Она сидела у окна в своей холодной гостиной и смотрела на редкие снежинки, слетающие одна за другой со стальных небес. По-зимнему голубой свет мирно лился в окно, делая ее лицо похожим на мраморный бюст. Только запавшие от слез глаза оттенялись темными кругами, а с бледных губ срывались тихие слова. Тонкие пальцы бесцельно скользили по подоконнику.
В комнате было холодно. Некогда теплый и гостеприимный дом превратился в кусок бездушного камня. В ледяной омут, в темной воде которого тонула его единственная, теряющая рассудок хозяйка. Вместо былых ароматов меда и пряностей, в нем теперь стоял запах золы и замерзших листьев.
Ну а Ева, бедная Ева, которая выглядела так, будто ее только что подняли со дна водоема, в котором она провела эти пол месяца, коротала свое время, просиживая у окна день за днем и вспоминая о том, чего уже больше никогда не могло случиться. Она очень похудела и словно бы выцвела за этот недолгий промежуток времени. В когда-то янтарных глазах уже не сверкали лукавые искорки - они навсегда потеряли свой блеск.
Несчастье Евы несло на себе много лиц и имен. Так много событий повлияло на ее состояние, что приходилось каждый день распутывать этот клубок противоречий, чтобы понять, с чего все началось. Каждый день от начала и до конца. Перед ней проносилось лицо Инквизитора, объявляющей о своем решении не без некого торжества в черных глазах, за ней Блок и Бурах; разгневанная Мария, отчаявшийся Даниил, убитый горем Петр, последний миг Многогранника... И боль в груди от внезапного осознания: проиграли. - почему-то на ум тогда пришло только одно слово, объяснившее все сполна. Так постепенно и возвращалась она к этому моменту, и каждый раз снова приходила в себя здесь, сидя перед окном, за которым ничего не видела.
Чем закончилась для Евы эта борьба с болезнью? Не ее борьба. Она закончилась не ее победой, но ее смертельным поражением. Уехал в Столицу Данковский. Уехал, просто собрав вещи и молча протянув ей руку на прощание. "Уехал..." А Петр... о нем она ничего не слышала и ей было больно даже думать о том, что он мог сделать с собой в своей маленькой темной комнате. Ева понимала, что не сможет прийти к нему сама и дело было даже не в отсутствии сил, а в том, что ей было страшно смотреть на его отчаяние. "Башня была его жизнью..." Только Андрей приходил. Один или два раза. Он приносил ей твирин, а потом говорил о чем-то, но Ева его не слушала. Потом он ушел, а она осталась одна. Да, в общем-то, все они остались одни, просто каждый переживал свою потерю по-своему. Но несмотря на это каждый знал, что все они чувствуют - их хрустальное сердце разбито.
А за окном тем временем бегали счастливые дети. С тех пор как разрушили Башню их стало так много, что детского смеха не было слышно только ночью. Тогда Ева засыпала долгим глубоким сном, а когда просыпалась, закрывала все окна и вливала в себя столько твирина, сколько могла выпить. Так и держалась последние две недели. Только сегодня волшебный напиток закончился.
- Чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь, - тихо напевала она себе, неизменно сидя на подоконнике, пока случайно не заметила один знакомый силуэт, проходящий мимо ее дома. Этот высокий, крепкого телосложения человек никогда не вызывал у Евы какой-либо симпатии, но несколько раз он все же появлялся в Омуте, а порой они даже перекидывались парой слов. Возможно, что даже были товарищами по несчастью. Ровно до тех пор, пока их с Даниилом пути не разошлись в противоположные стороны. И его путь оказался истинным. Для других...
В очередной раз Ева слишком глубоко погрузилась в свои мысли и не заметила, как силуэт растворился. В реальный мир ее вернул стук в дверь. Громкий, но не настойчивый. Ей не хотелось открывать, но она все же пересилила себя и слезла с подоконника. По старой привычке поправив длинные спутанные волосы, она, ничего не спрашивая, отворила дверь и в нерешительности уставилась на гостя. На пороге стоял...

