Передав три года назад всю ответственность за безопасность и покой улиц города Атаману и его ребятам, Бурах искренне надеялся больше к этому вопросу не вернуться. Ноткин всегда был парнем надежным, основательным, слов на ветер не бросал, улицы городские знал как свои пять пальцев, а подчиненных держал в кулаке крепко. Им ведь главное было дело дать по силам — а там можно быть уверенным, что все уже сделано и сделано в лучшем виде. Иной раз, конечно, тревожно становилось Бураху при мысли об организованной группе молодых людей, тренированных, вооруженных и стремительно начинающих скучать, но с достойным лучшего применения упорством он гнал эти мысли прочь. Виктория присмотрит, другие девочки поддержат, а если надо будет — Каспар выступит против старого противника, хоть и грубой силой, но сдержит. А Старшине других забот полон рот, ему и отвлечься можно.
Такой образ мыслей и привел его этим солнечным зимним утром к северному мосту через Глотку, на путь к темнеющему на высоком берегу Неводу. Увы, Артемий отдавал себе отчет, что эта дорога, эти мысли и этот разговор должны были случиться куда раньше — уж точно больше года назад, если на то пошло — но ведь так не желалось вмешиваться в жизнь молодых правителей, так хорошо казалось поверить в их собственные силы, а самому устроиться уютно в родных Бойнях, возвращаясь вечерами к подрастающим сыновьям и ни за что не отвечать сверх того.
Город сам пришел к нему. Неясные шепотки, волнение, шуточки, год за годом копившиеся подобно снежному кому, прорвались событиями совсем недавних дней. О чуде, явленном Хозяйкой, о каре, обрушенной ею на врага, звучали не те слова, что следовало ожидать. Темной тенью вставал за погибшим архитектором неясный силуэт Невода, оскалившиеся псы  спокойные взгляды молодых мужчин, что-то неясное и угрожающее.
И когда среди мясников Атамана стали упоминать, чуть приглушая голоса, пряча в голосе страх за насмешкой, Бурах с тоской понял: пора.
Потому и стучал сейчас в двери мрачного Невода, с вечера предупредив Игоря о своем визите запиской.

Дом удивительным образом походил на тот самый ангар, в котором десять лет назад Бурах впервые увидел Игоря: казалось бы, вполне оборудованное для жизни помещение, производящее стойкое ощущение перевалочного пункта. Перенаселенное, но в то же время не используемое и на половину возможных мощностей. У стены стоят раскладушки, по углам, полкам, старым шкафам и подоконникам раскиданы вещи разнообразного назначения, вперемешку с оставшимися от прежней хозяйки дома книгами. Для самого Атамана это, несомненно, был ясный и в чем-то логичный порядок, но со стороны разобраться, что здесь и как - определенно невозможно.
Дом весьма ясно показывает ситуацию: убрать сейчас Ноткина - и останется без лидера закрытая система, включающая в себя несколько десятков молодых, боеспособных и привыкших к полной независимости молодых людей. И что тогда?
- Привет, Игорь. Жив-здоров, проблем нет? - Артемий скидывает куртку, оставляет её в коридоре, проходит в комнату. Карты, план Степи, какие-то маршруты. Он что, планирует мимо стоянок зимних шастать?! И не сказал?
Когда-то, передавая в руки Атамана часть своей власти, Артемий рассчитывал на его правильное и разумное поведение. Тяжеловато было смиряться с тем, что это самое "правильное и разумное" - это не то, что сам Бурах таковым считает, а иногда вполне даже наоборот.
А теперь еще и неясно, так ли это.
- Я к тебе по делу Стаматина, сам понимаешь, - он трет ладони, ежится, с одобрением смотрит на манипуляции с чайником. - И по ряду смежных вопросов. Давно уж не разговаривали.
Взгляд так и сдвигается на карты. Все зимние стойбища Артемий знает как свои пять пальцев, обходил их последний раз всего месяц назад. Действительно, вязь маршрутов на карте их ну совсем не учитывает.
- Скажи мне, ты знаешь, как Уклад карает осквернителей?

- Если говорить кратко, опуская всю религиозную и бытовую подоплеку, их попросту хоронят заживо. Казнь может длится до двух дней, что при нынешних температурах, сам понимаешь, многократно усиливает страдания. Если же немного обратиться к мистике, Уклад считает - и не без оснований - что такая казнь уничтожает следы человека на земле, в недалекой перспективе стирая его имя и деяния из памяти других людей.
Артемий с благодарным кивком принимает кружку, делает большой глоток, одобрительно кивает. Вкусной еды здесь ждать не приходится, но бодрит чаек просто замечательно, да и согревает после прогулки по легкому морозцу в самый раз.
Ругаться с Игорем не хочется. То есть, можно отчитать его как мальчишку - каковым он, по большому счету, все еще является - дать по уху и велеть "больше так никогда не делать". Но так у него и не получится, получится по-другому.
Глядя на карты на стене, Бурах даже догадывается, где именно. Но это потом.
- Уклад взял бы на себя эту казнь. И не только её. Как ты думаешь, почему мы им этого не позволяем?

