Долгая зима в Северной Степи. Особенно долгой была она в этом году для измученного Уклада. Скольких степняков забрала Песчанка! А перепуганные эпидемией жители Города забили весь скот. Без разбору всех резали и молочных коров, и маленьких телят, и могучих быков, и рабочих волов. Те только остались, кого в Бойни увели, и кто был на дальних пастбищах. 
Так что этой зимой берегли  каждую телушку, каждого бычка. Мяса свежего не всем хватало, а молока Тая не пила с самого января.
Зато родились телята и ни один не умер, несмотря на лютые морозы.  Несколько человеческих младенчиков тоже родились, но если как рождаются телята Тая видела, то к роженицам ее невесты не пустили. Детки тоже все живы остались.
Тяжелая была зима. Сколько забот!  Еще прошлой зимой Тая на коньках научилась кататься, а в этом году так они и пролежали,  звонкие и блестящие,  без дела. Разве что пару раз бегала на снежную горку, пока в феврале и до самого марта не замели метели.
А в апреле вода в реках поднялась, так что едва не смыло мосты в Городе, и вышедший из берегов Горхон подступил к самым стенам Боен. Но потом и половодье схлынуло,  вернулись с зимовья птицы. Пережили зиму.

Сегодня откроются Врата Боен и одонхе погонят стада в Степь, на зеленые весенние пастбища. Значит, будет молоко, а потом и мясо, и новые телята родятся, и начнет возвращаться разоренному Укладу сила.
- Опусти меня на землю, - говорит Тая Юлуку, который несет ее на руках. Они уже обогнули Бойни, миновали Врата Скорби и вышли из города в Степь.
- Ножки озябнут, - тихо сетует тот, но всерьез возразить не решается.
Тая касается босыми ногами нагретой солнцем травы и смеется от удовольствия. Мягче ковров, что лежат в ее комнатке. Она перепрыгивает через последние островки подтаявшего, чернеющего по краям снега, придерживая подол длинного платьица. Платье красивое, расшито разноцветной тесьмой.
За зиму Тая выросла из всей одежды, так что платье новое, его всю неделю шила и украшала жена Банюша, ночами не спала, чтобы к празднику успеть.
Идет Тая, прыгает по зеленой траве, за ней идут пастухи: семеро Червей-Одонгов, и семеро молодых степняков. «Как их мало!» - вздыхает Тая. – «В прошлом году отец гораздо больше вел».
Вслед за пастухами идут Черви-собиратели и травяные невесты, что зимовали в Термитнике, тоже в Степь уходят, поставят юрты, будут звать из-под земли травы.  За ними все остальные обитатели Термитника, что не ушли нынче в  Бойни. А по бокам детишки бегут. Кто-то в сапожках, а кто-то как Тая босиком по траве скачет.  Радуются, что зиму пережили, радуются солнцу и траве и тому, что Степь просыпается.
Бойни все тянутся, огромные и старые-старые.  Тая почти слышит как там внутри нетерпеливо дышат коровы, бьют копытами быки,  мычат телята , которые еще ни  солнца ни травы в своей жизни не видели.
- Скоро-скоро, - шепчет она. – Мы вас выпустим.
Вот они дальние Врата – Бычий Зев. Стоит перед Вратами Старшина Боен, на руках кожаные оплечья, острый нож на поясе. Лицо у него серьезное и Тая прыгать прекращает, идет степенно. Подходит совсем близко, поднимает глаза.
Мать Быков привела одонхе. Старшина Боен откроет Врата и выпустит стада в Степь. Но прежде  надо умилостивить Суок. Пролить кровь на землю, чтобы была  у пастухов и стад на пастбищах защита, чтобы не резали коров степные волки, не портилась вода, не касались людей и животных болезни.
Знает Тая, что надо, а все-таки немного страшно.
Она сжимает одной рукой деревянного бычка в кармане, а другую протягивает Старшине Боен.  Тесемка на запястье заранее развязана, рукав скатывается до самого локтя.
«Ой-ой-ой, больно будет» - думает она про себя.
Весь Уклад на нее смотрит. Нельзя ей бояться. Так что она не зажмуривается, только губку прикусывает, чуть-чуть, чтобы никто не заметил.

