Но так или иначе она сказала "да".
К тому времени, как это произошло, никто уже не верил, что она всё-таки выйдет за него. Молодые люди шутили в салонах, что провинциальный аристократ Каин у Нины Лилич наподобие комнатной собачки живёт: развлечение прекрасное, но за собачек замуж не выходят. Нине снова удалось эпатировать публику, не делая это самоцелью.
Много дурного потом говорили. Исходились дом девицы и плевали желчью юноши. Оно и понятно: чужое счастье больнее всего ранит, когда оно искреннее.
Что Виктор? Да Виктор ни секунды не сомневался, что она станет его женой. Несмотря на два отказа с улыбкой в глаза, полученные с самым категорическим поворотом от ворот на сто восемьдесят, Каин каждый раз улыбался в ответ и думал подобно герою, которого предпочёл бы не называть - "Игра продолжается!"
В своей любви он не имел права сомневаться. В её - не имел причин.
Взаимная проверка чувств длилась долго. Виктор от природы был подозрителен, Нина - привередлива. Это действительно походило на игру: смешение салочек и кошек-мышек. По очереди принимая на себя роль охотников, оба играли с плотно закрученным клубочком чувств, и в конце концов запутались в нём так, что не распутаешь, не перерезав. Ножниц под рукой не оказалось. Пришлось жениться.
Обошлись без церемоний. Они не стали играть пышной свадьбы, поскольку не видели нужды устраивать празднество и пир. кого было звать поздравить молодых? Родственников у Нины не было, а подруг она не имела принципиально. У Виктора же в Столице не было никого, а тащить из провинции братьев не хотел. К тому же, местный обычай требовал, чтобы правитель привёз молодую жену в Город, где её должны встретить и признать.
Сами Каины никогда не были близки к традициям степняков, но свадебные обряды были у этих дикарей красивыми, и шанс поучаствовать в одном из них, если Симон и Георгий позволили бы, был весьма заманчив. Что до Нины, то она была в восторге от одной идеи принять участие в чём-то подобном. Она бредила буквально тем местом, где никогда не была, и заранее любила его.
Поэтому сейчас она так пристально и жадно смотрела за окно, где проносилась уже бескрайняя, бесконечная степь, завораживавшая молодую жену Каина. Сам он не спешил смотреть на то, что и так окружало его всю жизнь и на что предстояло смотреть всю последующую, а для Нины пейзаж был нов и интересен.
Она притихла и не беспокоила его разговорами. Нина умела быть спокойной, когда то нужно было. Так сумела она остановиться вовремя и не превратить любящее, тёплое сердце в свою игрушку. В безделушку на каминной полке. Холодная и надменная Нина Лилич, которую дамы за глаза звали бесчувственной гордячкой, на проверку оказалась более способна к нежности и ласке, чем мнившие себя чуткими и страстными девы. Слух о пожирательнице сердец был опровергнут, хотя никто толком и не понял, что произошло.
Виктор же думать о том, что всё, наконец, свершилось, перестал. Поминалось уже, что чудом согласие Нины не было. Истинным чудом была её любовь, хотя Каин, возможно, пока не осознавал этого до конца.
Пока он просто дремал спокойно на коленях самой прекрасной женщины, которую когда-либо встречал, убаюканный стуком колёс. Возлюбленная смотрела за окно, ничто не нарушало, кроме гула поезда, тишины: ехали с самого начала в купе только вдвоём, да и с каждой станцией, покуда становилась глубже степь, в вагоне поубавлялось пассажиров.

В багряных небесах гасла последняя стрелка солнечного света. Рубиновые сумерки укрыли одеялом всю степь от края до края, таких небес здесь ещё не видели. Наверное, где-то зажёгся новый красный гигант. Или же Марс сегодня обратил свой взор на Город?
Мягкий голос жены избавил Виктора ото сна. Мужчина моргнул дважды, зажмурился и открыл глаза. Теперь казалось, что он вовсе не спал. Потерев переносицу, чтобы отогнать дремоту окончательно, Каин поднялся с колен Нины и чуть рассеянно клюёт её в щёку, и фарфоровая кожа теплеет, рдея под его губами.