- А вот от "вы не позволяете" пора отучаться. У тебя в этом вопросе тоже право слова не последнее теперь, решать вместе будем, если спросят. И надо, чтобы ты видел всю ситуацию.
А откуда он её увидит, когда к Укладу ты его не подпускаешь на пушечный выстрел, а к проверкам столичным... Ну  да, примерно на то же расстояние. Тут "чужой", тут "молод еще", а в результате и заняться парню нечем?
Дурак ты, Бурах. Как есть дурак.
- Одну часть проблемы ты видишь правильно. Если разрешить Укладу покарать одного осквернителя, они почувствуют свое право требовать следующего, а если и с ним уступить, они начнут карать без совета и дозволения. Кончится это недовольством горожан, конфликтами и чем угодно вплоть до массовых убийств. Но это только половина проблемы. Смотри.
Артемий подтягивает к себе относительно чистый лист бумаги и карандаш.
- Вот мы, - небольшой пустой круг. - Вот Степь, огромные пространства, непригодные под распашку, невыгодные для застройки. Вот Уклад. Они умеют использовать эти пространства для скотоводства, эффективно и практически не привлекая внешние ресурсы. Вот, - кружок в другой стороне. - Столица. Конкретно - Министерство сельского хозяйства. Оно хочет получать в положенный срок все продукты животноводческого производства и отчитываться о том, что территории освоены, не простаивают почем зря и выгодно используются. Казалось бы, их интересы совпадают. Но вот скажи, ты можешь представить себе Червя на приеме у замминистра?
Делая паузу, Артемий залпом допивает чай. Хорошо.
- Если смотреть на ситуацию в целом, мы - посредники. Разговариваем с Укладом на из языке, выступаем для них гарантией нетронутости их Степи и их нравов, не лезем в их общение со стадами. Мы получаем у них результаты забоя стад, а взамен обеспечиваем их всем необходимым. С другой стороны, мы разговариваем со столичными чиновниками на их языке, не мучая их степными мифами и кровавыми жертвами, поставляем в срок составы с товаром, привозим взятки ящиками твирина и разнообразным, как они это называют, "этническим" хламом. И те, и другие без нас прекрасно проживут, но мы без них - нет. Поэтому мы и должны действовать одновременно по правилам Столицы и Уклада. Сечешь, к чему веду?

- Такую политику на самой заре существования Города установил Симон Каин, светлая ему память. Триумвират делил Город между собой, но в дни инспекций объединялся перед лицом общего врага. Так было, так есть и так должно быть. И раз уж ты это все понимаешь, я хочу услышать твое мнение по смежному вопросу, - Артемий достает из кармана небольшой конверт, вытряхивает из него лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом, и передает Атаману. - Мой хороший знакомый в Трестах, на ближайшей узловой станции, увидел письмо с нестандартным адресатом и скопировал его для меня. Пошел на немалый личный риск, ну да он знает, что я в долгу не останусь. Прочти и скажи мне, что бы ты стал с этим делать, с учетом того, что оригинал ушел дальше и попадет к адресату.

Артемий не перебивает. В археологии он ни в зуб ногой, но планы - они где угодно планы, вид до, вид после, расшифровка, молодец покойный Николай, знатно ограбил то, на что и смотреть без подготовки не надо было. Ох, шибанет по каким-то столичным любителям экзотики, и как бы не примчались через месяц-другой взволнованные чужаки "снимать проклятье". Главным образом потому, что снимать Артемий его не собирается и подчиненным своим не велит.
Но к делу.
- Игорь, Игорь, остановись, - он кладет руку Атаману на плечо, чуть улыбается. - Говоришь правду, говоришь правильно, но не о том. Совсем не о том. Готов меня слушать?
Вообще-то, Столица в ведении Каспара. Но плоха, очень плоха их позиция, если не будут другие мальчишки понимать, что и зачем делать приходится. Это пока он сам может кулаком по столу стукнуть, заявить "я сказал" и авторитетом задавить, а когда его не станет, что делать они будут? Перессорятся же в момент.
- Вот смотри, мы что говорим? Николая убил Стаматин, когда они делили награбленное. Показания Стаматина в этом у нас есть, заверенные письменно и подтвержденные двенадцатью свидетелями, как и велит закон. Здесь нас обвиняют в чем? В том, что оного Николая мы убили, свалили все на Стаматина и убили его тоже. Что делаешь ты? Начинаешь аргументированно доказывать, почему Николай был преступником и заслуживал смерти. Доказываешь. Какие выводы сделает человек со стороны?
Артемий делает паузу. Игорь совсем не глуп, просто уж очень порывист. Сейчас, на берегу, пока проклятое письмо еще даже до Столицы не дошло, можно позволить себе разобрать ситуацию по шагам.
- Еще раз. С поправкой на ошибки.

