Который день уже Виктору не спалось.
Весна в Городе - время странное. Снег сходит, и снова пахнет травами. Не так, как летом или осенью, конечно, но запах проснувшейся, только что оттаявшей и не совсем ещё прогревшейся земли вновь возвращал к реальности, в отличие от зимнего безмолвия, когда только и хотелось, что спать, спать, спать... А, когда спать становилось невозможно, можно было словно неживому механизму выполнять рутинную работу, которой у правителя было больше, чем казалось на первый взгляд. Зимой все рассчёты и исследования Виктора однако замирали, из головы, казалось, улетучивались все мысли кроме самых простых, которые помогали чувствовать себя хоть немного живым и отличным от сомнамбулы.
Весна возвращала думам живость, гибкость, возрождала сомнения, мечты и теории, которыми был занят разум младшего Каина на заре его зрелости. Он мог не обманываться в том, почему так происходит. Это всё была Она, знойная как позднее лето и пленительная как тёплая осень. Её приближение он чувствовал весной, Её так мучительно не хватало после зимней стужи. Когда она переставала с ним говорить, оставалось одно: искать её голоса самому, звать её, бежать к ней, пытаться ухватиться за её образ - где бы ни почудился его смутный призрак.
Когда становилось совсем невмоготу, Виктор шёл в склеп Нины, где сворачивался в клубок, словно младенец в утробе матери, на холодном каменном полу.
Он всегда оттягивал этот момент, надеясь, что пройдёт само, и такая блажь оставит его вскоре. Когда становилось ясно, что нет сил гнать горечь и печаль, он отправлялся на прогулку.
Она не любила нежных оранжерейных цветов. Ей нравились дикие, страстные, умело прячущиеся среди степной травы или упрямо пробивающиеся в самом Городе возле зданий. Весной нарвать даже маленький букетик - целый подвиг, но без него Виктор никак не мог прийти к любимой. Конечно, не как в старое время, когда он, прижимая к груди причудливую композицию из алых столичных гардений, лез по карнизу к окнам роскошной квартиры семейства генерала Лилич, чтобы увидеть благосклонную улыбку и получить столь желанный поцелуй.
Сегодняшние цветы были скромнее. У них не было имени, они росли на могилах простолюдин и на склонах берегов рек. Из них плели венки невесты. Их рвали маленькие девочки в подарок матерям и друзьям из соседних дворов. Но для Виктора значили они то же самое, что те памятные гардении много лет назад.
Только сегодня всё было немножко иначе.
Сегодня не один он вспомнил о тех, кто давно ушёл. К склепам Хозяек сейчас ходили, но ходили редко, и можно было не бояться застать у последнего приюта любимой Вавилонское столпотворение. Виктор всегда приходил один и уходил, никого не встретив. Кто, в самом деле, мог в обычный день почтить память Хозяйки? Никто.
Только память жены или матери.
- Здравствуйте.
Почему-то говорить Виктории "ты" Каин не мог. Он не смел обращаться к дочери покойной Светлой как к обычному ребёнку.
Мария спала дома и знать не знала, куда направился её отец. Представить свою дочь пришедшей по доброй воле к склепу Нины Виктор не мог. Она так же отличалась от Виктории, как отличались их матери. Но в одном они были похожи - истинными дочерьми своих матерей были, не было ни единого сомнения, что огонь, горевший в ушедших владычицах, теплился и в их наследницах.
- Приятно удивлён вас здесь видеть. Вы не продрогли?
Руку с цветами Виктор почти неосознанно отвёл за спину.

Смущённо демонстрировать девочке букет простых цветов и виновато признаваться Виктор не хотел. Только подтвердил тихо:
- Для неё.
Этого было достаточно.
Виктор на несколько шагов подошёл к Капелле. Самое глупое, что он мог сейчас сделать - торопливо попрощаться и сбежать, скрывшись в холодном склепе Дикой Нины, непонятно почему так названной. Запереться в глухом каменном мешке и снова, как безумному, просидеть там невообразимо долго, не зная, ночь сейчас или день - это страшно. Может быть, поэтому мемориал Виктории не имеет сплошных стен.
