Обойдя Кладбище по правую руку, Тёмка остановился, чуть задумавшись. Обычно он ходил к Кургану - там и места были изученные, и Черви с восточных стоянок нередкими гостями были у старшего Бураха - и младшему не отказывали в приюте, когда случалось загуляться или дождь заставал его в дороге. Не отказали бы и сейчас, но вечером на Кургане второй сын Мангызов должен был творить обряд - это Тёмка услышал еще вчера вечером, когда пришли от Мангызов отца звать свидетельствовать. Что именно там будет твориться, он не спрашивал. Надо будет - так отец расскажет, а нет - так и не очень-то и хотелось лезть в дела чужого таглура, тем более такого жуткого. С Мангызов сталось бы следить, чтобы не приближался никто к Кургану вроде как чтобы оберегать таинство. Если уж совсем шепотом говорить, чтобы было на кого вину свалить, если что не так пойдет.
"Не ходи туда. Парень - слабый Служитель. Старший Мангыз и так тревожится". Раз отец сказал "тревожится", значит, старик точно в бешенстве, и злить его больше уж точно не стоит, но уходить было обидно. На двенадцатом году вообще тяжело понять и пожалеть здорового лба шестнадцати лет, которому уже и обряд проводить можно, и в Круг выходить махать кулаками, и... в общем делать все то, что составляет основу жизни для уже почти взрослого мужчины. Еще его жалеть, понимать, как же!
Тёмка засунул руки в карманы и обиженно посмотрел на лопух савьюра, почти коснувшийся ноги. А ведь прошел всего ничего, еще даже канатную дорогу не видно. Надо было обрадоваться, а стало почему-то еще обидней. Значит, правильно, что нельзя сейчас идти и хоть краем глаза на Курган посмотреть?!
С обидой и злостью на сердце савьюр забирать у земли - последнее дело, если только нет беды и нет в нем срочной нужды. Но оставлять созревшую траву, что сама в руки пошла - это вообще уму непостижимо. Артемий опустился рядом с лопухом на одно колено, внимательно его осматривая. Семь признаков есть для савьюра - если хоть один не соблюден, следует оставить его на месте. Толщина стебля, узоры прожилок на листьях, глубина корней... и все это аккуратно осмотреть надо, чтобы не повредить, не спугнуть. Крайнего внимания требует от новичка каждый сорванный стебель. И хотя новичком Тёмка не был и уже твердо знал, что этот савьюр готов лечь в руку, все равно проверял. Когда думаешь только об одном, когда на деле сосредотачиваешься, злости и обидам места уже не остается.
Едва ли он бы заметил в эти минуты чье-то присутствие рядом.

Вот уж правда, хорошее дело - собраться, да делом заняться, внимание все на него направить. Злость прошла, да и про обиду Тёмка почти и думать забыл. Когда твирь собираешь, ответ за нее несешь перед Землей - у тех, кто постарше, оно само собой понятно получается, и к нему с опытом придет, а пока терпеть приходится, мысли самому на нужный лад поворачивать, не отвлекаться, о лишнем не думать.
Вот и увлекся так, что шагов не услышал, тени не увидел. Как услышал над головой чей-то голос незнакомый, чуть не подскочил, рука дрогнула - еле совладал с собой, чтобы не порвать резким движением мягкий лист - да пока с руками справлялся, равновесие потерял и сиднем шмякнулся на землю. Получилось холодно и немножко обидно.
- Эй, ну ты хорош подкрадываться! - недовольно буркнул он, еще даже не присматриваясь. Думал ведь как: кто может по степи болтаться, да еще так тихо, кроме членов Уклада - а уж тем хорошо бы знать, что не след пугать человека, который в руке травы держит.
А как присмотрелся, понял ошибку сразу. Не из Уклада был этот парень, а так, обычный горожанин. Ему и про твирь-то толком знать, скорей всего, не довелось. Заплутал, что ли? да нет, на вид вроде не напуган...
Городских мальчишек Тёмка знал во множестве - частенько к отцу прибегали то с выбитыми пальцами, то с вывихами, то еще с чем - мало ли что случается, пока все стройки да закоулки облезешь, о чем матерям говорить не след, а лучше бы залечить побыстрее. Да еще и не в одиночку чаще всего приходили, целыми компаниями - для поддержки, видимо. А там и оставались некоторые - много историй знал Исидор, и делиться ими не жадничал. И хотя ни с кем особой дружбы Тёмка не завел - от природы легким нравом наделен не был, да в разговорах помалкивать предпочитал - а все же знал почти всех, кто мог бы вот так в степь один пойти.
А этого не знал.
- Извини, - уже спокойней сказал он, поднимаясь. - Я думал, из наших кто бродит. Ты не заблудился?
Лопух савьюра, совершенно готовый к сбору, ждал своего часа. Тёмка покосился на ноги незнакомца - не затоптал бы, не заметив...

