Дорогой Михаил.

Если ты читаешь эти строки, значит, письмо избежало печки, и ты не стал уничтожать его не вскрывая. Поэтому прошу тебя, дочитай его.
Я знаю, ты долгое время избегал встречи со мной. Быть может, ты уже решил, что наши пути разойдутся раз и навсегда, но со всей ответственностью заявляю тебе: нет, этого не будет. Буду откровенен с тобой до конца, Михаил. Я не терял тебя из виду ни на день после того, как ты собрал вещи и ушёл, не простившись со мной. Друг мой, я следил за тем, как складывалась твоя судьба. До определённого момента: не мог же я жить лишь знанием того, что у тебя всё относительно неплохо. Естественно, мне захотелось быть в курсе, куда же ты подашься по окончании обучения.
Однако ты не был распределён ни в одну больницу. В ординатуру тоже не пошёл. Я искал тщательно, ты меня знаешь. Этого стоило ожидать, но я боялся, что ты так поступишь. Понимаю, домом Столица для тебя так и не стала - да и не могла стать. Ты ненавидел её всем своим сердцем, я это замечал. Но молчал. Как оказалось - зря.
Если ты вернулся в Город, письмо тебя найдёт. Где ты можешь быть, как не в Городе? С первого дня в Столице ты мечтал вернуться, только мысль о доме хоть как-то придавала тебе сил.
Не спрашивай меня, почему я пишу сейчас, спустя столько времени, и отчего вообще волнуюсь о твоей судьбе. Я ничего просто так не забываю и тем более не снимаю с себя ответственности за многое с тобой происшедшее. Можешь изорвать это письмо в клочья, но ответь на него. Прошу тебя как друга. Если ты ещё жив и если ты по-прежнему в Городе, пошли мне ответ. Я не прошу рассказывать о твоих делах и выкладывать всё как на духу. Мне просто нужно знать, что ты жив и ты дома.
Мне очень нужно это сейчас.

Твой Д.

Отредактировано Бакалавр (2013-01-30 20:36:05)

Здравствуй, Михаил.

Ты не мог придумать мне худшего наказания, чем это. Если только ты жив и никак не желаешь мне ответить, ты избрал самую изощрённую пытку из всех, что мог придумать для меня.
И ведь ты об этом знаешь сам: что может быть хуже для учёного, чем неведение?
Хотя какой я учёный, к чёрту.
Мне кажется, даже если я слал все эти письма в никуда, ты и с того света понимаешь, что я в них тебе пишу. Ты меня достаёшь даже из могилы. Ты ведь не хуже меня все эти прописные истины знаешь: те, в чью жизнь мы однажды вмешались, накрепко привязывают нас к себе, и эту связь не разорвёт ничто и никогда больше. Ты веришь вообще, что этакую ересь пишет тебе тот Бакалавр Данковский, которого ты знал? Я сам не верю. Только нет-нет, а вспомню о тебе, и никак не могу ни с виной справиться, ни со злобой, изнутри меня сжирающей, на самого себя.
Не буду тебе угрожать, что приеду и лично посмотрю в твои глаза. Не буду.

...на случай, если будет доставлено нескоро - сейчас весна. Я даже не заметил, как она наступила. Я понемногу теряю ощущение времени - не из-за тебя, не надейся. Других забот тоже хватает. Интересно, ответил бы ты сразу, знай, отчего по-настоящему я всё же решился сесть за перо тем летом, с которого уже минуло, кажется, сто лет?
Нет, неинтересно. Интересно лишь, сколько я вытерплю, прежде чем лично постучаться в двери твоего старого дома.

Твой Д.

Верю, что это ты. Только ты на этой планете мог поставить меня под угрозу сердечного приступа всего тремя словами.
Счастлив получить от тебя весточку, Михаил. Но вынужден тебя огорчить: приеду. Нескоро, но всё же. Я ушёл с работы (представляю, как бы обрадовало это тебя немного раньше) и намерен вернуться в Город. К осени.
Надеюсь, дверь мне откроешь быстрее, чем через полгода.

Д.

Михаил, прекрати истерику и не спрашивай, как я узнал.
Ты снова думаешь только о себе. Я не дурак, понимаю, ты не хочешь меня видеть. Но разве я сказал, что отправляюсь к тебе? Я еду не к тебе, а то, что счёл нужным тебе сообщить о своём решении - знак только доверия. Лучше бы не говорил тебе вообще. Никогда ещё моё доверие не втаптывали в грязь таким образом. Хотя вру, было один ра
Даже если я никому в Городе не нужен, в Столице меня более ничто не держит. Всё решено уже давно! Я не сижу на месте и заканчиваю все дела, чтобы ничего после себя не оставлять. Я сжигаю мосты, понимаешь ты это или нет?

