Дела на фронте шли ужасно. Солдаты, направленные прошлой ночью прямиком в бой под знаменем победы, страдали от полученных ранений. Когда Маршал увидел своих бойцов искалеченными, вымученными и пораженными, Пепел на секунду усомнился: а не отвернулась ли от них удача? Не прогневил ли он чем-то Клару? Только Святая Клара стояла сзади и, поглаживая Блока по спине, шептала: «Это всего лишь испытание. Они проверяют тебя на прочность». Клара никогда не говорила кто такие эти «Они», но отчего-то после таких заверений у Александра всегда креп дух и он с новой силой атаковал по врагам.
Людей на фронте он принимал не так уж редко. К нему приходили и испуганные женщины, умолявшие отпустить сыновей, мужей, братьев или отцов домой хотя бы на время, и посланцы с той стороны, передающие сообщения с фронта врага о капитуляциях, поэтому аудиенция с очередным посетителем не застала его врасплох. Не спросив даже имени штатского, Блок на время забыл о том, что в пять часов вечера к нему должны были прийти: в тот момент его мучили гораздо более важные вопросы.
В полдень был назначен расстрел дезертиров. В час после полудня – совещание генералитета Ломаного фронта. В два часа привезут еще одну партию снарядов. С трех до пяти у него состоится ежедневная беседа с Кларой, после чего он уложит девочку спать.
А вот в пять уже Маршал Блок поспешит на встречу с неизвестным штатским.
- К утру чтоб было готово построение. Все солдаты, которые еще могут стоять, должны присутствовать. Те, кто не явится без уважительной причины, будут объявлены предателями родины и незамедлительно казнены.
Клара говорила, что только так можно оградить себя от мятежников: только жестоким отбором. Следуя ее указаниям, Маршал Пепел быстро проредил ряды своих подчиненных – уж очень многие не были готовы отчаянно сражаться на благо своей страны.
Оборонительные бои плавно перетекли в захватническую войну.
Отдав указания подчиненному, Александр вошел в один из небольших бараков, обустроенных специально для приема гостей.
Конечно, это не его столичная квартира, в которой Блок не был уже порядком пяти лет, но изначально полевые условия казались ему более родными, нежели хорошо обстроенное жилище, оплачиваемое из государственной казны. От военной пенсии Маршал давно отказался: он собирался биться до последнего издыхания и не желал уходить на заслуженный отдых. Погибнуть в битве – это лучая награда за его победы.
- Как придет тот штатский, впускайте.
Пожалуй, знай Пепел о том, через какие мучения проходили все посетители, чтобы выпросить аудиенцию, он удовлетворил бы гораздо больше прошений. Если уж старые матери прорывают осаду, которой оградился от людей Полководец, они достойны уважения.

Ожидая посетителя, Блок просматривал план боевых действий. Схема сражения оставляла желать лучшего, но из-за того, что каким-то неведомым образом полк Александра оказался загнанным в угол, других возможностей отбиться от вражеских атак маршал просто не видел. Возможно, они были, но время для проведения маневров сокращалось в геометрической прогрессии. Александр просто не знал, как вырвать свою армию из лап противника.
Клара говорила, что нужно идти в лоб, она уверяла своего покровителя в том, что избавит его от напастей, но только при условии, что солдаты направятся прямо в лоно врага. «Нужные жертвы, - твердила Святая, - окупят ту кровь невинных, которую ты прольешь, если не послушаешь моего совета». Александр слушал. И внимал. И правил план с остро заточенным карандашом, посылая целый батальон на верную гибель.
Маршал клялся себе, что поступает правильно. Результаты никогда не заставляли себя ждать.
Когда настенные часы пробили пять часов после полудня, дверь в барак открылась. Александр поздоровался, не поднимая взгляда от документации. Он был готов слушать, причем со всей внимательностью, однако помимо посетителей у него были столь же неотложные дела.
Голос вошедшего заставил маршала отвлечься.
- Бурах, - Александр поднялся из-за стола, наконец, обратив внимание на человека, представшего перед ним. Ворошить прошлое Блок не желал ни при каких обстоятельствах, а те четыре дня, проведенных на Горхоне, были первыми в списке того, что ему хотелось забыть.
Клара не позволяла, она постоянно была перед глазами, но Блок нашел выход: он полностью отделил ее от событий пятилетней давности.
- Я помню тебя, хирург. Нельзя сказать, что рад видеть, но... – годы общения со Святой несколько развили деревянному военному красноречие. - Зачем тебе Клара?
Конечно, маршал не допустит Бураха к своему «знамени». Пусть даже не надеется.