Отредактировано Тая Тычик (2013-07-19 22:32:21)

Во всей суете сегодняшнего утра – проспал и опоздал к сроку один из Одонхе, в спешке дошивалось таино платье,  женщины собирали пастухам снедь в дорогу, а Невесты бегали и хихикали, готовя праздничное угощение,  – Тая едва не позабыла, что и она тоже должна говорить.
А ведь вчера Артемий Бурах специально пришел узнать, все ли она помнит. Помнит ли как провожал стада ее отец? Какие слова надо произносить и что надо делать? Не боится ли? От него пахло костром и весенней сырой степью, а Тая была уже совсем сонная и только кивала, что все-превсе помнит.
Тая и правда все помнит, но чуть не забыла сейчас. Поэтому стоит несколько мгновений,  задрав голову, и смотрит Старшине в лицо. За эту зиму он стал сильнее похож на своего отца. Только у дедушки Исидора все лицо было в морщинках и голова совсем седая, а у сына  морщинки в уголках глаз и седина только этой зимой чуть виски тронула.  Жалко ей дедушку Исидора, скучает по нему как по родным отцу и бабушке. И сына его по-другому, но тоже жаль бывает. Ведь Артемий  Бурах, хоть и Старшина Боен и во всех делах, что касаются Боен и Быков Термитник в его власти, но и он Дитя Бодхо, значит, и о нем таина забота. Так что Тая улыбается ему ободряюще и все что надо произносит.
Хотя чует где-то внутри, что не в словах суть, они как шелуха вокруг ядрышка ореха. Чтобы открыть дорогу стадам важнее уверенность  и сила, которая исходит от Старшины и ее собственная забота об Одонхе и о Быках и готовность благословить их путь своей кровью.

- Привет тебе, Старшина Боен, - говорит Тая громко и старательно. -  Семеро молодых пастухов поведут Быков, семеро мудрых Одонхе будут хранить их  на пастбищах, чтобы вдоволь было травы, чтобы не касались их болезни, не тревожили степные звери.  Пастухи ждут быков, быки ждут пастибищ, Суок ждет крови. Откроешь ли ты Врата Боен? Выпустишь ли Быков? Возьмешь ли мою жертву Суок?

Теперь уж Тая все-таки зажмуривается, прежде чем снова протянуть ручку. Потому что вдруг очень ярко представляется ей Суок, как она огромная, темная и страшная, распростерлась под землей шире широкой Степи, прорастает сквозь землю костяными отростками, тянется жадной алой пастью. Тая сильная, но маленькая. Много ли может отдать? Всего несколько капель крови. Довольно ли будет этой страшной бездне?   
Тая стоит и ждет, ноги и вправду совсем озябли, будто в снег наступила, хотя под ногами трава.

Отредактировано Тая Тычик (2013-07-28 01:24:50)