Быстрое и неуклюжее прикосновение преисполнено нежности, которой оба ещё не пресытились всласть. Им всё мало друг друга. Мало объятий, поцелуев и ласк. И те не могут в полной мере выразить всей той близости, что между ними. Они не похожи на две части целого, когда-то разбитого напополам и склеенного теперь. Напротив, они принадлежат к совсем разным мирам, им покровительствуют разные стихии и разные боги, но, схлестнувшись, они срослись воедино и были уже химически неразделимы. Каждое касание их рук - как замысловатый танец. И Виктор переплетает изящные пальцы Нины со своими, крепко сжимает её ладонь и , улыбаясь, говорит:
- Добро пожаловать домой.
"Ты с нами теперь, дорогая. Ты в нашей семье. Здесь везде твой дом, пусть лёгкой будет тебе дорога, все двери для тебя открываются, моя милая. Пусть ты ни на секунду не пожалеешь, что пошла со мной."
При себе у них только одна большая сумка с немногочисленными вещами. То немногое, что брал в Столицу с собой Виктор и несколько любимых платьев Нины. Они сходят с поезда в полном одиночестве. Он подаёт ей руку и предлагает локоть. Над ними возвышается огромная, похожая на гигантского ската железнодорожная станция, модное приобретение для города и то немногое, что сумел отвоевать себе на степной земле технический прогресс. Но это последнее, что увидит Нина, что будет напоминать ей о прежней жизни. Едва её ножка ступает на землю Города и приминает ещё свежую траву, она становится навек связана с этим местом.
Виктор ведёт молодую супругу уже в сумерках. Неторопливо, позволяя ей рассматривать всё, что она пожелает. Каин заранее просил братьев не встречать их. Пусть знакомство пройдёт уже в их резиденции, в Горнах. Почему-то Виктору казалось, что жена сначала захочет познакомиться с Городом, а уже потом - с его родственниками.
"Это пока она не встретила Симона. Вот уж кто-кто, а они два сапога пара..."
Стемнело, но даже в ночной тиши отливали алым огни фонарей. По мостовой мягко и неслышно шагали стопы новой королевы, которой только предстояло воцариться на троне. Город встречал её безмолвным благоговением, и супруг не смел первым нарушить этой священной тишины.
"Иди, иди, моя Нина. Добро пожаловать домой..."

Пытливый, внимательный взор Нины сразу подмечал всё, что ей казалось важным. Женщина уже с первого взгляда определяла, что ей по сердцу, а что - нет, что она признает своим, а что отвергнет.
"Узлы не твои, любимая. Здесь хозяйничает молодая жена Ольгимского, здесь её территория. Быть может, вы поделите меж собой Город, а может - власть. А наш дорогой Каменный Двор станет твоим полотном. Его ты сотворишь сама таким, каким захочешь видеть. Он ждал тебя... Вместе со мной."
Виктор провёл супругу по относительно новому району города, где мостовая была выложена свежим камнем. Отсюда и надо было начинать строительство: река тут была шире и глубже, берег располагался несколько выше остальных частей поселения... Но ничего не поделаешь: мясокожевенный промысел в своё время стал родителем для всего города, хотя Виктору не слишком-то нравилось думать, что он живёт в скотоводческом городке... Возможно, ему чего-то не хватало на родине. Чего-то важного, что стало бы сердцем и душой, что помогло бы сделать город особенным...
"И именно нам, Каиным, суждено это сотворить. Кроме нас это сделать совершенно некому. Ольгимские заняты совсем, совсем другим, их не заинтересуют мои мечты. Кажется, и братья меня не слишком-то слушали, когда я мальчишкой им рассказывал... Разве что Симон мотал на ус. Ты же, моя родная, другое дело..."
Каин с нежностью взглянул в очередной раз на замершую в удивлении или восторге жену. На первого человека, который понял, чего на самом деле хотелось бы Виктору.
- Мы пришли, Нина. Это и есть Горны,- не без гордости сообщил мужчина,- Наше семейное гнездо. Не смотри, что оно кажется раздробленным: наша семья едина, можешь не сомневаться. Просто каждому из нас нужно время и место для одиночества. В неём рождается то, что мы зовём волшебством...
