С утра Капелла запретила Ноткину вставать.
Вернее, что вставать Атаману нежелательно – это Артемий сказал, но в его исполнении это была скорее рекомендация. Ну что еще скажешь пацану, у которого температура под сорок? Сам должен понимать. Виктория знала Ноткина лучше: с него бы сталось и со смертного одра поскакать на такие долгожданные переговоры, да еще и спланированные прямо по-взрослому.
Сам же Атаман, не утративший ни грамма вредности, запретил идти намылившейся было Капелле. Девушка, без охраны, к бандитам? Только через его труп.
Спичку не пустили уже хором. Этот договорится, не вопрос, только о чем.
Хана единодушно решили даже не трогать, Ласка тихо сидела в своей сторожке, и так было лучше для всех.
Менху до внутренних терок Двудушников с соседями по Складам дела не было, ну или он умело маскировался, не желая подрезать окрыленного победой Атамана на взлете: договаривайтесь, раз такие самостоятельные. Хотя и страховал волей-неволей: кто с пацанвой поперек правил сцепится, понятно с кем разбираться будет. И плевали бы на это граждане бандиты с высокой колокольни, да с вожаком ихним у него свои дела были.
К счастью – или как посмотреть – дела с Грифом были не только у Бураха. И Мишка очень надеялась, что инструкция «малявку не трогать» распространялась и на мирное время. Потому что иначе – ну ой…
Почему по такой холодрыге судьбоносную встречу назначили посреди чиста поля – в общем, понятно. Мишку завернули в новый теплый шарф, всунули в руку какую-то белую тряпку и выпустили у ограды Кладбища с наказом не забирать слишком влево. Что бы там Ноткин ни говорил про засаду, травки пели весело, и Мишка с деловым видом перебирала маленькими ножками в разбитых ботинках, пока над пожухлой серой травой не завиднелась рыжая клякса. И еще немного после.

Отредактировано Мишка (2013-04-15 23:10:23)

Рука с белой тряпкой – это оказалось полотенце – быстро устала, и как только Мишка решила, что ее заметили, руку опустила. Полотенце зашуршало по траве длинным хвостом, собирая сухой мусор. Для настоящих заморозков было еще рано, но что-то поблескивало уже на травинках, подозрительно похожее на тающий на солнце иней. «Они б еще зимы дождались – на улице заседать». Ну хоть не дождь, а то бы вообще.
Когда лицо Грифа стало можно разглядеть, Мишка невольно замедлила шаг.  Даже себе самой не взялась бы она объяснить, что в нем до сих пор так ее пугает. Ночью один раз приснился, зыркнул только  – так до рассвета спать лечь больше не рискнула. Правда, во время Вспышки еще было, тогда хороших снов вообще не водилось, пятна кровавые не причудятся – и на том спасибо. А так – не обидел же толком ни разу даже, хоть и было случаев хоть отбавляй, странная судьба упорно их всю Эпидемию чуть не каждый день сводила. Слова злого не сказал, если насмешек не считать, ну да насмешками разве ж сиротку проймешь? Даже на Складе главном один раз у него была, и ничего. А все ж бежал теперь холодок по спине, и не от того, что пальтишко дырявое.
Совсем близко подходить Мишка не стала, за несколько шагов остановилась. Если близко в глаза ему смотреть – неважные переговоры выйдут, пожалуй.
- Я вот, - объявила Мишка. И пояснила на всякий случай: - От Ноткина.
Черные глазенки серьезно уставились на Грифа из недр шарфа.