- Хорошо, Игорь, - Бурах кивнул, явно довольный услышанным. - Мыслишь в верную сторону. Не буду тебя запугивать: доказательства вины Стаматина у нас есть. Отсутствие у него алиби, показания двух или трех свидетелей, видевших его вскоре после совершения убийства, изъятые у него списки отправленного в Столицу, и наконец — чрезвычайная подробность и точность его показаний,подтвердившаяся в процессе вскрытия Николая Н. Тело мы осматривали после первых допросов, и вскрывшиеся повреждения полностью совпадали с описанными Стаматиным еще до твоей... самодеятельности.
Артемий осматривается, прокашливается.
- Есть что-нибудь еще выпить? Горло ни к черту. Так вот... По убийству археолога у нас все хорошо. Хотят искать недочеты — флаг им в руки, пусть ищут. К сожалению, по делу Андрея я того же сказать не могу.
По делу погибшего архитектора вообще получалась исключительно нецензурщина. Вот ведь талантливый был человек: всего-то умер, а сколько мороки!
- Что же насчет преступления, то прости меня, но лучше это скажу я и сейчас, чем Каспар или Виктория позже. Преступление было. Злоупотребление служебными полномочиями, пытки, нарушение процедуры допроса. В Столице за такое можно огрести от штрафа, через увольнение и до расстрела, в зависимости от тяжести проступка и настроения проверяющих. У нас, ясное дело, таких санкций не будет. Но я хочу, чтобы ты понимал: еще один такой случай и я буду крайне разочарован. Такого мы бы и от Грифа не ожидали.
Артемий поднимается, разминая ноги. Все это чудовищно нелепо, и ему вовсе не хочется отчитывать, ругать или наказывать парня, с которым уже десять лет они работают вместе почти на равных. Но... Но кому еще?
- Он был беспомощен. Группой. На одного. Беззащитного. Не знаю, что хуже: что ты не посоветовался с нами, или что не скрывал от простых горожан свои действия. Я не могу понять, зачем ты это делал. Не буду спрашивать, захочешь — скажешь, не захочешь, воля твоя. Но я прошу, прошу, а не приказываю или требую, соберись. Есть вещи, которые может сотворить мальчишка со Складов, но Правитель — уже не может.

На пассаж о том, что связанного и находящегося в окружении недоброжелателей Стаматина уж бил-то только один человек, Артемий решил не обращать внимания. Это предмет для отдельного разговора. Хотя нет, что тут разговаривать: Игорь оправдывается, и мешать ему не надо. Накосячил. Понимает. Научится сдерживаться, с годами.
Приняв бутылку воды, Бурах делает глоток. Задумывается. Возвращает бутылку.
- Нет, все-таки доставай твирин. Горло ни к черту...
В словах Игоря много здравого смысла, но ему явно не хватает информации. Почему? Потому что кто-то очень умный как решил, что со Столицей сам, с инспекциями сам, с торговлей сам, так и сидит над своими знаниями как скряга над золотом. И надо бы этому кое-кому, по большому-то счету, ухи пообрывать, а потом отвесить хорошего пинка. Пусть исправляется.
- Не торопись пугаться. Ты, должно быть, не знаешь, но это не первый и не последний раз, когда в Столицу из города уходят ценности, в том числе и весьма необычного рода. Столица похожа на огромный котел, в котором все, что кажется нам с тобой прекрасным и драгоценным, растворится в пестром вихре, сольется с местностью и вскоре станет чем-то повседневным. Здесь я могу тебе поручиться: не будет к нам потока новых гостей. Так, может двое-трое, но и то вряд ли. Мы же не зря сами ведем с ними торговлю тем, что можем отдать без последствий, и в числе отданного есть и вещи, подобные перечисленным тобой. Это тоже была идея Симона, светлая ему память. Украденное Стаматиным будет для всех заинтересованных очередной порцией редкостей из Степи. Не больше.
Бурах умалчивает, что вот эти самые редкости и вправду могут неосторожному владельцу подарить много, очень много интересных и не всегда приятных минут. Тут они уже ничего сделать не смогут. И как же все-таки замечательно, что в Столице в моде цинизм, реализм и презрение ко всему сверхъестественному!
- Что же до грядущих мер, я предлагаю нам с тобой два основных направления работы. Во-первых, ты на время завязываешь с самодеятельностью. Даже если знаешь, что совершенно прав и морально и законно, даже если уверен, что делаешь нужное и важное дело, приходи ко мне и рассказывай. Если потребуется — иди прямо в Бойни, я скажу, чтобы тебя пускали. С одной стороны, это будет дисциплинировать тебя, с другой — заставит меня все-таки делиться информацией. А во-вторых, ты поедешь со мной в Столицу сразу же, как на нас свалится очередной вызов. Вполне возможно, что как раз по вопросу убиенного архитектора и в ближайшее время.