P.S.: Спасибо, что лишний раз мне напомнил о разрушении Многогранника. Я как раз начал забывать.

Здравствуй, Михаил. Надеюсь, зачитывать с выражением Михайла тебе не будет. Читать-то ты сам в состоянии, или как?
Это очень на тебя похоже. Мы пять лет ходили с тобой по Столице одними дорогами, и ни дня не нашли, чтобы свидеться. Я даже не удивлюсь, если, проведя остаток жизни в Городе, не увижу тебя даже на минуту. Даю тебе слово: если не увидимся этой осенью, не увидимся никогда. Ты думаешь, я пытаюсь тебя напугать? Нисколько. Ты просто не можешь себе представить, насколько я серьёзен сейчас.
Можешь не ждать. Всё равно ты давным-давно разорвал то немногое, что нас ещё связывало.

Даниил.

Михаил.

Ты снова переводишь стрелки. Нет, не спеши думать, что я опять тебя виню. Я никогда и ни в чём тебя не винил. Никогда и ни в чём.
Помнишь, что я тебе сказал тогда, после операции, когда ещё тайком принёс тебе сигареты, которые тебе было совсем-совсем нельзя? Я сказал, что жалею о встрече с тобой. Это правда. Я жалею, что встретил тебя. Потому что принёс тебе много горя.
Когда ты спас мне жизнь, я не сделал ничего, чтобы вытащить тебя с грязного склада. Я не хочу вспоминать тот ужас, потому что вёл себя недостойно - вот та память, которая осталась мне от тебя. Вот то, что я увёз из Города, оставив тебя за спиной. Собственная низость, за которую я несу теперь наказание.

За окном сентябрь. До конца года я могу не дожить. Сколько детской мешанины я проглотил, страшась Песчаной Язвы, как чёрт святой воды? Тот порошочек, который ты для меня достал, стал только началом. Я действительно умираю, и у меня нет другого выхода, кроме как вернуться в Город. Увидеть его в последний раз и, если я только смогу, сделать что-нибудь хотя бы для тебя.
Я хочу искупить свои грехи. Если ты покажешь кому-нибудь это письмо, клянусь, я убью тебя.
Но сейчас мне страшно. Я боюсь не успеть.

Твой Д.

Михаил.

Из раза в раз надежда угасает во мне, когда я читаю эти строки.
Ты меня, кажется, уже мысленно похоронил. Я не виню тебя, вещи надо называть своими именами. Только я пока жив, и, как мне кажется, жив лишь памятью о Городе. И о Башне. Как бы ты ни хотел, я никогда не перестану её любить.
Просто пойми: ты снова ставишь меня в такое положение, из которого нет выхода. Ты всегда так делал - и нет, я не злюсь и не в упрёк тебе говорю. Сил на злость и обвинения у меня больше не осталось.
Я всё распродал и только жду подходящего момента в голой квартире. Мою дорогую Танатику возьмут в свои руки друзья, которым небезразлична судьба нашего общего дела. А ты не устаёшь твердить мне, что меня не ждут. Выходит, всё было напрасно? Я имею в виду, всё, что было в моей жизни до сих пор. Кажется, теперь я точно не усну сегодня, зная, что подвешен в воздухе и, куда бы ни подался - ничего хорошего не выйдет. Ты действительно поселил во мне сомнения. Бежать мне больше некуда. Я схожу с ума.
В жизни не писал более бессмысленного письма, Михаил. Можешь не отвечать. Всё равно я знаю, что ты мне посоветуешь. Револьвер Сабурова я не продал, но вряд ли воспользуюсь им.

Даниил.

