От костра пахло дымом, от Степи чувствовался аромат трав, а от Города нес ветер гарь, гарь и пепел. С неба, затянутого серым полотном туч, накрапывал тихонько дождик, и промозгло было. Неуютно.
Сидели на расстеленных куртках и одеялах, слушали, как шипит пламя, когда упадет в него нечаянная капля. Кто-то бритву вострил, кто-то дремал, кто-то вещи в рюкзаке так укладывал, чтоб удобно лежали, не гремели, не стукали, а в стороне целая палатка стояла - нашли её среди всякого хлама, на руках со складов вынесенного, целый час всем обществом ставили - там, слышно было, Невесты песню какую-то завели. Со стороны посмотреть - целый походный бандитский лагерь, каждый на своем месте, каждый знает, что делать ему, когда придет время сниматься и уходить.
Немного народа у Филина осталось на самом-то деле. До Вспышки человек пятьдесят было, да это только крепкие мужики, Невест и пацанье не считая. Сейчас же - всего с десяток парней. Кто с Брагой ушел, кого Вспышка унесла, кто с родными остался, а кто и вовсе из Города вовремя убраться не успел али не захотел. Так что сейчас у костра сидели токмо те, кому больше некуда идти было. Те, у кого кроме братии и не было-то никого.
Над пламенем котелок висел закопченный, вода в нем булькала, закипая. По осенней хмари да холодку только чаем и грелись - твирин берегли на срок крайний да на продажу... Отлил себе Гриф кипятка в металлическую кружку, травы завариваться кинул. Вкус терпкий должен быть, чуть горчить, тогда и жар по телу побежит, куртка никакая не понадобиться...
Вспоминалось ему - прибежал быстроногий малец из тех, кого к Собору послал дежурить. За рукав схватился, в глаза глянул отчаянно - "Они там решили... решили..." - чуть слезами не зашелся, пришлось его даже за плечи встряхнуть.
"Они там решили Город спалить! Вот!"
И тут же тишина на склады упала. Все взгляды к Грифу обратили. А ему что делать было? Улыбнулся, мальчишку подтолкнул в спину - "Беги, поднимай всех. К закату чтоб здесь были, да с вещами!" - остальным отмашку дал. И пошли сборы - деловитые, чуть суетливые. Невесты с причитаниями вещички собирали - свои да его - парни понеслись склады опустошать - "Всё самое нужное на себе унесем!" - то и дело дверь хлопала, пропуская кого с ящиком али с мешком на руках...
К закату оглядел Филин собрание - пацанов четверо из тех, кто при братии кормился, Невесты все, парней пятнадцать человек - да и махнул рукой - уходим. Никого больше не ждем.
В Степи уже горели костры тех, кто раньше сбежать озаботился, у одного навзрыд девчонки плакали, кажется, из тех, что на складах так же окопался... К рассвету заговорили пушки. Дрогнула земля. Огненный ад на полчаса воцарился - где-то кто-то то ли выл, то ли кричал.
Отхлебнул Гриф из чашки, прижмурился довольно. Хорош напиток вышел, в самый раз.