Виктор опустил глаза, говоря это. Он знал, что Нина не станет смеяться над его словами, но всё же произносить вслух такие вещи он всегда страшился: не потеряют ли они оттого своей значимости? Почти под своей ногой он заметил едва не сломавшийся алый цветок. Простой нежный цветок без названия с покрытыми пылью лепестками. Наклонившись, мужчина сорвал его и вложил в руки своей благоверной.
- Теперь же его породит не только одинокая мысль, но и любовь. Вот здесь твой новый дом,- Виктор указал на принадлежащий ему дом,- Отныне и навсегда. Давай войдём внутрь, тебе наверняка не терпится... Только время уже позднее, и не станем беспокоить братьев. Они жаждали увидеть тебя с того самого момента, как я написал письмо, в котором рассказывал о тебе... ещё даже не помышляя, что ты станешь Каиной. Но ты должна понимать, что они намного старше меня, и беспокоить их было бы неразумно.
Крепко и уверенно взяв Нину за руку, он помог ей подняться на крыльцо, отворил пред нею двери и провёл по всему дому по пути к супружеской спальне.
- Тебе нужно отдохнуть и набраться сил,- сказал Виктор, вставая на колени перед сидящей на кровати женой. Кому как ни ему было знать, что Нина совсем не устала и не нуждается во сне? Да только всё равно хотелось, чтобы она приняла заботу.
- Завтра ты предстанешь перед всем городом. Тебя коронуют как новую Хозяйку и примут как мою жену. И в честь тебя будет празднество... Спи спокойно. Не тревожься ни о чём, мечты тебя подождут.

Дом. Его родной дом, в который он собирался вернуться намного раньше. И вернулся бы, если бы вереница столичных ночей, куда увлекло его вслед за юной прекрасной девушкой, которая смеялась теперь так чарующе, глядя ему в глаза.
Смоляные волосы рассыпались по плечам Нины, закрыли, точно звёздным куполом, весь остальной мир. Только её тёплая, лукавая улыбка, только её нежные руки и пьянящие поцелуи остались здесь, рядом с Виктором. Остановились на небе звёзды и замер в благоговейном трепете весь город.
На небосводе зажглась и ярко разгорелась новая звезда, а внутри грудной клетки Виктора Каина загорелось ярче, забилось сильнее.
Обволакивающая нежность Нины увлекала в лабиринт чего-то, что было почти чудом. Новая Хозяйка отдавалась ему как королева, и в эту ночь Виктор сам преклонял колени пред ней, намертво подчинённый ею, навек привязанный её смиренной покорностью, её безмолвным обещанием вечной верности.
И, когда она засыпала в его объятиях с чуть блуждающей улыбкой, с немного влажными, липнущими ко лбу волосами, живая, глубоко и медленно дышащая, одухотворённая, упившаяся властью над своим мужчиной и, кажется, счастливая с ним, Виктор думал, что ему пожалуй больше ничего не нужно. Только чувствовать её маленькую аккуратную голову на своём плече, ощущать, как мерно вздымается белая грудь, видеть серебристый отблеск луны в полумесяце обнажённого стройного стана. Лишь знать, что она не исчезнет назавтра, как вызванный твириновым дурманом мираж. Что останется с ним, будет рядом в радости и горе, будет делать счастье полнее, а невзгоды - легче. Что Нина принадлежит одному ему, сейчас и во веки веков. Пока смерть их не разлучит. Нет.
"И даже смерть не разлучит нас."
Он спал сегодня крепко и без сновидений. Зачем? Она снилась ему, когда была далеко, а сейчас Нина была рядом, и мечтать было не о чем. Разве что... Нет, ещё слишком рано. Сначала её должен принять и весь остальной Город.
Хотя и он уже преклонил колени.

Давно не было таким свежим и приятным утро. Давно не казался столь вкусным завтрак и таким лёгким не было дыхание. Осторожно вытащив из-под головы Нины свою руку (наутро они лежали в той же позе, как прошлой ночью), Каин отправился привести себя в порядок, но не удержался и оглянулся на неё. Она спала безмятежно и немного во сне улыбалась, а ещё трогательно и тихо посапывала. Её чёрные волосы волнами лежали на фамильных простынях, а на голых плечах и непокрытом бедре играло холодное октябрьское солнце.