Мишка так и не смогла решить, как хуже: когда он сверху вниз смотрит, и голову задирать приходится, и маленькой и нелепой себя чувствовать – или когда вот так, обманчиво наравне, и будто бы на равных. Словно кот с глупеньким мышонком играет. Вежливость его Мишку настораживала каждый раз, все подвох за ней чудился.
Хотя какой уж сегодня подвох. У них тут взрослое мероприятие, и вопросы нешуточные решить нужно, да и сама Мишка без пяти минут Хозяйка, а это уж совсем не то же самое, что замарашка с куклой. По совести – найдите десять отличий, как в книжке детской… Но Гриф же должен понимать.
- Чтоб не убивали никого больше, - уверенно заявила Мишка. Чего стоила эта уверенность – отдельный разговор, но вот мямлить сейчас никак нельзя было. – Это раз. Совсем никак чтобы не убивали. Нельзя потому что.
На самом деле в плане Атамана это было в лучшем случае «два», а то и «три», но у сиротки сложились свои представления о приоритетах. Мишка оттянула вниз слишком туго намотанный шарф, чтобы не бубнить в него, и продолжала излагать.
- И чтобы южные Склады освободили от вещей, если что осталось. Там штаб дружинников будет теперь, и режим этот… пропускной.
Мишка очень боялась, что Гриф в любой момент может разозлиться и сказать: «Обойдетесь». Даже не дослушав. Тогда вообще, считай, все дело провалено, можно было не начинать. Хотя бы договорить нужно было обязательно, и она ускорилась:
- Еще оружие сдать или хотя бы с собой не носить. Даже когда на северных Складах. Ну и не грабили чтоб еще. Но это уж так, если получится.
Последнее соображение тоже было нужно озвучить, хоть и мечтателем Атаман оказался похлеще Каспара. Смешно даже.
Хорошо бы, конечно, Гриф взял да и сказал: «Договорились», и на этом все закончилось. Только на такое Мишка даже не надеялась. Капелла хорошо ее подготовила, объяснила, что так сразу, во-первых, не соглашаются никогда, а во-вторых еще и захотеть чего-нибудь могут взамен. Собственно, потому и не сгодился Спичка на эту роль: представления о возможностях, имуществе и ближайших планах Двудушников у него пока оставались самые смутные, и за пять минут такое было не разжевать.
Тем не менее с первой – самой простой – частью задания Мишка посчитала, что справилась. Там еще было по мелочи, но не очень важное. Можно было на потом оставить и поторговаться, если до этого вообще дойдет.

Вообще немножко обидно было. С одной стороны. Даже притвориться Грифу лень оказалось, будто всерьез ее принимает, а не как письмо говорящее, на ножках. Они там, значит, хотят от него, а ребенок вроде как и ни при чем.
А с другой стороны – такое лицо у него при этом было, такое он явно про себя думал про авторов эдаких предложений – что кто его знает, может это Мишке комплимент вышел?
В любом случае, хотели-то от него еще много чего. Только такая штука оказалась… В последние дни Эпидемии, когда тянули из последних сил и почти не верили, что по-ихнему выйдет, казалось: вот вы только дайте нам спасти Город, а там уж мы вам и Разноцветную силу, и Золотой век… А когда радость недоверчивая уступила ликованию, а потом и ликование сошло на нет перед необходимостью со всем этим, на них свалившимся после более-менее трагического ухода всех разом Правителей, срочно что-то делать. Причем в первую очередь не кирпичи таскать, что еще бы ничего, а договариваться, просить и угрожать. А им бы промеж собой договориться бы для начала – и с тем не все так просто. Мишка даже не взялась бы утверждать, что честно говорит сейчас от имени всех будущих Правителей разом. И как тут чего добиваться от того, кто в гробу видал их Золотой век? А добиваться следовало исключительно по-хорошему. Чтоб не на неделю хватило, а потом опять все под откос.
Мишка скосила глаза на ладошку, где синими чернилами были коряво обозначены все пожелания, порожденные деятельным Атаманским мозгом и прошедшие цензуру у Капеллы. Для простоты – картинками, чтоб не вспоминать судорожно буквы в критичный момент.
- Еще мы хотим, чтобы вы кладовщиками остались.
Про подотчетность непосредственно Каспару упоминать сейчас явно был неподходящий момент. Да это и не к спеху, кстати, у Хана других дел полно.

