В доме пахло праздником. Мишурой и бенгальскими огнями. А ещё - сладостями, готовящимся на кухне угощением, ожиданием подарков и суетой, приправленной легким оттенком паники. По соседнему крылу сновали принарядившиеся слуги, кто-то в спешке ставил на огонь очередную кастрюлю, кто-то сноровисто шинковал консервированные огурцы для салата, сообразительная степняка Минке суетилась вокруг Большого Влада, помогая ему облачиться для праздника - совсем как какому-нибудь королю. Воздух звенел голосами и смехом - отец собирал этой ночью гостей - отметить то, что колесо в очередной раз совершило оборот, и Новый Год готовится сменить старый на его нелегком посту, всюду царили кутерьма и близость истерики...
А Капелла сидела в своей комнате, с интересом прислушивалась к творящемуся безумию, и не собиралась вмешиваться - по крайней мере, пока. От приготовлений отец её отстранил, в своей вечной манере объявив, что наследнице правящей семьи не следует носиться вместе со слугами, как какой-нибудь поломойке, и что лучше бы она почитала что-нибудь или надела более приличествующие случаю платье. То, что самой Капелле отчаянно хотелось поучаствовать - вытащить из кастрюли исходящее ароматным паром мясо, накинуть сверкающую плеть мишуры на окно, прицепить снежинку на занавеску - его не волновало. Обычно Влад был флегматичен и даже апатичен, позволяя дочери заниматься чем угодно, но сейчас уперся намертво. Под конец даже возвысил голос, и чуть ногой в гневе не топнул, что случалось с ним очень и очень не часто... Разумеется, Капелла решила уступить. В конце концов, у себя она могла заниматься чем хотела, а что не среди людей - так разве то беда?
На столе ровными рядами уложены были подарки для друзей и соратников. Теплый свитер для Мишки - чтобы не так зябла в своем вагончике. Фонарик для Спички - чтобы удобнее было ходить в темноте. Пушистый шарф для Ноткина. Белую шаль Ласке. Тае резного деревянного бычка... Тут же лежала и вышитая салфетка для старшего Влада, шапка для младшего, и мелочи для знакомых ребятишек - конфеты, орехи, фрукты. К празднику Капелла, как всегда, готовилась со всей ответственностью, не желая никого забыть и обидеть небрежением и невниманием. Даже коту Артисту нашлась веточка кошачьей мяты. Даже для Хана лежала в стороне глиняная куколка - напоминание о Городе, о том, что жизнь не кончается в Снежной Крепости и не начинается в ней. Даже для мамы был рисунок...
Вспоминать, как всё это копилось и собиралось, как выменивалось и покупалось, как вязалось чуть ли не с лета, было забавно. Капелла любила дарить подарки. Любила и умела. И сейчас коротала время, пересчитывая их, прикидывая, как бы лучше вручить. Попутно она перебирала имена знакомых и приверженцев, родных, друзей, и просто тех, о ком некому было больше позаботиться. Имен было много, но и память у неё была отменная...
"В Многограннике праздновать не будут. У "Горнов" - наоборот. Могут даже запустить столичный салют. Сабуровы, наверное, нанесут пару визитов вежливости, склады до утра будут гудеть... Если не дольше, - запнулась в перечислении. Прижала к губам палец - А в Театре? - спросила вдруг задумчиво, мгновенно растерявшись - В Театре?.."
Мысль разом выбила её из праздничного настроения. Заставила недоуменно свети брови. Она знала всё. Знала из слухов и передаваемых шепотом историй. Из увиденного и из следов на снегу. Но не могла припомнить, чтобы в праздновании хоть раз принимали участие Маски во главе со своим режиссером. Театр словно бы вымирал на время, таился, глядя недобро на смеющихся людей, и Капелле мгновенно представилось, как грустно, наверное, встречать Новый Год в одиночестве. Ведь у всех есть друзья и близкие...
У всех ли?
Задумалась ещё сильнее, дергая себя за выбившуюся прядь. Пыталась вспомнить, чтобы при ней кто-нибудь говорил о Марке Бессмертнике в хоть сколько-нибудь приязненном тоне. Чтобы говорил, как о человеке, а не директоре Театра.
С минуту она размышляла, бездумно оглядывая узоры на шали, а потом прикусила губу, понимая - сейчас она сделает какую-нибудь глупость. Состояние сочувствия - деятельного, всепоглощающего - было ей знакомо. Просто слишком хорошо представила она, какого встречать один из самых чудесных праздников в пыльном сумраке Театра, когда никто не зайдет, чтобы специально поздравить. В этот момент она не думала о том, что может ошибиться, что может быть, импресарио Масок нравится такое положение вещей. Она слишком ясно чувствовала то, что представила - словно окунувшись в видение.
И, вздохнув, принялась собираться.
Не стала менять праздничного платья. Только накинула на шею вечный шарф, да влезла в сапожки. Надела пальто. Мгновение подумав, убрала в карман тонкую снежинку из бисера - помнится, намучилась она с этим шедевром, то и дело сверяясь с книгой и изведя чуть не моток проволоки... Глубоко вдохнула, словно готовясь к погружению, и шагнула за дверь, заспешила к Театру. Снег тихо похрустывал под ногами. Пахло свежестью и чистейшей зимой...