Нет. Этого я не знал. Даже не догадывался, откровенно говоря, и должен сказать - без этого знания мне спалось бы значительно крепче. Ты почти разубедил меня ехать. Кажется, впервые после смерти Евы я в полной мере ощущаю себя убийцей, хотя не толкал её с балюстрады и не нажимал на спусковой крючок.
Ты в самом деле печёшься о Танатике? Не надо. Не делай вид, что тебя она хоть сколько-нибудь заботит. А обо мне не стоит беспокоиться: она уже давно не моё дитя, и я перестал чувствовать себя её отцом. Мне не всё равно, что с ней станет, но не могу любить её как прежде - после всего, что было со мной. Я изменился, и должна была измениться Танатика, но этого не случилось. Поэтому больше не могу жить ею - так каждый родитель должен рано или поздно отпустить своё дитя. Как ты считаешь, не это ли сгубило в конечном итоге Петра?
Какой стала Мишка? Прости, звать её Михайлой стараюсь - и не могу. Она помогает тебе? Рад, если она рядом и заботится о тебе. Я думаю о ней иногда, и мне кажется, что она выросла очень красивой женщиной. Только не могу представить воочию. Я вообще многое стал забывать. Не узнаю лиц, не помню имён, постепенно дела минувших дней вспоминаются как сны из другой жизни. В Столице рано или поздно стираются из памяти запахи, звуки, ощущения. Столица поглощает не хуже, чем поглощает Город. И вот - я уже не помню запаха твоих целебных трав и вкуса твирина. Забыл, каким болезненным может быть укус крысы и как красиво поют свои песни невесты одонгов. А что, если я однажды не узнаю и твоего лица?
Знаешь, Михаил, ты всё же жди меня. Не теряй надежды, что я постучусь к тебе в дом. Знаю, уже совсем скоро наступит зима. Но даже если я ступлю на твой порог тридцатого ноября - это будет ведь ещё осень, правда?

Твой Д.

P.S.: Почерк у тебя стал заметно твёрже. Кажется, я могу собой гордиться: переучил-таки.

Михаил.

Жизнь не стоит на месте - когда я это пойму? Пора бы сейчас это осознать. Подумать только - девочка, которая, кажется, ещё вчера не доставала мне до пояса, уже замужем. Скажи мне, чьей женой она стала? Если ты назовёшь имя кого-то из знакомых мне мальчишек...
Она, может, и научится у тебя плохому, но тебе общение с нею точно пойдёт на пользу. Ты не думал взять учеников? Это лучшее, что ты можешь сделать для Города и для себя. Вас ведь немного осталось, тех, кто помнит знания Исидора. Ты ведь тоже как-никак учёный, в тебе должно быть стремление передавать молодому поколению знания! Я бы и сам с удоволь
Подумай об этом. Только слишком ко мне не прислушивайся, а то ведь я до того договорюсь, что предложу открыть в Городе школу.
И - не могу не спросить, рука не слушается и сама тянется вывести этот вопрос. Скажи... Мишка, она стала по-настоящему похожей на Хозяйку? На такую, о каких мне рассказывали. [много-много раз перечёркнуто, но различить можно] Которая сможет зачерпывать одной горстью звезды, а другой — магму из сердца земли. Знаю, что это глупо, но я хотел бы хоть однажды увидеть такую женщину. Мне ведь самой малости не хватало, чтоб поверить во всё, что со мною случилось. А Мария, ты знаешь, не зажглась. Истлела тихо, и никто не смог узнать, какой она была на самом деле.
Какая она сейчас, наша Мишка? Расскажи, чтоб я знал, к чему готовиться.

Твой Д.

Михаил.

Я почему-то не мог избавиться от мысли, что именно Спичка стал её мужем. Он ведь правитель теперь, верно? Не могу себе этого представить. Мальчишка, которого я отчитывал за то, что лазает по заражённым домам... Да я своими руками ему коленку бинтовал, когда он расшибся. Смешной такой был, конопатый, всё время замирал, как заворожённый, при виде стетоскопа.
Но знаешь, всё равно ничего не будет как прежде. Наверное, глупо было надеяться, что Мишка станет похожа на настоящих Хозяек. Не знаю, была ли Катерина такой же, как Нина. Мне говорили, что нет. Но я в любом случае не могу сравнивать, я знаю Нину лишь по словам её мужа (можно ли им верить?) и ещё немного - из своего старого сна. Мне однажды столько наговорили о ней, что всю ночь снилась. Хотя это, конечно, глупость.
Не хочется говорить, но я всегда знал, что, если когда-то Хозяйки и существовали на самом деле, больше таких не будет. Впрочем, умолкаю: это вернёт нас к спору, который я продолжать не хочу. Ничего не вернёшь, а в очередной раз убиваться по своему поражению мне как-то не к лицу.
Стах и Бурах... Они в добром здравии? Я не могу не спросить. Скажи, правда ли, что Песчанка стала, как и обещал Артемий, не страшнее ветрянки? И правда ли, что теперь её совсем не боятся? Даже если это так, я никогда не смогу до конца поверить. Так остро чувствуется течение времени: то, от чего прежде не было никакого спасения, теперь не страшит и не убивает.

Даниил.

Михаил.