Поднял Гриф глаза на подошедшего и даже сил в себе улыбнуться не нашел - до того серое у Бураха лицо было. Словно разом все цвета из него ушли, смыслы все потерялись...
А собственно, не так ли оно и было? Как ещё себя проигравшему вести да сознавать? Виноватым себя, верно, доктор степной чувствовал. Перед ребятишками своими, перед Укладом, перед Городом, перед отцом... Много ответственности было, вины ещё больше сделалось, и оттого, верно, к своим и не пошел. Не хотел взгляды печальные ловить.
Потянулся Филин к шмотнику, вторую чашку, запасную, вытащил. Для хорошего человека чая жалко не было, а в том, что Бурах человек хороший Гриф уверен был железно. Получше многих, такому бы не к ним, душегубам, подсаживаться...
А впрочем, к кому ж ещё.
Кипяток забулькал, переливаясь, закружились, запестрели в нем мелко толченые листья да травы. Посмотрел на них Филин мгновение, на Гаруспика взгляд перевел. Верно, ночь не спал, наверняка и не ел ничего толком...
"Как бы он не помер у нас тут от всего разом. Не открестимся ж потом"
Твирина у них оставалась пара ящиков всего - и всё ж таки щелкнул пальцами Гриф, мельком рукой повел, будто в стакан из бутылки напиток какой наливая. Сразу как волна пошла - у костра поменьше парни увидели, передали дальше, туда, где все вещи в кучу свалены были. Закопался в них мальчишка-посыльный, один из четверых, кто с братией из Города ушел, по рукам бутыль тяжелая пошла. Принял её Гриф, кивнул благодарно, да и плеснул щедрой рукой в чай. Смесь ядреная вышла - травы да почти что спирт чистый - как раз мозги прояснить, в чувство вернуть. Опять-таки, три-четыре таких чашечки - и в сон потянет, а утро вечера всё одно мудреней.
-Держи, дохтур, - протянул аккуратно, дабы не расплескать, усмехнулся криво. - Тебе оно нужней, чем моим оглоедам.
"Оглоеды" засмеялись, кто-то шутливо потянулся к мешкам - якобы добыть себе порцию.
Бандитское племя, диковатые, смешливые, свято в удачу верящие, они не больно-то огорчились из-за решения. Как шутки шутили, так и продолжали шутить - главное, Язва сгинула, а Гриф лучше знает, что дальше делать.
"Живы будем, не помрем. Вот уж теперь - куда вернее"

Взялся Гриф снова за свою чашку - сам-то просто чай, без твирина пил - с интересом проследил за тем, как медлит Бурах, словно в сон колдовской погруженный, как пьет механически, как кашлем заходится.
-А ещё б не моя, - фыркнул насмешливо. - Первый ты, что ли, на ком я дрянь эту пробую...
И верно - не был первым. Средство давно известное, славное - травы степные, кипяток, твирин - и действующее железно. Когда собирался как-то один из парней вешаться - чем отпаивали, пока в беспамятство не свалился? Когда Невеста старшенькая по матери убивалась, спать не могла, чахла - тем же поили, только для девчонки кипятка куда больше чем твирина налили... Улыбнулся даже Филин, вспоминая. Много хорошего было у них в Городе, много доброй памяти. За одно это, перед тем, как уехать, нужно было поблагодарить - на пепелище сходить, твирина плеснуть в черный пепел, свечку утвердить там, где прежде были склады. И нужные песни девчонки знают. Споют.
Первый поезд должен был не то через пару дней, не то даже через неделю прийти. Не было особенно разницы - какое именно время - одно Филин точно знал. Ему договариваться с машинистом-одонгом, ему своих в вагоне размещать - "На тюках сядем, керосинки вроде были, а там и до Столицы недалече" - ему потом старых знакомцев бегать-искать, про вписки, притоны, общежития разнюхивать. Всё лучше, чем в голой Степи зимовать, а племя бандитское, веселое, нигде не пропадет...
Глянул на Бураха одним глазом, с интересом умеренным. Немного, а любопытно было, что доктор дальше думает делать. Уклад в Степь ушел - видел он сам, видела его кодла, как тянулась толпа степняков, раненых на руках уносили - и ни к чему им, верно, Старшина теперь.
-Ты лучше не молчи, дохтур, - посоветовал почти сочувственно, - говорить начнешь - полегчает.