Вот тебе и раз!
- Намеренно? Так это ты что, к кургану, что ли, шел? Обряд смотреть?
Такое бывает, когда уходит в город слушок, мол, менху чародейство свое творить собираются. Как ни пытайся объяснить, что не достанется чужаку ничего, кроме вида нескольких фигур на Кургане и звуков ритуального пения, что не увидят обыватели ничего волшебного, не поднимется мертвое животное, не сойдет на раскрывающего божественный свет и не явятся свидетелям дивные видения. Все равно подсматривают: с крыш домов, из Степи, даже на Бойни однажды залезть пытались с биноклем армейским... Может и прав старый Мангыз, что истово оберегает таинство от чужих глаз?
Тёмка не знал. Ему еще почти три года оставалось до права хотя бы подняться к каменной плите в числе наблюдателей, да и то вилами на воде писано - братьев-кузенов у него нет, не к кому в помощники проситься, своего обряда ждать придется.
- Только ты это зря. Если трав не знаешь, на Курган подсматривать бегать ни к чему. Ничего хорошего с того не будет, а вот плохого - полной чашей можешь схлопотать. Мангыз зол как пес некормленый.
В глазах незнакомца явственно плеснулось раздражение и гнев под стать тому самому Мангызу, только все это было какое-то не совсем настоящее, словно бы что-то более важное из-под гнева выглядывало.
- Трава эта называется савьюр. Верный спутник для любой твири, и в росте и в применении. Вот как раз готов, забирать можно.
Что забирает тот, кто нашел и узнал, а не тот, кто после пришел — это из собирателей любому очевидно было.

На три пальца вверх от земли, нож приставить к стеблю плашмя, провести вниз, пока не вдавится лезвие глубже, а потом - наверх, по косой, одним движением срезая. Так больше нужного не заберешь, Земле её часть оставишь. Ну и не затупишь нож о твердую прикорневую часть стебля, которая пользы все равно и не несет почти.
Поднялся на ноги, на свет лист еще раз осмотрел, улыбнулся чуть-чуть самодовольно. Бодхо посылает твирь, но различить её, найти и правильно забрать - дело опытного, удачливого травника. Приятно понимать, что сам таким, кажется, все-таки чуть-чуть являешься.
Незнакомец меж тем противоречил сам себе, оскорбленно претендуя на знание "некоторых трав", словно не спрашивал три минуты назад о самом обычном савьюре. Задавать язвительные вопросы Тёмка не стал, но покосился на парня, а потом на лопух довольно скептически.
- Известно, какой, - пожал Тёмка плечами, всем своим видом показывая, что для него эти самые обряды - штука привычная и вообще повседневная. - Второй сын Мангыза в возраст вошел, сегодня доказывать будет, что ведает Линии и слышит волю Бодхо. А старшие менху будут его оценивать. Пока не закончат, к Кургану чужим ходить не стоит.
Интересно, конечно, до жути - но не стоит рисковать. И отец не одобрит, и Алехан, третий сын Мангыза, долго ходить обиженный будет. А то и обвинить может, мол, нечего чужому таглуру в дела их семейные лезть.
Вот почему-то ни на минуту Артемий не сомневался, что ни черта у второго Мангыза не получится.

С жадностью и каким-то неясным трепетом незнакомый мальчишка смотрел на лопух савьюра. Тёмке показалось на миг, что его руки, нож, ровный срез стебля и сплетение линий на листе не просто подвергаются пристальному осмотру - их просто оплетают взглядом, препарируют, изучают до мельчайших частиц и снова склеивают.
И как бы нелюдим ни был Тёмка, как ни предпочел бы он оказаться подальше от столь пристального внимания, такое отношение к травам оставлять зря пропавшим нельзя было. Нечасто даже среди учеников отца встречал он такую жадность и почтение.
- А я с границы, - неловко улыбнулся он, убирая срезанный стебель в сумку. - Из менху. Живу в городе. Ну да практически все старшие из долгих таглуров в Земле живут.
Мысль о других семьях заставила покоситься в сторону Кургана. Да что ж такое! Весь день ему это Мангыз в голову лезть теперь будет, что ли? И настроение от одной мысли портится.
- А про обряд не знаю, - помрачнел он. - Каждой семье свои обряды и свое знание. Я не из Мангызов, я не из старших, мне туда и нос сунуть нельзя, а то отцу потом полгода покоя не дадут. А ему и так дел много сейчас...Ой, прости. Я Бурах. Артемий, сын Исидора Бураха. Ты его, наверное, знаешь.
Тёмка протянул руку новому знакомцу.
- А ты? Из городских, понятно. Сам про травы узнавал?