Привычно стерпела Мишка легкую руку на волосах, в сторону не дернулась. Что-то вроде тайного знака у них с Грифом было. Сперва пугалась, потом злорадствовала – мол, Атаман ее в такие моменты не видит, а потом и за дружеский жест считать начала, по совокупности признаков. А от смеха все ж напряглась: вот попой чувствовала, ничего хорошего он не означает. Слова-то Гриф говорил ласковые, а по сути выходило, что сразу в глупости все их законные требования определил, и на этом стоять будет. Конечно, если бы он прямо так своим сказал, как сейчас вывернул, ерунда бы получилась. Только всегда же варианты есть, если подумать не лень.
- Ну примерно представляют, - согласилась Мишка. – А чего их девать? Пускай тоже кладовщики. Тогда и грабить не надо же, наверно?
Ну а что, хорошее же предложение. С единственным оставшимся Ольгимским они договорятся… «И тут по-новой переговоры, кончится это вообще когда-нибудь?!»
И все-таки не понял Гриф. Он что ей тут думает – она туда-сюда ему бегать будет, да еще забесплатно? Для этого и малышня бы сгодилась.
- А я затем и пришла, чтобы говорить и думать. Вот и давай говорить, - сердито предложила Мишка. И для убедительности уселась на землю прямо где стояла. Только полотенце подложила, чтобы стылая земля не сразу тепло тянуть начала. – Тебе же тоже что-нибудь нужно. Если не прямо сейчас – то скоро.
Вот знала бы – не тряпку тащила бесполезную, а табуретку. Или хоть крышку от ящика, все теплее на деревяшке сидеть. И поесть чего-ничего. Потому что пока не договорятся хоть до чего-нибудь – она отсюда не сдвинется.

Эту игру Мишка знала. Называлась она «кто кого перезанудит». И на мякине ее было не провести.
- Ты ж сказал, двадцать три, - Мишка сморщила нос. – Ты не думай, я не просто так говорю, мы правда можем сделать, чтобы все было как надо, даже если пятьдесят.
Сколько там зарплата Мишка, верно, не знала. Ей голову кружила одна только мысль, что постоянно денег дают, сколько б ни давали, хоть по десятку монет в неделю. И не надо искать, как бы вывернуться, да где найти, да на что выменять. «На широкую ногу» она понимала именно так: не думать, где раздобыть хлеб с водой.
– Мы даже спрашивать не будем, зачем их столько. И работу им можем придумать, и денег тогда больше станет. И вообще, если хочешь – пусть у тебя ведомости будут. Только тогда чтоб все по-честному.
Веры, конечно, Грифу нет особой, Ноткин бы ее сейчас на смех поднял, но Мишка готова была поверить даже на честное слово. Потому что сегодня ну очень им нужно было выторговать хотя бы год тишины. По словам Капеллы, три-четыре надо, чтобы как следует все в свои руки взять, но хотя бы. Хотя бы сейчас чтобы не рухнуло всё, давя и корежа всех без разбору. Вот ведь Гриф, взрослый – а того не понимает, о чем Капелла уж все глаза, почитай, выплакала. Или просто до сих пор дальше Складов своих посмотреть ленился. Все ж на пальцах объяснять приходится…
- Не получится, как до того. Хан с Башни спустился – всё теперь, - Мишка сделала страшные глаза. –  Не двое вас больше с Атаманом, понимаешь? Вы с бритвами ходить будете – Двудушники тоже. А раз Двудушники вооружатся поголовно, значит, и Псиглавцы, там дураков нет спину подставлять. Беда будет.
Дело даже не в Каспаре. Каспар слово свое держал, вот только комендантом Снежной Крепости перестал быть. Как оказалось, есть разница. Не то чтобы его больше не слушали, нет, конечно. Но раньше-то его слово законом считалось…
- Или можно так: чтобы бритвы убрать сейчас, а грабить перестать – потом.
Ну хоть бы что-нибудь он из этого не отмахнул, как комара надоедливого, хоть бы правда подумать-поторговаться согласился, а то не переговоры, а уговоры какие-то.

Пригорюнилась Мишка, пламенную речь слушая. Пожалуй, до вечера тут просидеть можно, друг с дружкой бодаясь. Щеки кулачками подперла, тоскливо за Грифом следила. Когда рука в карман скользнула – подобралась. Не то чтобы всерьез боялась, что зарежет ее Гриф, с места этого не сходя, а все же не зря Атаман насчет бритв настаивал, ой не зря… Усилие над собой сделала, в глаза хищнику рыжему посмотрела. В прожилки красные, в насмешливые льдинки всмотрелась.
Нет, не будет он ее резать. Ни сейчас, ни потом. Мало ли что мальчишки злые болтают, а не убийца он. То есть, он может, наверно, если, там, в драке, или напал кто, может даже и приходилось ему, раз бандиты его слушаются. Не просто ж так вожаками становятся. А чтобы взять и безоружного прибить – не станет. Во всяком случае, Мишке очень хотелось в это верить. А значит, должен сейчас послушать. Она, конечно, много на себя берет, но чем-то все равно жертвовать придется.
- Проверять никто не станет. Но чур не задираться тогда. Кого с бритвой открытой поймают – пусть отвечает, и ты его не выгораживай. И Ноткин своих не будет. – Мишка глубоко вдохнула и закончила: - Только за убийства тогда сам со своих спрашивай. Строже Сабурова. А то нечестно будет.
Договорив, Мишка не выдержала и все-таки отвела взгляд. Неужели сможет когда-нибудь долго выдерживать? Когда Хозяйкой станет – придется, если доживут оба.
- Так поезда-то встречать будете дальше? А то придет скоро.