Пожал плечами Гриф. Знал он такое "не о чем", которое проклятиями, криком из груди рвется. Знал и что делать нужно - выпустить, дать остыть да уйти. Вымотаться, выкричаться, пустоту внутри оставить - а потом спать, а потом, проснувшись, смысл искать. Помнил - Бритва, из братии один из лучших, жену хоронил на восьмой день. Сначала молчал, глаза прятал, потом пил, а потом плясал. Три бутылки он тогда чуть не в одиночку уговорил, а встал, не шатаясь. Ритм каблуками стоптанными отбил. Подхватила тот ритм гитара, поддержали Невесты, в ладоши ударив... Нужно было видеть, как он плясал. Ровно приговоренный в день последний. Никто к нему не вышел, круг не сомкнулся. Так и свалился к полуночи ближе. А наутро уже разговаривать мог, вспоминал с улыбкой кривой, несчастной. А всё одно хорошо. Хоть вешаться раздумал.
"То ли не умеешь, то ли долг уж слишком к земле придавил. То ли мы компания уж больно не подходящая для проклятий... Дурак ты, дохтур. Хоть и умный. Надо будет тебя это в лицо сказать как-нибудь"
Подлил Филин себе ещё чаю. На Бураха взгляд кинул вопросительный - налить? Сейчас он уже никуда не спешил и на вопрос отвечать не торопился. В конце концов, всё решилось, можно уже не бояться и не метаться, а ему так и вообще хорошо - не пришлось на алтарь ложится, как другие лягут, смотреть. Самозванка, говорили, пропала после совета. Не то в Степь ушла, не то просто растворилась, как не было её... Не жалел Филин. Передергиваясь, глаза светлые да слова свои собственные вспоминал.
Ответил помедлив, с усмешкой - будущее ему если не радужным, то светлым казалось. Когда его птички с жизнью обычной не справлялись, ну, в самом деле.
-Знаю, как не знать. В Столицу подадимся. Что нам тут торчать? Зима на носу, торговать нечем да не с кем, да и не нравятся мне планы хозяйские... - помолчал, глоток делая. И правда, не нравились ему идеи про новый Город-мечту, Город хрустальный и волшебный. Им, шантрапе, висельникам, душегубам, куда в таком городе деться? С остальными светлое будущее строить, жизни не щадя? Да и Невестам не нравилось тоже - приступили ночью, втроем, решить просили. Думали, если братия остается, в Степь, к остальным уйти... Не держал их, конечно, Филин. Но и расставаться не желал. И чутью доверял железно. Если уж все трое говорят, что плохо будет люду простому - стало быть, ему и будет. - А там у меня связи, друзья-поставщики, найдем, где перекантоваться, а чем заняться - тем более найдем. Поезда только дождемся...
В стороне, у палатки, Невесты, закончив пение, взялись готовить обед.

Наполнил Гриф по-новой кружку, протянул одной рукой. Пальцы жгло - металл тепло пропускал на раз - но на складах испокон веков только так и пили, так что давно уж привычно было. Не страшно.
Невесты у костра колдовали - младшенькая котел вешала - рогульки, чтоб его приладить, с шутками и прибаутками с вечера точили - средненькая в огонь деревяшек подкладывала - на них стул расковыряли, уж очень несподручно было тащить с собой железную бочку, в которой легко было пламя разжечь - старшая парням показывала, что да где ей нужно из тюков достать. Крупа, да консервы, да травки разные по рукам к ней передавались - каша должна была получиться славная... Следил за их мельтешением Филин искоса, одним глазом, да с улыбкой. Не с усмешкой паскудной, не с оскалом привычным - именно что с улыбкой. Вспоминалось, как появилась старшая - не силком привел, остаться уговаривал - сама дверь открыла, глянула из-под гривы рыжих волос так, что встать навстречу и кабы не поклониться захотелось. Сама решила людям радость дарить, место себе в Городе найти, из Степи извернуться. Долго не понимал Филин, с чего бы ей - а сама однажды рассказала, ночью, в час, когда тайны легче выдаются.
"Травы не слушались. А в бесталанной что проку... Позор один"
Так и прижилась. Привычна сделалась. На второй же день ражих парней от стряпни своей гоняла, на третий на стол вскочила, ритм повела. Сначала удивлялся Гриф, на неё глядучи, а потом смирился. Если не в масть человеку судьба небом данная - так оно завсегда видно... Ей была не в масть.
Пристал к ней как-то паренек из не шибко умных, да шибко до девок охочих. По заду хлопал, в угол норовил зажать. Так лицо раскровянила, чуть глаз не выбила... А Гриф потом добавил. Челюсть на сторону своротил. "Не твоё - так и не заглядывайся"...
Фыркнул, из воспоминаний вырываясь. Кружку опустошил. Не нравился ему настрой бураховский. Не нравилось на губах замершее "только". Не то под ребра ткнуть хотелось, не то напоить до беспамятства.
А уж лицо у Артемия было - краше в гроб кладут.
Словно чей-то голос услышал, словно разом из реальности выпал. Не к добру. Как бы и правда убиваться не пошел, станется с него...
-Что "только"? - спросил раздельно. На мгновение показалось - не то что не ответит, вовсе не услышит - и Гриф прищелкнул пальцами у носа бураховского. - Ты, дохтур, если не хочешь, чтоб я тебе о вечном распинаться начал - про то, как жизнь хороша, и всякое такое - меня так не пугай. Лучше ещё выпей да спать ложись.
От костра потихоньку начинало тянуть гречкой с тушенкой.