Отредактировано Ева Ян (2012-07-31 13:16:27)

"- Бурах?.."
Ее взгляд скользил по одежде (куда более опрятной, чем две недели назад), по лицу, на котором хоть и не проглядывала сейчас уже привычная ему усталость, но угадывалась в глазах и характерных складках, несущих след недавних переживаний. До этого момента Еве еще не доводилось видеть такого Бураха. Настоящего. Не с должной серьезностью на лице, но со спокойным и чутким его выражением. Который пришел в этот дом не против своей воли, а... "зачем?" Она едва не задала этот вопрос вслух, но промолчала, хотя ей и было это интересно, и особого смысла в том, чтобы заговаривать ему зубы красивыми фразами, она не видела. Однако, с другой стороны, стоя на пороге, спрашивать человека о цели его визита - поступок, мягко говоря, не очень достойный хозяйки одного из самых гостеприимных домов в городе. По крайней мере, "Омут" был когда-то таким. Да и Ева всегда была рада, когда кто-то к ней заглядывал. Только сейчас она уже в третий раз пожалела, что открыла эту чертову дверь. "Ох... надо было сделать вид, что никого нет дома... И плевать, что он видел меня в окно. Что теперь делать? Не прогонять же его... Хм,  может, у него с собой есть твирин?.." Последняя мысль особенно ей понравилась и Ева, ничуть не стесняясь того, что уже с минуту она загораживает ему проход, с завидным вниманием заново принялась разглядывать одеяние своего гостя. К сожалению, в руках у него не было ничего, даже самого маленького свертка, но два больших кармана куртки вселяли слабую надежду. "Ладно, будь, что будет" Ева снова всмотрелась в его лицо (и как будто только сейчас, наконец, поняла, кто перед ней) и, сглотнув, чтобы голос не был таким хриплым, поздоровалась с ним:
- Здравствуй.
Она изобразила подобие вежливой улыбки и сделала несколько шагов назад, освобождая ему проход. Затем развернулась и медленно, словно плывя по воздуху, вновь приблизилась к тому самому окну. Даже не закрыла дверь. Даже не помогла своему гостю повесить куртку на вешалку. Не предложила чаю. Ева даже не знала, что еще она может ему сказать.

Меланхолично глянув на то, как Бурах сдвигает грязную посуду на край стола, Ева вернулась к своим мыслям. "Пусть делает, что угодно..." Невидящим взглядом она смотрела, как мягкие снежинки тают, прикасаясь к глади еще не застывшего пруда во дворе. Ей также был виден угол улицы и дорога, ведущая к Собору. А когда-то через это окно она могла наблюдать и очертания Многогранника... Позади нее слышалось приглушенное звяканье тарелок, которое раздражительно отзывалось громким звоном в ушах. Ева нетерпеливо вздохнула, но подавила желание обжечь своего гостя неприязненным взглядом. Да и зачем? Все равно скоро уйдет... Наконец, отставив подальше все мешающие ему предметы, Артемий опустился в кресло и, по-видимому, не желая больше растягивать это молчание, начал разговор с пары нейтральных фраз. Ева услышала их. Но она не ответила и даже не повернулась, вероятно, сочтя их недостойными такого внимания. "Я так и думала, что тебе будет нечего мне сказать...", - так звучал ее мысленный ответ. Но она ошибалась - увы, на этот скорбный раз Артемию все-таки было, что ей сказать. И он сказал. Хотя лучше бы этого не делал...
"Что?!.."
Внутри этой кроткой и хрупкой женщины мгновенно выспыхнул ярчайший костер, разрушительный и неумолимо жестокий. Резко, как кобра, Ева обернулась. Горящими не то от гнева, не то от безумного возмущения глазами она уставилась на него с целью если не испепелить, то как минимум прожечь дыру у него в груди, в самом сердце - как раз на том уровне, где находились бы ее глаза, если бы он встал напротив. "Не ожидал!.. Не ожидал!.. Так жестоко!.. Наказывать!..", - каждое слово поражало ее как молния. Ей захотелось выплюнуть эти слова ему в лицо, вернуть все сполна, ураганом двинуться навстречу и, вцепившись руками в подлокотники кресла, а своими глазами в его, на одном дыхании прокричать: "Жестоко?! Это я поступаю жестоко?! А отнять надежду у сотен людей - это, по-твоему, как? Разрушить то, что было создано с целью спасти всех нас? Отнять у нас будущее... Это, по-твоему, не жестоко?!"
И тогда, пораженный ее ответом и осознанием неправильности своего решения, Бурах должен был торопливо покинуть Омут для того, чтобы больше никогда с ней не встретиться. Башня. Вот что было причиной ее страдания для всех - сторонних наблюдателей, сочувствующих, сплетников. Но лишь немногие, те, кому жизнь даровала чуть больше сообразительности, чем остальным, догадывались - дело не только в этом судьбоносном творении. Нет, Ева Ян потеряла кое-что еще. Кое-кого еще.
Вряд ли кто-либо видел Еву в таком состоянии прежде. Вряд ли она сама когда-то чувствовала такую злобу до этого дня. В общем, выглядела она угрожающе. Настолько, насколько женщина вообще может внушать опасность. К тому, что Ева была в отчаянии, можно было прибавить и то, что ее разум все еще находился под влиянием твирина, а следовательно, мыслила она утрированно и не вполне здраво. Ева часто дышала, ее ноздри раздувались от гнева, а спутанные прядки волос, напоминавшие сейчас маленьких золотистых змеек, лезли в лицо. На мгновение ей показалось, что она растеряна и на самом деле не знает что ему ответить. Но пришлось взять себя в руки.
- Нет, - отрезала она. Ледяной голос совсем не вязался с огнем, пылающим в глазах. - Не те поступки ты называешь жестокими. И не смей говорить, что это я кого-то наказываю, - ее голос дрогнул, к горлу подступил комок. Почему вообще она должна слушать его упреки? Что она, собственно, сделала, чем помешала? Почему ее не могут просто оставить в покое? Она отвела сначала взгляд, затем отвернулась сама, встав к нему вполоборота. Опустив лицо, Ева холодно спросила:
- Тебе еще есть, что мне сказать?