Вот что-то, а за слова свои Мишка отвечала. Оставались, конечно, опасения, что Атаман за такие обещания ей уши оторвет, и хорошо если не с головой вместе. Да только это как раз потому, что отменить ничего не сможет. Слово дал атаманское. А иначе попробовали бы они ее на переговоры эти подписать!..
- Головой отвечаю, - серьезно подтвердила Мишка. – Только смотри, ты тогда тоже – головой. Чтоб ни бритвой, ни чем другим – никак. К тебе придем, если убивать будут.
Угроза «прийти» прозвучала смехотворно, но девочку это сейчас не смущало. До нее вдруг дошла ранее вполне абстрактная поговорка про «назвался груздем», а вместе с ней и понимание, что отвечать придется не только за соблюдение договора, но и за его нарушение, и перекладывать эту славную миссию на кого-то другого – взрослого и страшного – будет попросту нечестно. Что тут можно поделать? Только срочно превращаться в такую Мишку, чей «приход» действительно грозит жертве чем-то посерьезнее приступа хохота. И как-то даже такая перспектива уже не слишком пугала, и только Бодхо ведает, как череда этих мыслей отразилась на маленьком личике. Одно можно сказать точно: привычного выражения выпавшего из гнезда сердитого совенка там больше не было.
- С поездами тогда как обычно. И кладовщиков пусть будет, сколько хочешь, и кто там к тебе еще ходит – сам считай. За грабежи отвечайте как раньше, если поймают. Я ж понимаю, что вы привыкли так, - добавила она вдруг, даже для самой себя неожиданно. – И пока без этого не умеете. Вас не переучишь уже. Только новые бандиты к вам приходить уже не станут.
Это было не то, о чем шептались травы. А видений никаких у Мишки сроду не случалось. Только Капелла надеялась, что так будет, и это было только маленькой частью того, что она обещала, и сейчас – вот с этого места посреди Гнилого поля, ничем не примечательным холодным утром – Мишка ясно понимала, как и почему. И с этой перспективы нынешние переговоры показались мелкими и даже уютными – как дань прошлому, которое пока еще здесь, с ними, но уже скоро начнет растворяться в чем-то совсем другом, и сейчас главное – дать ему уйти с миром…
- А? – Мишка вдруг встрепенулась и поняла, что ответ если и был, то она его прослушала. Нашла время мечтать!

Вот вроде и соглашался Гриф с чем-то, и на уступки вроде шел, а было такое чувство, что о чем бы они сейчас ни договорились, вывернет так, чтобы по-старому все осталось. А если объяснить ему, попросить по-человечески? Не может же быть, чтобы ему просто нравилось людей мучить, и ни о чем другом он не мечтал. Только как объяснишь, чтобы он поверил?
- К тебе ведь сейчас те идут, кому другого места нет? Ну и вот. Скоро для всех-всех место будет, такое, чтобы не скучать. Скоро никто людей грабить не захочет, потому что дела будут другие, интересней гораздо.  Капелла, ну, Виктория – она видит, как все станет, только еще время нужно, чтобы так стало. Мы даже знаем, как так сделать, но пока не все можем. И взрослые не все поймут, наверно, поэтому придется потихоньку, не сразу. Поэтому еще немножко надо тебе потерпеть и так покомандовать, чтобы Город сейчас выжил. Ты ведь сможешь?
А чтобы Гриф не думал, что она тут фантазирует, Мишка вдруг поднялась на ноги, подошла к нему вплотную, едва не наступив себе на шарф, и глядя прямо в глаза – пугаясь собственной смелости – тихо добавила:
- А душегубцев у тебя и теперь не будет больше. Ты же обещал, помнишь? Ты мне обещал. И мы оба головой отвечаем.
Нужно было, чтобы он понял, как это важно, то, о чем они сейчас договорятся. Он, может, до сих пор думает, что тут обычный раздел Складов – но это ведь не правда. Делить им больше нечего, по большому счету. Ноткин теперь весь порядок в Городе на горбу тащить будет, и, наверно, уже начал сам это осознавать. Во всяком случае,  Мишке сейчас казалось, будто она понимает, что творится в голове у других, оказавшихся с ней в одной лодке, потому что в своей маленькой головенке со страхом наблюдала те же кувырки.