-Знакомые это хорошо... - протянул Гриф задумчиво, - Знакомые это просто здорово...
Не то чтобы так уж нужна была ему помощь - в конце концов, в своих, с Университета ещё памятных, железно уверен был - но отказываться не привык. Всё пригодится, всё можно себе на пользу оборотить. Вдруг что не сложится? Вдруг места не найдется, или больше понадобится? А даже если и нет, и всё прекрасно будет - новые люди это всегда хорошо. С ними дела повести можно, связь наладить.
Опять-таки, опять-таки...
"Вот тебе и занятие получиться, дохтур - нас, разбойничков, на нужных людей навести. Всё хоть какой смысл. Ясно, что имена назвать можешь - и гуляйте, птички, ищите сами - а ведь и я заупрямиться могу..."
-Знаешь, - сказал как мог легко, - поехали с нами. Тут тебе дела уже нет, а нам бы такой попутчик, как ты, пригодился бы.
Обосновывать не стал - и так понятно же, что его птичкам доктор частенько нужен, и что со знакомыми чужими лучше не просто по рекомендации сходиться. Да и самому Бураху, скорее всего, кстати бы пришлось - вид у него был донельзя потерянный, если совсем уж честно. Такой, что вот точно - вешаться, потому как другого будущего и быть не может.
Никогда не нравилось Филину, чтоб люди, ему симпатичные, до такого доходили.
У палатки тем временем суета в заключительную фазу перешла. Невеста старшая варево размешала, ложкой зачерпнула, подула да пригубила. Прижмурилась, подумала - и махнула парням. Налетайте, мол. Готово. Застучали миски, из ситников извлекаемые, потянулась к костру первые, голодные самые, но первые две порции старшая младшенькой отдала, хлеба к ним отломила, а та метнулась через лагерь, в каждой руке по миске, средь мешков и ног чужих лавируя, вожаку почтительно протянула. Традиция. Сначала - Филину да гостям. Потом - остальной братии, по старшинству. Потом - Невестам и мальчишкам. Всегда так было, всегда и должно было быть.
Принял Гриф аккуратно, первую миску Бураху протянул, вторую себе оставил, девчонке кивнул благодарно. Та в ответ улыбнулась, обратно побежала...
--Мастерицы они всё-таки у меня, - фыркнул довольно, попробовав. Парни уже вовсю нахваливали, рассевшись у костра в кружок, старшая всё как должное принимала, кивала, как так и нужно...
Каша и правда была вкусной. Слегка пахла костром.