- По-твоему, ей угрожает опасность? Рядом со мной – нет, - тоном, не терпящим возражений, отрезал Александр, выпрямившись во весь рост. Еще пять лет назад в полевой форме генерал Пепел выглядел внушительнее самого крупного из горожан, а теперь же, с боевыми погонами маршала, он своей тенью мог затмить даже среднестатистического степняка. По крайней мере, так казалось со стороны.
Александр Блок на пушечный выстрел не подпускал людей к своему священному стягу – девочке Кларе, которая за пять лет стала его единственным верным другом и персональным советчиком. Любая опасность, исходившая от окружающих, могла запросто отнять у Маршала удачу, поэтому военный не давал ни малейшей возможности страдать его названной дочери.
Артемий Бурах, хирург из Города-на-Горхоне, участник страшных событий пятилетней давности, представлял для Клары прямую опасность: Пепел чувствовал, что противостояние между тремя извечными противниками до сих пор не завершено, да и вряд ли оно когда-нибудь найдет конец. Но прибытие Гаруспика не сулило ничего хорошего, тем более, он сам упомянул о произошедших событиях.
Однако слова визитера явно взволновали офицера, более того, разбудили в нем неистовую ярость: как смеет этот деревенщина заявлять, что Клара в опасности? Уж не он ли станет причиной? Не угроза ли? Сомневается в Полководце? Наглец.
С Бурахом не заладилось с первого дня. Причины для вражды не было, кроме как, пожалуй, их подозрительной дружбы с Инквизитором, однако стоило двум мужчинам, привыкшими сначала действовать, а потом рассуждать о логических последствиях, взглянуть друг другу в глаза, стало ясно: союзу не бывать.
Его и не было.
- Не ходи кругами, говори по делу, - в Маршале проснулся прежний командный голос. Бурах действовал отрезвляюще на Александра, в нем будто бы очнулся прежний благородный офицер и Герой Страны, а посеревший Маршал Пепел уступил свое место на пьедестале. – Зачем ты пришел? С какой стати я должен пускать тебя к Ней? Говори! Иначе ты знаешь, где дверь, хирург.
Блок сжал пальцами край стола. Еще немного, казалось, и он бы опрокинул на Артемия мебель, но пока терпел. Если этот наглец собрался тратить время Маршала на пустой треп, разговор с ним будет коротким.

Александр ударил по столу кулаком. Терпеть такое нахальство было выше его сил. Будь Бурах одним из его подчиненных, не видать ему света белого по гроб жизни, но к штатскому Маршал не имел права применять никакие санкции. Поэтому приходилось просто выплескивать свою ярость, чтобы в один момент не лопнуть.
Погрузись барак хоть на мгновение в тишину, не прерываемую далеким грохотом снарядов, Гаруспик мог бы услышать, как скрипят зубы Пепла. Ему, наверняка, доставляло огромное удовольствие безнаказанно выводить из себя офицера. Особенно в такое время, когда всей Четвертой армии грозила неминуемая гибель. Артемий знал, на какие точки жать, не даром медик.
Больше всего Маршала злило то, что хирург во всем оказался прав.
Сколько раз он ползал в ногах у Святой, моля об одном и том же? Сколько раз он просил даровать прощение за все грехи, которые он когда-то совершил? И переспрашивал: «Точно? Обещаешь?» Слова Клары обладали особым магнетизмом, они словно очень сильное снотворное усыпляли все тревоги и волнения. И Александр прекрасно понимал, о чем говорил Бура, но признавать то, что однажды он уже сломал свой железный стержень, идя на поклон к девочке, офицер не собирался.
- Она нужна на фронте, - отрезал Блок, выходя из-за стола. – Я знаю, Бурах, что вам она нужна. Но гораздо важнее то, что она делает для страны, чем то, что она может дать вашему Городу. Мне жаль, Бурах. Я не могу устроить тебе с ней аудиенцию. Тем более, сейчас она...
«...спит».
- ...очень занята.
А дальше сорвался уже степняк.
- Молчать! – гаркнул на посетителя Маршал. – Сейчас, черт возьми, происходят самые большие сражения в истории страны! Приходится выбирать из двух зол, чтоб ты знал, Бурах! Если сейчас я отпущу Клару, завтра мой полк падет на поле боя, а война будет проиграна! И тогда ничто не спасет твой Город, ни чудеса, ни осада!
Как бы ни был Александр категоричен в своих речах, но в Городе все же осталось его сердце. Может быть, не целиком, но какой-то маленький крамольный кусочек до сих пор жил там, в той милитаризованной Управе, в пустующем Соборе, в жутковатого вида Бойнях... Обрекать жителей на мучительную смерть от Эпидемии он не хотел совершенно. Но приходилось делать ответственный выбор: либо маленький город на северо-востоке страны, либо целое государство.