Не часто Мишке бесплатные заголения перепадали, да еще внезапно так.
Распахнула глаза, как зачарованная на исполосованный живот уставилась. Сама бы взгляд отвести не смогла, хорошо хоть налюбовался на ее реакцию Гриф быстро, свитер опустил – как отрезал. Ни на ком еще столько узлов-борозд ей видеть не приходилось. Носы сломанные, локти разодранные – сколько угодно, у Двудушников такого добра навалом, да только и этим они особо не хвастают. А тут целые от ножа шрамы.
Мишка медленно выдохнула сквозь зубы.
И что – кто-то за такую вот власть еще и драться готов? На шрамах, на трупах, на предательствах… Кому-то нужна такая власть, когда все силы на то чтоб за нее удержаться…
- А ты… - Мишка невольно сглотнула. – Ты тоже? Для власти этой убивал? Зачем?
И чего спрашивает? Не маленькая ведь. Все понимает.
То есть… нет. Не понимает. И не хочет, если честно. А надо, очень надо.

Интересно, а сейчас – вот теперь – стал бы Гриф в вожаки выбиваться?
- И теперь тоже кажется?.. – спросила Мишка на всякий случай, хотя и сама чувствовала, что не о том спрашивает. Отсюда-то выглядит так, что такая только судьба Грифа и ждала, и другой быть не могло. А если ему чего другого и хотелось когда-то – так это разве теперь вспомнишь. - У нас вот никому почти не кажется. Чего тут хорошего – вожаком-то быть?..
Вот как-то действительно не было особо претендентов с тем же Ноткиным за место во главе новой дружины потягаться. Если и примерял кто на себя – кто постарше, особенно из Многогранника – так в последние пару недель перестали. Вот как Сабурова не стало – последнего из бывших правителей – так и перестали. Не казалась уже работенка приятной да непыльной. Некоторые прямым текстом говорили: ну его, пожалуй.
- И так заняться будет чем. Так ведь не бывает, чтобы человек только и хотел, что людей резать.
Мишке так и не удалось отвести взгляд от грубого узора на свитере. Спрятал-то он быстро, но оно до сих пор перед глазами стояло.
- …больно было?

Не стала Мишка спрашивать, что с теми сталось, кто Грифа ножом попортил. Хоть и хотелось, в последний момент язык прикусила.
Ясно же, что премию им за это не выдали. А что человек он страшный да опасный – так тут кто бы сомневался, затем и нужна была его помощь добровольная, затем и переговоры затевались… Страшный – не значит ведь, что плохой. К плохому ее б и не послали, и сама она не пошла бы.
Вдруг Мишка осознала, что до сих пор стоит к страшному человеку вплотную и без зазрения совести пялится в глаза. Стараясь не выглядеть испуганной, она с достоинством отступила назад – и схватилась за Грифов локоть, чтобы не растянуться на хрустящей траве.
Правый ботинок чавкал и хрюкал, но от земли отрываться никак не хотел, погрузившись в нее ровно настолько, чтобы что-то мокрое и холодное просочилось в разлезшиеся швы.
Вспомнив про недавние кровавые сгустки, Мишка вытаращила глаза и жалобно пискнула. Потом уже сообразила, что кровь – она же теплая должна быть.
Но локоть так и не выпустила.