Виктория. Одно её имя заставляло трепетать горожан. Наверное, её юная дочь ещё не слышала благоговения, обращённого к ней, но что-то она должна была чувствовать. Её мать была самим милосердием и состраданием. Сильно преувеличены слова о том, что она одна могла накормить сотни жителей Города или исцеляла одним прикосновением своих рук, но доля истины в этом была: тратить деньги на добрые дела Светлая не жалела, да и лечить умела... только в основном душевные болезни. Ею не восхищались, но её почитали. Ей не поклонялись, но любили. Наверное, и сердце младшего из Каиных билось бы чаще при виде неё, не будь отдано навек другой.
- Вам здесь не одиноко? - тихо спросил Виктор, слегка наклоняясь к Капелле. Кажется, они впервые говорили и видели друг друга так близко. Общаться между собой у Каиных и Ольгимских было не принято, вот разве что старший сын Влада иногда шатался возле Горнов, силясь заглянуть в окна Марии, но это, конечно, было не то. Никаких дел с Тяжёлым Владом Георгий и Симон не вели - поддерживали вооружённый нейтралитет, а Виктор и вовсе не совался в жизнь братьев - да и Города вообще.
Это столкновение с представительницей правящей семьи находило, пожалуй, слишком большой отклик в его сознании. Внезапно Виктор подумал, что, быть может, именно дочь Светлой спасёт его от тяжкой маеты, сопровождавшей его вот уже несколько ночей. Каин не задумался, что перед ним всего лишь тоскующий по маме ребёнок - удивительно на неё похожий, и всё же не она.
- Я давно здесь не был, и всё же впервые вижу, чтоб вы пришли.

Это она сказала тебе так сделать?
До того, как юная Виктория подвинулась и мягко похлопала по ступеньке рядом с собой, у Каина ещё оставались сомнения о том, как всё будет продолжаться. Всё-таки эта встреча тотально не входила ни в какие из его планов, не вписывалась в привычное размеренное течение дней и не была неотъемлемой деталью редкого личного ритуала посещения покойницы.
Похоже, для Виктории было как-то иначе. Ведь она приходила сюда не скорбеть и не плакать - в самом деле, не может быть ничего хуже для мёртвых Хозяек, чем когда о них горюют, вспоминают без радости. Куда, куда Капелле наполняться мрачными мыслями? Такое дитя, если однажды впустит в себя чёрный росток тьмы, никогда уже не станет прежним. Ведь почему женщины, построившие на своей крови этот город, были так хрупки и слабы на самом деле? Ни при чём здесь бремя и власть, они, может, и имеют значение, но их влияние на сильную личность преувеличено. Просто эти удивительные женщины знали и чувствовали больше: любое движение воздуха вызывало в них живой отклик и находило свой ответ. Они ощущали все перемены во Вселенной, мимо них незамеченным не проходило ни шевеление травы, ни рождение сверхновой. Трепет крыльев мотылька за окном и в то же время - взрыв красного гиганта на другом конце Вселенной одновременно чертили свои линии на сердцах Хозяек, и те уже не могли быть прежними.
Она тебя пугала?
- С ними... кажется, с ними одиноко всегда.
Виктор сел. Коленки почти упёрлись ему в подбородок.
Вообще-то не стоило говорить об этом. Ни с кем. Никогда. Даже намёками. Особенно с нею, впитывающей, как губка, всё вокруг. Как вбирала в себя мать, выжимая затем ещё больше, чем взяла.
Это поймёт, наверное, только добровольный последователь, ни по рождению, ни по принуждению не вынужденный подчиняться - только спутник.
Ты скучаешь по ней?
- Они не только здесь. Они с нами всегда. И везде. Так по крайней мере говорят. Вы часто их встречаете в других местах? Вы, наверное, чаще ходите по городу, чем я.
Она стоит у твоей кровати?
- Хотя лучшего места, чтоб поговорить по душам, пожалуй, и впрямь не найдёшь. Простите, что отвлёк вас. Сам я, наверное, не был бы рад, если б меня прервали. Для такого общения иногда требуется уединение. Скорее всего, это покажется вам ненужной демагогией, но такие наблюдения иногда... помогают.
Ты пытался расчертить огромный лист бумаги и вписать в крохотные окошки все закономерности, по которым является к тебе жена. Ты учитывал даже погоду и положения луны. Не пытайся делать вид, будто сам считаешь всё это глупостью. Как ты смешон, Виктор, свернувшийся в три погибели на ступенях могилы чужой матери брошенный ребёнок.
"Когда вы скажете, я уйду."
Ты хочешь быть такой же, как она?