Отредактировано Ева Ян (2012-08-08 00:49:42)

Последние слова обожгли. При упоминании бакалавра что-то болезненно дернулось внутри и так же резко затихло. Этот человек, который из всего превратился в ничто, из жизни обратился в воспоминание - для нее он все еще был где-то здесь. Данковский как будто еще заполнял этот дом своим присутствием, но уже по-другому. Если раньше он вносил сюда свет, то теперь словно стал призраком и, лишенный живого человеческого тепла, стал вместо света источать свой загробный холод, которым дышали стены. Этот призрак прошлого никак не желал покидать особняк, с каждым днем оставляя все больше того, что он мог оставить, - печали, скорби, уныния - только бы не исчезнуть бесследно из жизни, которая угасала здесь, как огонь на кончике спички. Что касается Евы, то она невольно потакала этому угасанию и умирала сама. Она до последнего не хотела отпускать бакалавра, но когда он все-таки уехал, не нашла другого выхода, кроме как держать при себе его образ, который становился почти осязаемым после одной бутылки. Все это время она провела в полусне, отвергая настойчивую реальность, но сейчас, когда пары алкоголя выветрились из ее души, когда на нее ведром ледяной воды обрушились эти слова, ей стало страшно. По-настоящему страшно, как бывает только маленькому ребенку, оставшемуся дома одним темной ночью. И Ева осталась одна в непроглядной тьме. Только сейчас она полностью осознала это.
Слеза пробежала по ее гладкой щеке, а вслед за ней показалась другая. Ева выбежала из комнаты и несколько минут тихо плакала в темной ванной, не пытаясь сдержать своих слез. Наконец, она немного успокоилась и умыла лицо холодной водой, с неким удивлением заметив, что зеркало над раковиной вдребезги разбито, а она стоит на пригрошне осколков и струйки крови текут по босым ногам. В это мгновение Ева постигла все ничтожество физической боли в сравнении с болью душевной. Собрав в руку столько осколков, сколько туда уместилось, она вернулась в гостиную.
Если до этого Ева выглядела не так прекрасно, как раньше, то сейчас, выйдя из ванной, она вообще не была похожа на человека, тем более на прежнюю Еву Ян. Скорее, она напоминала русалку или утопленницу с беспорядочно спутанными тусклыми волосами, мокрым лицом и водянистыми, песочного цвета глазами. Аккуратно высыпав стекла в единственное подходящее для них место - вазу с засохшими лилиями - Ева подвинула второе кресло к тому, где недавно сидел Артемий, и устроилась в нем, поджав ноги. Ее гость все еще оставался в комнате.
- Прости меня, - тихо заговорила Ева, - я просто не до конца понимала, что происходит... А теперь понимаю. Какое-то время я думала, что все это сон, и на самом деле он никуда не уехал, а башня стоит на своем месте. Кажется, несколько дней назад я даже видела в окне ее очертания... И мне удавалось верить во все это... до того, как ты пришел. Не знаю... наверное, я схожу с ума.
Слезы снова рвались наружу и чтобы не выпустить их ненароком, Ева замолчала. Это молчание продлилось недолго, но она успела мысленно спросить у себя, может ли рассказать ему все? И получив такой же мысленный утвердительный ответ, облегченно вздохнула.
- Я не хотела никого бросать, - словно оправдываясь, продолжала она, - Но скажи мне, что я могу сделать для других, если... "Я не могу помочь даже себе!" Она запнулась и не стала заканчивать последнюю фразу. Пусть он истолковывает ее как хочет, к тому же суть очевидна. Ева обхватила колени руками и опустила глаза.