Ни жива ни мертва, Мишка повисла у Грифа в руках, как кутёнок в пасти у мамки.
С одной стороны, странно было ввысь подскочить, будто выдернутая из земли морковка. Но с другой стороны ощущения поступали еще интереснее: длинный, выше колена, носок сначала пополз вниз, потом натянулся, плотно сдавив ногу, и наконец с отчетливым чпоком выскочил из ботинка. Мишка осторожно скосила глаза вниз: носок пару раз дрыгнулся пружинкой и повис, покачиваясь, почти до земли. Под ним зияла пасть всосавшегося в землю ботинка.
Мишка осторожно разжала стиснутые на рукаве пальчики, надеясь, что хоть синяков воровскому князю не наставила.
Продолжать дискуссию стало затруднительно.
Ладно – дискуссию… Переговорам, по всему видать, каюк настал, но как она домой-то теперь пойдет? Или удастся все же обувку отвоевать обратно?
Тонкой струйкой через край в ботинок начала затекать вода. Спасать положение надо было срочно, и Мишка, привычно уже потеряв голос, глазами попросилась вниз.

Оказаться переброшенной небрежно через локоть было немного обидно. А когда еще и водные процедуры в перспективе замаячили – тут уж и паника подоспела.
«Что я ему – щенок бродячий?»
От возмущения у Мишки даже голос прорезался.
- Не надо меня ости… отстирывать, - жалобно попросила Мишка, раскачиваясь в такт шагам и уже начиная постукивать зубами. – Я мытая. В этом месяце.
Она оперлась ладошками на руку Грифа, чтобы уж не совсем тряпочкой безвольной болтаться, и постаралась больше не дергаться. Помимо неудобств, связанных со свисающим положением, сквозь мокрый носок начинал пробираться холод. Спасенный ботинок болтался так, что не достать, да и толку с него не много, грязного и драного, а самым быстрым способом оказаться так или иначе в тепле было сейчас – в охапке у Грифа.
Но все же смолчать Мишка не смогла.
- Договорились, что убивать не будут. Ты обещал! – пробурчала она куда-то ему в бок.
Она так цеплялась за это обещание, будто боялась, что Гриф возьмет его назад. Только кто ж так ультиматумы-то ставит – меж землей и небом болтаясь, целиком на чужую милость полагаясь? А ну и что, ну и ладно, ботинок – это одно, а переговоры не отменял никто.
Мишка ощутила рывок, когда Гриф взбежал на насыпь, и перед глазами замелькали шпалы.

Отредактировано Мишка (2013-07-09 22:09:26)

«А Склады-то, Склады южные!..» - громко подумала Мишка. Но вслух не стала. Больно тряско было от шагов быстрых, от спешки, несолидно прозвучало бы ее мяуканье.
Ну что, в долгосрочной перспективе все вырисовывалось не так чтоб совсем плохо. Кое-о-чем, считай, договорились, насчет прочего еще пободаются, главное, что пока можно кладовщиков за врагов не держать. Хотя и смотреть в оба. А вот краткосрочные планы беспокоили Мишку все сильнее по мере приближения к логову. Вот что он имеет в виду под этим «отстирывать»-то? Целиком, или одежду, или по отдельности? Сам или как? Трудно сказать, какой вариант пугал ее больше.
Дверь склада как крышка гроба захлопнулась. Услышав про воду, Мишка отмерла и задрыгалась, но с перепугу это вышло так вяло, что Гриф и за сопротивление, видать, не посчитал, перехватил только покрепче. Только и оставалось, что по сторонам озираться.
Народу не было никого, не то что в прошлый раз. Только тётенька. Не та, рыжая, что как мальчик одевалась и в город не боялась выходить, а та, которая молчала всегда. Ее потому только Мишка узнала, что с той, рыжей, видела в степи несколько раз.
А главное – тепло здесь было. В вагончике у нее сроду так тепло не было, когда не лето. Пока тётенька ходила и чем-то тревожно гремела за расписной ширмой, Мишка успела и согреться, и перетрусить. Опусти ее сейчас Гриф на землю – точно задала бы стрекача. А он как чуял, передал только с рук на руки. Уносимый за ширму в неизвестность ребенок бросил прощальный отчаянный взгляд на него и на ботинок свой.