Подавив желание вернуться на кровать и обнять молодую жену, Виктор всё же оделся и спустился вниз, нашёл заспанную Инну и велел приготовить завтрак, но не пустил служанку даже близко к лестнице. Он сам взял серебряный поднос и принёс его прямо в спальню. Поставив его до поры на тумбочку у кровати, Виктор опустился рядом со спящей супругой, залюбовался ею, жалея будить, погладил невесомо по пышным волосам, по фарфоровой щеке, по мирно покоящейся возле лица тонкой ладони, затем наклонился, касаясь губами плеча, кончиком носа дотрагиваясь до алебастровой кожи, а потом прошептал у самого уха:
- Пора вставать, Нина...
Проснуться с поцелуем любимого лучше, чем от падающего на глаза солнца.

Отредактировано Виктор Каин (2013-02-28 12:44:29)

После пробуждения Нина была немного рассеянна, но её разнеженное состояние не было следствием того, что женщина не выспалась или была не рада тому, что супруг вырвал её из сладкого и непременно волшебного, фантастического сна.
И впрямь не желая прерывать томный и прекрасный сон возлюбленной, Виктор постарался пробудить жену как можно аккуратнее, и был вознаграждён за это самым нежным прикосновением и самой тёплой в своей жизни улыбкой.
Как завернувшуюся в кокон бабочку, Виктор подхватил супругу к себе на колени прямо вместе с белой простынёй. Нина стала похожа на облачившуюся в свои колдовские одежды ведьму, а светлая ткань обмоталась вокруг неё, как тога древнегреческой богини. Только вот ни одна из тех, кого запечатлели мастера в светлых одеждах на великой горе богов, не покровительствовала сразу стольким прекрасным вещам. Не была одновременно верной подругой, нежной возлюбленной, одновременно милосердной и дикой... Или это Виктор видел в ней всё это, чего остальные могли и не заметить, ослеплённые блеском. В конце концов именно поэтому он выбрал её и поэтому она выбрала его.
Утро вступило в полные права, и, несмотря на то, что хотелось как можно дольше не упускать всё очарование момента, надо было заниматься важными делами. Завтрак к таковым, несомненно, относился, но он был сегодня, пожалуй, последним действом, во время которого можно было дать себе волю.
"Всегда, когда мы с тобой наедине... Это что-то необыкновенное. Ты меняешься, когда я рядом. Ты становишься самой собой, когда мы только вдвоём. Мне нужно молиться на тебя, чтоб отдать тебе долг за это... Но я почему-то не хочу. Молитвы - это не ко мне. Вот, съешь лучше ещё ложечку..."
И очередная порция геркулесовой каши оказывается поднесена заботливой рукой к смеющимся губам.
А потом пришлось несколько сдерживаться. Даже обручённые не должны афишировать свои чувства, и Виктор твёрдо решил не выглядеть на людях влюблённым придурком. Не потому бы, что хотел оставить незапятнанным образ подтянутого и невозмутимого будущего правителя, совсем нет. Просто выносить внутренние переживания, на которые чужим смотреть не полагалось, Каин наружу не хотел. Это не для посторонних глаз.
Даже не для глаз его родных братьев - самых близких доселе ему людей на этом свете. Нина не в пример супругу держалась раскованно и свободно. Она, кажется, не боялась быть отвергнутой. Она, казалось, знала, что Георгий и Симон признают её. Она сразу, ещё несколько месяцев назад в Столице, через одни только зрачки своего будущего супруга разглядела их обоих и поняла всё-всё.
Ей было проще, она говорила с ними как с равными, и она была для них взрослой женщиной, тогда как младший брат так и не приблизился к той черте, за которой его уже можно будет не считать мальчишкой. Кажется, на урождённую госпожу Лилич ложилось вполне себе недвусмысленное задание - воспитать правителя!