Вот чему в вашем Городе я удивляться не перестану никогда: у вас какое-то собственное, концентрированное мироздание в пределах всего лишь крошечного клочка земли. От Каменного двора до самых необъятных Боен растянуто такое количество вещей, невозможных больше нигде на всём свете. Нигде в мире больше не слышали о Хозяйках, а у вас их можно любить, а можно ненавидеть... Не понимаю твоего отношения, но умолкаю, раз ты не хочешь ничего об этом слышать.
Меня тревожит, что Язва всё ещё остаётся в Городе спустя столько лет. Сама идея мирного сосуществования с болезнью приводит меня в ужас. Не хуже меня знаешь - Песочная Грязь коварна и неуловима. Даже обыкновенный грипп имеет свойство эволюционировать, потому и вакцину необходимо постоянно совершенствовать. Что говорить об этой степной заразе... Будь осмотрителен. Нас обоих она едва не свела в могилу, и не мне тебя учить осторожности. Хотя ты себя всё равно не будешь беречь, сколько бы я ни просил.
Романы в один присест не пиши. Лучше в течение всего дня понемногу записывай что тебе нужно. Не перенапрягай запястье, главное. И учись не записывать всё подряд. Интересно, в университете ты за преподавателями конспектировал даже слова-паразиты и покашливания?
Тебе бы пошёл на пользу кто-то вроде секретаря, заодно начал бы разбирать свои талмуды. Серьёзно, ты сам помнишь, что и где у тебя записано? Если однажды твой дом загорится, в нём столько бумаги, что я тебе не завидую. К тому же, сомневаюсь, что Мишка берётся разбираться в твоих летописях и архивах. Она наверняка наводит у тебя дома порядок другого толка. Как-никак... женщина всё-таки.

Даниил.

P.S.: Хочешь, пришлю тебе печатную машинку?

Дорогой Михаил!

Я сам не знаю, почему за всё время, что не получал от тебя писем, не решил осведомиться о том, почему ты не отвечаешь. Сегодня утром извиняющийся почтальон принёс мне огромную пачку грязных, рваных конвертов. Не могу представить, где они всё это время провели. Не иначе, кто-то был очень против нашей переписки!
Так или иначе, я всё ещё жив. Не совсем здоров, но в трезвом рассудке. Недавно выписался из больницы, где меня снова потрошили и выворачивали наизнанку. За минувший год это был не первый случай, но дался он мне тяжело. Впрочем, все мои части тела ещё при мне, а потому перестаю жаловаться. Всё могло быть ещё хуже.
За исключением этого, всё в моей жизни по-прежнему. В углу комнаты - собранные чемоданы, мышь повесилась на кухне. Танатика процветает, я даже не знал, что мои товарищи настолько преуспели в разных областях. За своими амбициями я этого не замечал. Однако после моего ухода они словно получили глоток свежего воздуха. Им дали финансирование, сейчас они активно работают над чем-то серьёзным, вроде как по заказу крупного НИИ. Я приложил статью, можешь почитать об этом. Так что, как ни странно, в этот раз ты оказался не прав: без меня Танатика не развалилась. Очень даже наоборот.
А что же ты, друг мой? Если ты дочитал до этого места, значит, сердечный приступ от письма с того света с тобой не приключился.
На вопрос мой самый последний ты так и не ответил, поэтому принимаю за аксиому утвердительный ответ. Надеюсь, машинку по дороге не раскокают, теперь от этой почти всего можно ждать.

Даниил.

Михаил.

Ты бы ещё убористым почерком зеркальным шрифтом где-нибудь в уголочке про машинку написал. В любом случае, штука нужная. Не будешь использовать по назначению - так ею можно бить по голове неугодных.
Значит, Михайла всё ещё рядом? Удивительная верность учителю. Она делает успехи в гербологии? Не буду удивлён, если так. Я, хоть помню её замарашкой, всегда понимал, что ребёнок неглупый и не беспомощный. Выйдет из неё толк, скажи мне? Или уже вышел? Скажи, что ей пора рож
Зря ты вообще вчитывался в эту статейку. Журналистов я считаю низшей ступенью эволюции - бесполезными и хилыми тварями. Даже не пытайся вчитываться, это насилие над здравым смыслом.
Мне тоже всё это время чего-то не хватало. Понимаю теперь - твоих писем. Всё ещё станешь отговаривать меня приезжать? Или обвинишь во лжи? Я уже велел ждать тебе моей смерти. Целый год держусь - кажется, одним ожиданием весточки от тебя. Близится новая зима.

Даниил.