Пока Мишку сажали на табуретку и стягивали ботинки с носками – терпела. Пусть и свои, родные, а все же пакость мокрая холодная. Шарф размотать дала. Развернула тётенька кулек с ребенком, посмотрела даже ласково – явно внимание усыпляла – и ка-ак давай пальтишко расстегивать! Мишка запахнула воротник, вцепилась в него двумя руками и отчаянно замотала головой. Завопить ей не позволил только инстинкт самосохранения: Гриф прибежит – мало не покажется. Он и так прибежал, спросил из-за ширмы, не нужна ли помощь. Не уточнил, правда, кому именно. Тётенька оглядела ее, внимательно так, словно прикидывая соотношение сил, и тихо отказалась. Мишка уж готова была за жизнь свою бороться, но как-то ее вдруг в покое оставили, головой только покачав с улыбкой еле заметной.
В следующую минуту под ногами у нее оказалось глубокое корыто, исходящее паром. Скукоженные от страха пальцы на ногах сами собой расслабились, хоть до воды Мишка и не доставала. Тогда тётенька достала откуда-то маленькую скамеечку и поставила корыто повыше. Мишка упрямо подтянула коленки к груди.
Они бы еще долго тут в гляделки играли, если бы тётенька, пожав наконец плечами, не занялась чем-то своим, оставив Мишку одну за ширмой. Та с опаской оглянулась, недоверчиво потрогала пальцем воду и для себя самой неожиданно влезла туда обеими ногами. Очень скоро тепло пробрало аж до макушки, наливая ее сонной тяжестью. Был бы стул со спинкой – тут бы Мишка и задремала. Она даже не вздрогнула, когда тётенька вернулась с шерстяным одеялом, а в ответ на заговорщицкий ее шепот: «Давай поменяемся?» - позволила стянуть с себя пальто и закутать в одеяло. Куколка сидела у нее на коленях, укрытая с головой, и, кажется, была вполне довольна жизнью.

Свист чайника ворвался в уютную дрему, как паровоз. Мишка подпрыгнула на табурете и плюхнула из корыта изрядную лужу на пол.
Вода остывать начала. Еще грела немножко, но не обжигала приятно, и Мишка вытянула из нее ноги. Тётеньки рядом не было, но на скамеечке лежало свернутое полотенце. Осторожно нагнувшись, девочка развернула его в руках. В домах попроще такими стол накрывают поверх скатерти по большим праздникам, а эти – на ноги его?! Мишка поозиралась, но ничего похуже в пределах видимости не оказалось. Явно для нее тут положено. Совсем с ума посходили… Она промокнула голые пальцы самым краешком и подтянула колени к груди, скукоживаясь на табуретке как на насесте.
Теперь-то чего? Ей бы домой бы, раз так с переговорами вышло нехорошо… Как бы только носки-то назад получить? Ботинки аккуратно стояли рядом, из них торчали края ветоши какой-то. Очень жалкие и бесцветные они были по сравнению с полотенцем и нарядной ширмой, несмотря на подгорелый этой ширмы угол. Мишка не поняла сначала, что за пятна черные, узор-не узор, как будто из костра ее вытаскивали, а потом вдруг и про пожар вспомнила, и про то, как сама с кастрюлей тут носилась кругами. Это до сих пор оставалось их с Грифом секретом. И хорошо еще, что он Ноткину тот пожар припоминать не стал. Хотя… Было ведь Атаману и что в ответ ему припомнить, и уж если бы пошли они обидами меряться – точно бы ни до чего путного не договорились. Хорошо, что Мишка вместо него пошла…
Как кружка горячая в руках у нее оказалась – Мишка и сама не поняла. Замечталась-задумалась, да так, что чуть не пролила от неожиданности, когда крепкий запах травяной в ноздри ударил.
Это что – в самом деле ее князь воровской в логове у себя в одеяло завернул и чаем поит?..
Ну, пусть не сам завернул, все равно…
Перехватила за ручку, чтобы не обжечься, вежливо отхлюпнула маленький глоток.
Надо же, на товарах из Столицы сидят – а чай степной пьют…
А Гриф уходить-то не спешил, расселся напротив по-хозяйски, будто и впрямь гости у него. Мишка молча хлопала на него черными глазами, громко прихлебывая из кружки.
«Сам принес – сам пусть и выкручивается», - решила Мишка. Она, в конце концов, в гости не напрашивалась. И как в таких гостях вести себя – тем более не понимала. Это ж не у Капеллы вечерять, в конце-то концов.