"А ведь он прав..."
Ева знала, что он это скажет. В конце концов, Артемий передал ей самую суть. Любой на его месте сказал бы то же самое. Но сделал это почему-то он. Может, линии и правда привели его сюда для того, чтобы помочь ей. А Ева... В глубине души она сама все прекрасно понимала, только до последнего не хотела принимать и немного сомневалась в том, что действительно может быть кому-то нужна. Она знала, что, встреться ей кто-либо более менее близкий, и ураган откровений нахлынет так внезапно, что перед этим человеком она вывернет свою душу наизнанку. Ева просто не могла молчать, но боялась высказать все, что сидело у нее внутри.
- Да, я понимаю, что веду себя глупо.., - Ева выдержала небольшую паузу и поднялась с кресла. Приступ ужасного стыда с головой накрыл ее, когда она, словно впервые, разглядела весь этот беспорядок. "Ужас какой", - протянул мысленный голосок. Все выглядело в разы хуже, чем могло бы выглядеть. Кухонный стол каким-то образом оказался почти в центре гостиной, а на нем расположилась коллекция частично битой посуды. Казалось, еды в этом доме не было вообще, но бесчисленное количество пустых бутылок (большая часть которых также была разбита) с лихвой компенсировало отсутствие провизии. Посередине стола красовалась высокая хрустальная ваза, а в ней букет уже неделю как засохших, но когда-то невероятно красивых белых лилий, сейчас, впрочем, больше напоминавший веник. Темные шторы не пропускали свет с улицы, словно растянувшись по всему пространству стен. Белая скатерть почему-то тоже висела на стене... Точнее, она закрывала...
Ева стянула ее с картины и болезненно опустила глаза. Два человека, словно ангелы на фоне кроваво-красного заката соединились в объятиях и, неизвестно, поднимались ли ввысь или спускались, изгнанные с небес, гонимые диким ветром... Вокруг них кружились, раня своими крыльями, птицы. Они символизировали единство любви. Такой сильной, какую не смогла бы уничтожить даже смерть... Они были так прекрасны.
- Что ты видишь на этой картине?, - неожиданно спросила Ева. В ее голове проносились отрывочные воспоминания недавних дней. Как она стояла здесь, глядя на холст, и плакала... Каждый раз она видела не двух незнакомцев, а... себя и Данковского. Их лиц не было видно, но они просто не могли быть кем-то еще. Каждый раз она видела, как два человека сливались в одно существо... Каждый раз, кроме этого. Сейчас Ева вновь посмотрела на картину, но уже по-другому. Теперь она видела здесь только горькую разлуку... Демон и Человек застыли в последних объятиях, прежде чем один из них вознесется к кровавым облакам, а другой упадет на землю. Еве показалось, что она слышит крик птиц и чувствует холодное дуновение ветра... В последний раз она провела рукой по холсту и повернулась к Артемию.
- Ты поможешь мне снять ее?

Отредактировано Ева Ян (2012-08-21 04:54:54)