"Кап-кап-кап" падают алые капельки.  Так быстро они в сырой земли исчезают,  будто, и правда, в бездонную пропасть падают.  Крови-то Тая не боится, и порез на руке совсем не больным оказался, как стеблем травы по руке хлестнуло и все. 
Но все-таки хорошо, что Артемий держит Таю за руку, потому что она точно знает, ей сейчас даже дрогнуть нельзя.  Слишком важный сегодня день, и сейчас самый важный его миг. Пойдет что-то не так и  угаснет Уклад, забудут Невесты танцы и песни, забудут Черви, как звать травы, заснут навсегда древние Бойни.  А Дети Бодхо станут лишь неживыми, застывшими сказками, как те, что как-то читала ей Лара Равель из большой красивой книжки.
Так что Мать Быков стоит, не шелохнувшись, ладонью на теплую и твердую руку Старшины опирается,  босыми ногами о холодную землю.
И в едва уловимом пении молодой травы узнает она вдруг знакомые голоса.  Слышит ласковый шепот отца и  глуховатый голос дедушки Исидора. Слышит лукавые бабушкины присказки и густой сочный говор старого сказочника из мясников, чудом пережившего Песчанку и умершего в самом начале весны.  Как много успел он рассказать Тае за эту зиму!   
Нет, не так легко Уклад сокрушить. Прочно он стоит, крепкими нитями сшит, издалека тянутся эти нити от отцов к детям, от детей к внукам.  Что Степь заберет, то она же и вернет сочными травами, только умей услышать, умей вовремя забрать, да верно использовать.
Успокоили Таю голоса, и капельки падают все реже и реже, вот и совсем перестали.
Солнце выше поднимается,  прогоняет тень, почти заглядывает в Бойни, скачет рыжими искорками у Артемия в волосах и расцвечивает заново яркое таино платье.
И нет больше жадной пасти Суок. Дышит под ногами оживающая земля, добрая щедрая Мать Бодхо.  Только на  мгновение чудится странное, будто нет отдельно Бездны Суок и Матери Бодхо, будто это два лика одного и того же существа.  «Как же так?»  едва успевает удивиться Тая, но нет времени раздумывать.
Поворачивается она, подзывает к себе пастухов и по ее знаку подходят они. Склоняют головы перед Старшиной молодые степняки, низко кланяются Черви.  Черви и сами Служители, от всего человеческого отказавшиеся, чтобы стать не просто детьми Бодхо, а частью ее плоти.  Не сразу они приняли сына Исидора. Некоторые еще зимой шептались, дескать, слишком молод он, да слишком много лет провел на чужбине. Тая сперва хотела  запретить такие разговоры, да потом не стала. Сама-то она не сомневалась, кому же, как не Артемию Бураху быть Старшиной. Разве не он остановил Песчаную Язву? Разве не он убедил Генерала отвернуть пушки от Города и Боен? Разве не он прошел все испытания и победил Оюна? Даже самые упрямые из Червей, даже те, кому Оюн благоволил, должны были это сами понять.  Так Тая всем и говорила, так оно и вышло.  Эреней, который дольше всех сомневался, теперь Червей  ведет  и первый кланяется. 
А Тая в сторонку отходит. Мысли ее скачут, как воробьи на весеннем солнышке. Недавно совсем страшно было, так что плакать впору, а теперь уже думает о том, что новый год точно будет хорошим, не чета  предыдущему, это она чувствует.  И о том, что скоро праздник и об угощенье, о том что пекут сейчас невесты сладкие медовые лепешки.
Топот и протяжное мычанье слышны уже не только ей, но и всем вокруг. Радостно кричат степняки, приветствуя быков. Тая трогает языком качающийся молочный зуб. Интересно, какой бык первым выйдет? Рыжий или белый?

Отредактировано Тая Тычик (2013-09-08 23:38:44)

Все, как и Тая, замерли в нетерпении. Ведь это любимая весенняя примета  у людей  Уклада, гадать,  что за год будет  по тому, какого цвета шерсть у быка, да как пятна на шкуре лежат. Тут самый сопливый недоросль себя Менху ведающим воображает.
И вдруг толпа у Таи за спиной вздыхает одним тревожным, недовольным вздохом.  Да и Тая сама удивляется. Первым идет не один из трех могучих быков-вожаков,  а ее любимец – маленький белый бычок Утат.  Видела Тая, как он на свет  родился и первый раз на ножки встал, соломой его еще мокрого обтирала, и сколько раз к нему в гости бегала с разным угощеньем.  Она и к другим теляткам заходила, да этого больше других полюбила, за редкую масть, да за игривость.
Шагает бычок не спеша на неокрепших еще ножках, морду тянет к свету.  Следом за ним идут взрослые быки. И как только  сосунка вперед пустили? Да мало того, что первым вышел, так еще и, едва на солнышко выйдя, остановился головой помотал, Таю увидел да и поковылял к ней. Привык, что всегда у нее найдется соленая корочка или сладость какая-нибудь. И остальное стадо остановилось, ждет.
Все не так идет, не обычно, не по заведенному. Тревожный ропот у Таи за спиной нарастает. Пастухи тоже растерялись. Вышли бы первыми взрослые вожаки, повели бы они их, а за ними и остальных быков в степь, развели бы по пастбищам.  И Старшина стоит хмурится. Ему-то вмешиваться теперь нельзя, он Врата открыл, пастухам стада передал, из-под своей власти, значит, отпустил. Да, неужто, и Старшина видит в происходящем предвестие беды?  Тая-то точно знает, странный это знак, но не дурной.
Бычок теплым носом Тае под руку лезет. Пахнет от него славно, молоком и свежим навозом.
- Дурачок, ты дурачок. Полез вперед, так веди теперь всех, - говорит ему Тая тихонько, и в мордочку подталкивает, чтобы развернуть обратно к широкой тропе в Степь, где пастухи поджидают.  А Утат думает, что она с ним играет, да где-то лакомство прячет, никуда не идет.
Что делать?  Положила Тая ему ладошку между  бугорков – будущих рожек, прямо на серую звездочку на лбу, и сама вперед шагнула, навстречу пастухам.  Делает несколько шагов, бычок рядом топает, теплым боком толкается, и быки им вслед двинулись.  Пастухи ждут. Эреней, Червь-Одонг, головой сокрушенно качает.
Боятся Дети Бодхо, боятся и от страха сердятся. Только как же их успокоить? Тая бычка между рожками гладит, и сама улыбается, а все-таки тревожно, боязно.  Не от странных примет, а от того, что если переполошится сейчас Уклад, разволнуется, против кого они свой гнев обратят? В чьей власти будет мир вернуть? 
И что они сердятся, что бычок маленький первым идет?  Вот она маленькая, а разве плохо о Детях Бодхо заботится?