Не стал смеяться.
В конце концов, в таком Городе, как их, тяжело остаться было совсем уж мистикой не зараженным, совсем уж ни во что не верить. Невесты порой слышали своё, как-то раз средняя заволновалась посреди ночи, застонала, заплакала, так наутро Сабуров с облавой нагрянул, едва успели сбежать да скрыться. А Хозяйки? А духи степные? А девчонка-Самозванка, неудавшаяся Земли Хозяйка, с глазами её чистыми? Наверняка жрецу степному, Гаруспику, больше других слышно, видно да памятно. Если говорит, что не отпустить могут - кто бы ни был это, о ком бы речь не шла - значит, могут вполне.
Да только как узнать, не попробовав?
-Ты не зарекайся, Бурах, - фамильярно почти посоветовал. Странно выходило - в устах Филина "дохтур" совсем не так развязно звучало, чем фамилия, даже чем имя, - Не узнаешь, пока не соберешься. А соберешься - так мы завсегда рады.
Каша быстро кончилась - горячая, с травами степными, хлеб тоже быстро ушел. Двое парней из совсем уж молодых - один с три месяца при братии ходил, другой около полугода - уже посуду собирали, миску на миску громоздили. Словно давно отработана походная жизнь была, каждый знал, что, куда, чем заняться, зачем сорваться. Так и к каналу, к набережной оплавленной - всё лучше, чем питьевую воду тратить - посуду мыть шли не всей толпой, а специальные очередные. Двое мальчишек котел ухватили - по одиночке не подняли бы, уж больно велик - Невеста старшая за ними последовала - контролировать...
-Или ты уже знаешь? - глянул почти настороженно вдруг.
"мы люди простые, сказки страшные не про нас. Но вот краешком зацепить может"

Качнул Гриф головой, губы на мгновение перекривил - понял, что не останется бедовый дохтур надолго у их костра, долги свои призрачные отдавать побежит. А жаль, однако ж. Жаль. Хороший человек, только карта ему гнилая попалась...
В кармане неизменного жилета карандаш нашарился - рядом с бритвой, к костям близехонько - а вот бумажки не было, хоть убей. Что писать кладовщикам, ворам, народу лихому? Ну, записки-расписки всякие, ну, дневники, ежели блажь накатит... Сейчас, в Степи, под небом открытым, всю редкую бумагу бережно на дно сидоров-шмотников попрятали, чтоб ежели дождь - точно не зацепило. Лезть искать - долго да муторно... Покопался Филин ещё по карманам. С усмешкой колоду карт на свет вытянул. Чем не бумага, в конце концов? Самодельные, не вощеные, как столичные, на таких и писать можно без особенных проблем. Сами делали, сами картинки рисовали. За дам - Невесты, за королей - власти, у тузов лица хозяйские, ведь не с дамами же вровень их ставить?
Выщелкнул Гриф жестом привычным первую попавшуюся карту, протянул на кончиках пальцев. Глянул искоса, словно извиняясь:
-Держи, дохтур. Ничего лучше не найду сейчас.
Конечно, не стал добавлять дурацкого "Останься лучше с нами", даже и мысли такой не возникло. В конце концов, Бурах мужик взрослый, своя голова на плечах имеется. Пусть его.
Хоть и жалко, конечно.

-Так говоришь, словно единственная колода у меня.
Усмехнулся Гриф, снизу вверх на поднявшегося Бураха глядя. Сам встать и не подумал - ему и так неплохо было, а встанешь - как есть ниже знакомца нечаянного головы так на две окажешься. Привычно, конечно, но всегда не очень-то приятно. Лучше уж сидя.
"Значит, не вернешься уж, дохтур. Ну, твоя судьба, твой выбор..."
Странно было - редко Филин жалость к кому испытывал и об уходе человеческом тоже редко сожалел. Умерших в братии всегда легко хоронили, на похоронах отплясывали, провожая, как на свадьбах не всегда плясали, чтоб душе на небо слезы с собой не тащить... А сейчас взяло за душу что-то - грустно было о знахаре степном. Предчувствие грызло, что не увидится уже с ним. И вроде бы - что в том? Не первый он, не последний... А всё ж таки.
Подумал мгновение, два подумал - пальцы легко карты гоняли, перемешивали, перетасовывали - да и протянул колоду на ладони. Не жалко, и верно не одна она была и умельцев-рисовальщиков много... Порыв глупый, но отчего бы и нет?
-Держи, Артемий-степняк, - почти уважительно сказал, - На удачу тебе.
От Горхона слышно было пение - Невесты молча вовсе ничего не делали, вот и посуду мыли тоже с горловым, протяжным...
Далеко слышно было их над черными оплавленными руинами. Самим голосом жизни казались голоса.

Отредактировано Григорий Филин (2012-09-24 09:14:32)