- Во-первых, потому что о чем бы они не просили, мы тебя все равно не отдадим, и говорить не о чем, - Бурах разливает твирин по стаканам, немного, только чтобы прогреть горло. Заболеть-то ему еще постараться нужно, с самой Песчанки даже банальной простуды не огребал, но вот связки с той же самой Песчанки устают в момент. Успела, зараза, отожрать что-то в горле прежде чем подохнуть.
- А во-вторых, это совсем не так просто. Это мы здесь знаем, что Стаматина ты и в самом деле чрезмерно жестоко допрашивал. А что знают они? Писулька эта как доказательство выступить не сможет никогда и не при каких обстоятельствах. Значит, Комитету придется собирать сюда выездную проверку, - отсалютовав Атаману стаканом, Артемий сделал большой глоток, не слишком-то заметив вкус. Вот, так лучше. - То есть, искать людей, тащиться по зимним дорогам в эту глушь, раскапывать два порядком смерзшихся трупа, выявлять несостыковки, и все это - ради расследования смерти не самых драгоценных для Великих Властей людей творческих профессий. Займет все это несколько недель, будет долго, нудно, а цена вопроса - возможное доказательство твоих и не только твоих должностных преступлений. Денег в бюджет это не принесет, мест приятных, чтобы людей пристроить, у нас здесь нет. Может, конечно, устроят показательную порку... Но это вряд ли. Если и попытаются, отобьемся или откупимся. В конце концов, это не первый и даже не десятый раз, когда нам придется утаивать от столичной комиссии неприятную правду.

Первый раз... Симона больше нет...
На какое-то мгновение Артемий возвращается воспоминаниями на десять лет назад - в ту первую инспекцию, когда со смерти Симона и года не прошло, потеряны для города были все связи Каиных, все знакомства Ольгимских, и остался он с грядущей инспекцией в обществе одного только пана Сабурова. Вот тогда это действительно было тяжко. А теперь...
- Симон умер десять лет назад, - он отрицательно качает головой на предлагающий жест. Всерьез пить не хочется, сегодня еще дела, а говорить уже снова получается. - И за эти годы мы уж как-то наладили свои связи. И вообще-то, именно ты должен бы их знать. И не знаешь только потому, что мне легче все сделать самому. Отсюда всплывает пункт третий нашего плана: по любым инспекциям, по любому общению со Столицей, по всем внешним контактам ты из меня информацию выбиваешь. Любыми средствами. Хотя бы поверхностно изучи все, что мы им передаем. Пройдет лет пять - и это ляжет на твои плечи.
Бурах встает, расправляет плечи, разминает руки.
- Задания на ближайшее будущее. Номер раз понять общий план документооборота со всеми контролирующими инстанциями. Долго, нудно, неинтересно, но надо. Считай это карой за свою выходку со Стаматиным. Номер два: составить полный список всех проблем, с которыми ты можешь столкнуться при осуществлении вот этого, - Артемий кивает на схемы. - Проекта. Пока не составишь, людей в Степь не отправляй. Особенно... - он берет карандаш и очерчивает на одной из карт две весьма удаленные друг от друга области. - Особенно вот сюда. Вопросы есть?

Кхм. Так, ладно, не все сразу. Хоть здесь что-то и упущено, это ничего. С первого раза да без подготовки, конечно, сложновато. Особенно перескочить с самой животрепещущей темы на что-то не такое уж грозное, близкое и угрожающее.
- Нет. Во-первых, категорически запрещаю любую активность по вопросу смерти Стаматина. Особенно запрещаю привлекать по этому вопросу третьих лиц, будь они хоть сто лет твоими друзьями. Письмо это запрещаю упоминать, обсуждать или любыми способами намекать на его существование. Мы о нем ничего не знаем, дело Стаматина закрыто, материалы хранятся в Управе. Если придется отвечать по вызову из Столицы, у нас есть все необходимые доказательства. И во-вторых, я не зря прошу тебя сначала подумать, проанализировать ситуацию, а потом только приходить ко мне с описанием ситуации. Не хочу ставить тебя в неловкое положение, указывая на ошибки, которые ты и сам мог найти. Завтра. Приходит к вечеру, обсудим все уже в готовом виде. Договорились?