Еще в конце прошлого лета,  прежде, чем зацвела твирь, до того, как разразилась Болезнь, Тая бежала по своим, тогда еще совсем детским делам через  Ребро и видела как тетушка Настасья, жена пекаря, растащила двух драчунов – братишек,  одного за левое ухо, другого за правое, да отвесила каждому по хорошему шлепку под мягкое место, приговаривая:
- Не будет в моем доме такого, чтоб дети друг с другом до крови дрались.
Ох и сердита она была! Вот и Тая видит, как мнется Эреней, как смотрит недобро на Старшину, и сама сердиться начинает. Она Мать Быков и не будет у нее такого, чтоб Дети Бодхо друг с другом дрались не по священному обычаю в Круге Суок, а по злобе и дурному умыслу.
Если бы не теплая морда бычка под ладонью, не мягкая шерстка, совсем бы разозлилась Мать. А так только брови сдвигает, да строго смотрит на Эренея, Червь глаза отводит, крутит безволосой головой,  к словам Старшины прислушивается.  А тот верно говорит.
Давно рассказывала бабушка Тае сказку про то, как Дочь Солнца играла-играла, да спутала Нити судьбы, тогда привязали кончик нити к рогу белого бычка, побежал он по Степи потянул нить за собой, так и распутал узлы.  Бабушка еще сказала, что это человек может линии перебирать, да ошибиться и чужую выбрать, а быка ни обмануть, ни запутать нельзя, он все свои линии с собой несет. Не очень это Тая поняла тогда, да и сейчас не все ей ясно, понятно только, что выбрали быки себе вожака, значит, так тому и быть, не людям их судить. 
Подводит Тая белого бычка к Эренею,  согласно словам Старшины кивает и строго говорит пастухам.
- Старшина открыл Бойни, Уклад доверил вам Быков. Ведите же стада  на пастбища, заботьтесь о них и берегите.
Последний раз обняв Утата за шею, Тая целует его теплый нос, и бычок уже послушно под  широкую белую ладонь Эренея голову подставляет.
И все наконец ладно становится. Идут ее Одонхе в Степь, шагает рядом с Эренеем Утат, бредут вслед за ним могучие быки, а после и остальное стадо, и коровы с телятами и молодые телушки и бычки.
Тая становится возле Старшины и слушает радостный гул, которым провожают стадо и пастухов люди Уклада. 
А что сделала бы, если б не послушал ее Эреней? Сердилась бы, да ножкой топала?

