а потом новости растопчут эти иллюзии в множество острых, таких острых осколков, что еще долго они будут ранить душу несчастного Бакалавра. Но мысль пожалеть его почему-то отправилась туда же, к мысли не есть сладкое и не просить еще и чаю. Или этого прекрасного кофе.
- Новых строек им еще ждать и ждать, - Юля огорченно смотрит в пустую чашку и оставляет её в сторону, - Бурах всю зиму носился как белка в колесе, пытаясь хоть что-нибудь исправить и залатать. Мальчишки, конечно, рвутся помогать, но проку от них... - Она пожимает плечами. - Что осталось от Проекта Быков, даже смотреть горько. Харон не хочет и пальцем пошевелить, Виктория не в курсе, остатки Уклада слушают лишь Бураха и пятилетнюю девочку, и откуда все это возьмет деньги, не знает никто. В выигрыше Гриф, да еще немного Сабуровы, остальным приходится несладко.
Часть первая, реалистично-приторная, находит во внимательном слушателе закономерное отражение. Сочувствие, обида, "ну я же говорил!" и некоторая доля торжества. Попробуем чуть сменить ноту.
- Однако, я все-таки в них верю. Знаете, Даниил, есть в вашем давнем сопернике нечто несгибаемое. Признаться, мне кажется, что среди всех этих проблем и бедствий он в своей стихии, настолько быстро они сдаются его натиску. Хотя он не экономист, не строитель и даже не подготовленный управленец. Видимо, в Столице готовят хирургов ну очень широкого профиля. А Капелла? Вы бы видели, как она расцвела...
Надо признать, ничто из этого не ложь. Зимой никто не умер от голода и не замерз насмерть, весной стада вывели в срок, все лето разбирали на материалы заброшенные дома и ремонтировали все, что было можно восстановить. А юная Виктория, хотя и не избавилась еще от полудетской неуклюжести и угловатости, выглядела настоящей Хозяйкой, уверенной и щедро дарующей уверенность.