Слова Бураха звучали более чем убедительно. Если Клару не съедят окружающие, то она сделает это сама с большой охотой, когда поймет, что не оправдала возложенных на нее надежд. Она будет винить себя даже тогда, когда никто не будет. А Александр будет клясться девочке в верности и твердить о совершенном чуде, как когда-то она.
Но в душе у него станет темно, будто кто-то погасил керосиновую лапму.
Артемий прав, каждая ошибка Клары приближает все войско к гибели. И смерть наступит не от снаряда: солдат задушит уныние, когда они поймут, что все это хваленое чудо – всего лишь байка для поднятия боевого духа. Святая должна исполнить клятву во что бы то ни стало.
- Не сейчас, Бурах. Ты приехал в самое неподходящее время, черт возьми! – голос офицера прозвучал не разъяренно, а смиренно. В словах сквозила такая страшная безнадега, что на миг Пепел снова будто покрылся этим слоем серой пыли. Почернел весь...
Александр потер переносицу. Устал, ох как устал от всего, что на него свалилось. Управлять мортирами в звании генерала и отдавать приказы с погонами маршала – настолько разные вещи, что к последнему Блок точно не был готов. Клара науськивала его идти на новые свершения, не скупясь на пролитую кровь, но она не сказала, что же делать с открывающимися горизонтами? Зачем нужны эти крестовые походы со стягом, зачем подминать под себя селения и деревни?
Маршала посещали сомнения. Каждую ночь, когда он задувал огонь в керосиновой лампе, его будто окружали странные гости – призраки погребенных под пеплом людей. Спалось плохо, приходилось работать до изнурения, чтобы ночью не просыпаться от подозрительных звуков. Нервы совсем ни к черту.
- Завтра на нас нападут – что мы будем делать без Клары? Почему вы не можете пусть кровь без нее? Главное ведь напоить заразу, и все? Ведь так?

Чем настойчивее звучал голос Бураха, тем упрямее становился Блок. Для него эта словесная перепалка была в своем роде войной, из которой без победы лучше не возвращаться. Физически он не мог позволить Кларе хоть на минуту уехать с фронта: когда рядом не было девочки, все солдаты будто падали духом. Они чувствовали сердцем, когда она рядом, а сердце, как известно, обмануть невозможно.
Бурах прекрасно понимал, что не позволяло Пеплу с порога ответить ему согласием. Он знал, насколько сильны бывают чары Клары, насколько крепко она сажает людей на крючки, вызывая настоящую зависимость.
- Остановиться? Ты в своем уме? Ты предлагаешь повернуть моих солдат назад! В тот момент, когда мы почти добились результата! – возмутился Александр, вскинув голову. Хирург, по всей видимости, не до конца осознавал, насколько приятен вкус победы. Степняк понятия не имел, что такое – пройти войну и почувствовать себя триумфатором: глотнуть этот воздух свободы, при этом не чувствовать на языке привкус крови и пепла.
Бурах не понимает, почему Полководец не хочет сворачивать свои завоевательные походы.
- Я не понимаю, что ты задумал, - после недолгого молчания выдохнул офицер. – Объясни – и тогда я, возможно, тебя пропущу. Не думай, что я тугодум: я знаю, что жизненно необходимо вернуть Клару в Город. Я знаю, что иначе он просто будет стерт с лица земли. И знаю, что если я этого не сделаю, повторится история пятилетней давности. Но я совершенно в толк не возьму, чего ты хочешь добиться своим враньем? Кого ты хочешь обмануть? Меня или Клару? Мне кажется, сейчас ты явно вешаешь мне лапшу на уши.