Тая даже взвизгивает и зажмуривается от восторга, когда Артемий подхватывает ее на руки и кружит, так что дух захватывает. А потом на землю не отпускает,  усаживает на плечо.  Она довольно улыбается,  отводит от лица спутавшиеся кудри, еще год-другой ей так ходить, а потом косы заплетать придется.  Поудобнее устраивается, да крепко обнимает Артемия за шею. Нравится ей так кататься.
Сколько жителей Термитника ее на руках перетаскали, а вот у Старшины на плече еще ни разу прокатиться не приходилось. Все не до того ведь было, что ей, что ему. 
А теперь вот до самых костров в Степи, что для праздника разожгли, ее Артемий довозит. 
А там уж и все собрались. Дети Бодхо - ее подопечные, и простые горожане, те,  что в Земле живут и степные обряды и праздники уважают, кто-то и из Узлов дошел.
У того костра, где Невесты угощение готовят, опускает ее Артемий на землю.  Ножки у Таи согрелись, да и земля согрелась. Весеннее солнце поднялось высоко и светит ярко, жаркое лето обещает.  Вкусно пахнет лепешками и копченым мясом, от котлов с чаем и хмельным медовым отваром тянет сладким травяным аромат.
Как только они с Артемием подходят Невесты почему-то принимаются хихикать и перешептываться.  Так что Тае даже приходится на них взглянуть очень строго. Те сразу спохватываются, и в руках таиных оказываются горячая лепешка и кружка с чаем. 
Много здесь собирается знакомцев из Города, тех кого Тая почти всю зиму не видела. Бегает она по молодой травке, с одними говорит, с другими. Наконец, лепешку свою сжевала, чай выпила, да снова Артемия отыскала.  Есть ведь к нему важный разговор, теперь самое время поговорить, только с чего начать не ясно.
Усаживается Тая рядом и засовывает любопытный нос в кружку. Что там налито? Можно отпить или только взрослым? Или все же можно капельку?

Отредактировано Тая Тычик (2013-09-29 11:26:48)

Пахло из кружки вкусно и остро, да Тае уже ни есть, ни пить не хотелось.  После голодной зимы как-то на удивление быстро место в животе кончилось.  Весело рожки гудели, собирались молодые степняки и  горожане, что посмелее, в Круг померятся силой.  Черви – черные серьезные, на них покрикивали, чтоб соблюдали очередь и правила помнили.
У дальнего костра ребятишки в хоровод встали, играть будут  в Дочку Солнца. Самая любимая весенняя игра. Тая бы туда побежала, да поговорить с Артемием надо.  Кто же еще ему это скажет? Ни отца у него нет, ни  матери. А сам, похоже, и не задумывался, иначе не сидел бы сейчас один. Весенний праздник самое ведь время.
Тая посмотрела серьезно и кулачки в бока уперла, как бабушка делала, если о важном говорила:
- Ты должен взять себе жену, Артемий Бурах. Вот твой отец женился поздно, ни братьев, ни сестер у тебя, разве это хорошо?
Она вздохнула:
- Только кого же тебе взять? Жена Оюна слишком стара для тебя.  У младшего Бешеча  есть дочь, уже невеста. Но  их бабка твоей младшей сестрой приходится, нельзя так. Да и семья их уже не та, что была прежде. У Крюков было трое дочерей. Но старшая больше не живет с нами, она ушла.
Не знала Тая, что такое происходит в том кабаке в Земле, но Айан больше не жила ни в доме своего отца, ни в Термитнике и говорили о ней в Укладе, как об умершей, хотя Болезнь ее пощадила.
- Среднюю забрала Песчанка, - продолжала она. -  А младшая еще совсем мала. Не скоро она станет невестой.
Дочь Крюков была чуть старше Таи и только начала заплетать косы. Тая старательно отгибала пальцы один за другим.
- Сколько это получается? Шесть лет? В общем, нельзя ждать так долго. 
Тая не стала говорить о той, приезжей женщине Инквизиторе. Аглая Лилич не была злой и не была врагом Степи, это Тая точно знала.  И у нее были широкие бедра и высокая грудь, бабушка говорила, что это значит, что у женщины будут здоровые дети.  А еще она открыла  сгорающий в болезни Термитник. Но она была чужая, а чужие им не нужны. Ничего хорошего из этого не выйдет. Не вспоминают о ней и хорошо.
Тряхнув  головой, будто отгоняя все лишнее, Тая внимательно посмотрела на Артемия. Слушает ли?