Как пр знакомстве с родителями, Виктор сильно зажимался. Держал только руку молодой жены и кивал иногда сумрачно на вопросы или медленно качал головой. На празднике жизни он был лишним, а братья и жена походили сейчас на столкнувшихся на собрании в школе родителей и учительницу, прямо на глазах ребёнка перемывающими ему кости. Конечно, Виктор сгущал краски, но ничего не мог с собой поделать, и только тонкая ладонь и ободряющее поглаживание пальчиков Нины не давали ему загрустить.
Но всё прошло хорошо.
- Тебе остаётся теперь последний рубеж,- задумчиво сообщил Виктор возлюбленной, заправляя ей за ухо прядь чёрных волос. Ветер всё равно снова истрепал её, и Каин повёл Нину вниз по ступенькам только что покинутого дома старшего брата.
- Тебя теперь должен признать Город. Поднести тебе свои дары и поклониться тебе как Хозяйке. Ты - единственная женщина нашего дома, и ты станешь властительницей наравне со Светлой Викторией. Как будут звать тебя, моя Нина?- рассуждал мужчина, с трепетом и страхом смотря в глаза любимой, где уже отражалось их общее будущее.

Они не могли не принять её. Кажется, в тех сказках, что старшие братья рассказывали ему в далёком детстве, именно такими были великие королевы. Прекрасные ворожеи. Богини забытых небес.
Виктор давно придумал её. Он миллионы раз старательно выводил на чистых листах тоненьким пером абрис лица - сначала этой прекрасной королевы из детских сказок, потом - возлюбленной женщины. Виктор совершенно не умел рисовать, но пытался - из раза в раз. Иногда перо срывалось, и на бумаге расплывался парад мелких чёрных звёзд...
Разумеется, скоро с Нины начнут писать настоящие портреты. Много, один лучше другого, они будут превозносить красоту и внутреннюю силу этой женщины, но всё равно не смогут запечатлеть главного. Поэтому Виктор не поддастся никогда носить в позолоченном медальоне миниатюрного портрета любимой. И локон волос не станет держать у сердца. Это пошлость. Это не главное.
Быть может, эту стену однажды украсит её лик. На этом камине однажды появится рамка с семейной фотографией...
Моргнув и отметя рассеянные мечты, Виктор оборачивается. Инна сидит на коленях возле его супруги и подшивает подол её платья. Ткань недорогая, но хорошая. Огромный кусок, из которого вышел бы, наверное, целый шатёр. Это платье шили почти всем городом, и каким-то странным чутьём Виктор ощущал, что даже Виктория приложила к нему свою руку. Платье не для царицы... Но специально для неё, это точно.
Поставив воровато алый букет простых степных цветов в вазу на камине, Виктор стал перебирать в руках тугое кольцо венка из простых трав, собранных со всех концов степи. Сегодня во время обряда в него вплетут волшебную твирь, Виктор должен будет надеть венок супруге на голову, и вся сила, вся душа степи перейдёт вместе с ним к Нине. Это будет только ночью, а до того он успеет до того истрепать доверенный ему венок, что ещё несколько дней руки будут пахнуть жгуче и терпко. И ему хочется прикоснуться к супруге, но сейчас весь её разум принадлежит Городу. Нина полюбила Город, и Каин не смеет вставать между ними, хотя - чего греха таить - ревнует возлюбленную ко всему мирозданию. Потому что сейчас она принадлежит ему ровно настолько же, насколько каждому в этом городе.
- Ты готова? Когда ты выйдешь на крыльцо, на тебя будут смотреть тысячи глаз... От первого до последнего шага, Нина. Я... буду рядом с тобой, не бойся звать, если понадоблюсь.
Он, наверное, немного переоценивал взошествие Нины на престол. Виктор совершенно позабыл, что это и его праздник не в меньшей мере. Они потому и не играли свадьбу в Столице: сегодняшние гулянья должны были заменить её. Его бы чествовали наравне с молодой женой. Он был теперь полноценным наследником. В скорости он стал бы полноправным хозяином Города, и стал бы на одну ступень с Ольгимским и Сабуровым. Интересно, как скоро последний приведёт в семью Хозяйку...
"Нет, что я спрашиваю? Конечно, она готова. Она всё это с самого начала знала. Знала, чего ждать и что делать. Я зря тревожусь."
Конечно, Виктор совсем забыл о себе.