Вид у Артемия невеселый, и вправду усталый, совсем не праздничный. Может и зря Тая сейчас этот разговор ведет.
- Я бы пошла за тебя, не сомневайся, - она ободряюще дергает Артемия за рукав. -  Только меня-то еще дольше ждать  придется.
Тае и самой беспокойно вдруг, да неуютно. Музыка и шум праздничные будто отдаляются и не так весело уже звучат рожки и колокольчики.
Ей ведь от бабушки это досталось, хорошо Тая видит, кто кому  в пару подходит, и с быками видит с людьми тоже.  С людьми, конечно, посложнее немножко, а все-таки сегодня свадьбу играют Саадак погонщик и  Эрте, что прошлой осенью последний год с Травяными невестами плясала. И Тае виделось ясно как наяву - родится у них к следующей весне девочка,  здоровая да красивая.  И Ирбис молодой мясник сватается к дочке Банюша Милике.   А ходил бы еще год, не решался, если бы Тая ему не сказала. Уж ее-то послушал.
А вот с Артемием ничего не может увидеть, как ни старается.  Нет, не так как с Эренеем, про которого ясно, что ни на кого он до самой смерти не посмотрит, после того как отдал отец его любимую за другого. А просто не видит и все. 
- Да разве ты не встречал Найю в Термитнике?
Может и не встречал. До того ли было? Старшина Боен ведь  к делам травников, а тем более Невест касательства особого не имеет. А может, встречал, да не узнал.
- Послушай тогда. Я сама не помню совсем.  Рассказывали. Была она Травяной Невестой, три года плясала, звала травы. Хорошо очень звала, Черви ее любили.  А потом нашелся ей жених, Янар-пастух.   Рядом стояли их дома – его и ее родителей, они с детства друг друга знали. А когда болезнь первый раз приходила, эти дома одними из первых отметила Песчаная Грязь.  Дедушка Исидор, твой отец, тогда эти дома запер, чтобы до остальных болезнь не добралась. Найи-то там не было. В Степи она была, травы звала, в тот год ведь тоже твирь сильно цвела.  Но никого у нее не осталось, ни семьи, ни жениха.  А Найя с тех пор ни на кого и не смотрела.  И не вернулась ни домой, ни в юрты Собирателей.  В Термитнике она живет, среди Невест вроде как за старшую, за порядком присматривает.
И не знает Тая, что еще сказать. Найя, так Найя. Почему бынет?  Не погонит же она Старшину мокрой тряпкой по всему Термитнику, как гоняла с неделю назад одного нерасторопного пастуха, что к ней в гости зайти хотел.
- Если хочешь, я за тебя слово скажу, - добавила она и Артемия по плечу погладила. Уж больно вид у него грустный.

Отредактировано Тая Тычик (2013-10-03 00:03:53)

Артемий поднимается,  Тая со скамейки спрыгивает и за ним бежит.
- И я пойду! – кричит.
А потом отстает и к дальним кострам. Найя как раз там сейчас, из глиняной печи горячие лепешки достает и складывает в плетеную  корзину.
- Когда ж это ты успела так волосы спутать, Мать? - укоризненно спрашивает она.
У самой Найи волосы темные густые, как у Травяных плясуний в косы не заплетенные, по спине стекают гладкой волной аж ниже попы. Когда еще у Таи такие вырастут? Хочет Тая сказать, что она-то не виновата да кто ей кудряшки спутал, но язычок прикусывает.
- А я на Круг иду, - говорит она.
- Неужто драться будешь,  - смеется Найя. - Бедные наши мясники.
- Не драться, - возмущенно фыркает Тая. – Посмотреть. Ты со мной.
- Что же это я там не видела?
- А вот не видела, - говорит Тая и ножкой еще топает.
Найя головой качает, уж если Мать ножкой топает, тут не поспоришь.
- Хорошо. Давай только лепешки  отнесем.
Поднимает корзину и Тая сбоку хватается, помогает вроде как.  Только Найя корзину на стол поставила, Тая в одну руку лепешку схватила, в второй Найю за собой потянула к Кругу, где музыка играет и собираются молодые степняки силой померяться.  Не такой это Круг, чтобы Суок накормить, не настоящий, просто забавы ради, но Черви все равно за порядком следят.
И Невесты и простые девушки  в первых рядах, собрались посмотреть на своих братьев да женихов.