Двери Театра послушно открылись. Капелла шагнула внутрь, стряхнула с головы капюшон. Огляделась. Почему-то здесь её порыв казался несколько более безрассудным, чем дома... Но отступать было поздно, да она и не привыкла. Потому мгновение помедлила, собираясь с духом, и всё-таки сказала:
-Здравствуйте! - надеясь, что внутри её услышат и выйдут. Заходить вглубь Театра ей не очень хотелось.

Услышали. Конечно, не могли не услышать вторжения в заповедник Масок, оставить без внимания человеческий голос. Сутулый Исполнитель с янтарным взглядом соткался словно бы из ничего, из воздуха, и Капелла даже улыбнулась ему, обрадованная, что не придется блуждать по коридорам Театра, рискуя насмерть заблудиться и уже никогда не выйти на свет. Помнится, детские легенды очень любили эту тему, тему живого здания, поглощающего неосторожных посетителей... И Капелла была рада, что не придется проверять их истинность. Смелой она была. Но и суеверной - тоже.
-Меня не посылали, Птица, - сказала, почти цитируя одну из собственных сказок о Сироте-изгнаннике и вещей птице с янтарными глазами - Я пришла сама.
Поднялось даже глупое, пижонское жаление добавить "Я - Хозяйка Детей" и засмеяться, но это было бы так наивно, так смешно и наигранно, что Капелла, конечно, не стала позориться. Только в очередной раз удивилась, сколько птичьего в жестах Исполнителя, в наклоне его головы, в цепком взгляде неживых глаз. Словно и не человек прячет лицо за тяжелым Когтем, а настоящая птица зачем-то притворяется маской.
Кивнула удовлетворенно, поняв, что выгонять её не станут. Почему - другой вопрос, он разрешиться потом. Может быть, маэстро распорядился. Может быть, этому конкретному Исполнителю скучно и любопытно. Всё может быть в такой вечер...
Молча прошла мимо Маски в волшебный вечный полумрак. Она не боялась, даже после такого странно размытого и открытого одновременно предупреждения. Не привыкла бояться этого места, с детства влюбившись в сказки и легенды сцены...
Обернулась. Пристально вгляделась в стылые глаза. Странное подозрение тронуло душу - но тотчас же отступило, испуганное собственной смелостью. И, вместо того, чтобы что-то предполагать, Капелла только спросила:
-Где мне искать импресарио? - и удивилась про себя, как в ней ещё остается решимость идти и добиваться. Без внятной цели визита, просто так, по мимолетному порыву... Одновременно всколыхнулось желание родом из детства - подойти к Маске, привстать на цыпочки, и стянуть прочь Коготь. Посмотреть, врут ли детские легенды о том, что у Исполнителя нет и не может быть лица.
Конечно, она не поддалась. Это было бы глупо... Да и мир отчетливо бы треснул, если бы лица и правда не оказалось.

Cтранное предчувствие восторженно пискнуло, радуясь подтверждению, и Капелла порадовалась про себя, что оно было. Иначе у неё было бы совершенно глупое удивленное лицо.... А казаться смешной и глупой ей, конечно, ни капельки не хотелось.
"Зато теперь я знаю, как Исполнители снимают маску, - улыбнулась она про себя, вспоминая легкий жест маэстро. Явно привычный и заученный, изящный, как и все движения импресарио. Снятая маска казалась совершенно не страшной и не инфернальной, а сам Марк в исполнительском балахоне был несколько не так впечатляющ, как в своем родном сиреневом костюме. И это отчетливо радовало, потому что краснеть, запинаться и выглядеть испуганной Капелле совершенно не улыбалось.
-Конечно, мне стоило сразу же развернуться и убежать, увидев Исполнителя, - ответила она на фразу про настойчивость, проигнорировав ту часть, где говорилось о цели визита. Сейчас она казалось несколько... эксцентричной, и не подходящий для рассказа некоторым театралам.
"Что я вообще ожидала тут увидеть? - спросила она у себя строго, и сама же виновато промолчала, не зная, что ответить. Ожидала она чего-то более меланхоличного, несчастного и задумчивого. Сейчас, при виде улыбки импресарио, эти ожидания казались если не бредом, то несколько надуманными. И если ей самой было несколько неловко думать о них - то любому другому точно стало бы смешно - Жалостливая дура, - безжалостно приложила себя Капелла и добавила - С излишне развитым воображением". Подумала - и сама же не одобрила последний аргумент - слишком злой и отчаянно ненавидимый.
-Неужели вы играете и сегодня? - удивилась вслух, услышав про "профессиональные обязанности". Нигде, никто, никогда не говорил, чтобы в Театре что-то играли на Новый Год. Даже дети - вездесущие и всеведущие, никогда ни о чем таком не шептались.
"То ли ложь, то ли какой-то секрет, - решила она про себя. Подумала, что вариант с секретом ей нравится гораздо больше - сказывалась вечная любовь к тайнам и мистификациям. Заодно подумала, что ведет себя несколько невежливо, просто так явившись в чужие владения без объяснения причин. Но представлять всесторонне пошлую фразу "Я пришла вас поздравить" - и то было неприятно. Что уж говорить о том, чтобы высказать что-то такое вслух.

-Весь мир - Театр, в нем женщины, мужчины, все актеры. У них свои есть выходы, уходы, и каждый не одну играет роль... - задумчиво процитировала Капелла, словно эхом откликнувшись на фразу маэстро о игре. Скрестила руки на груди, удивившись тому, как странно глухо и глубоко прозвучал её голос здесь, под сенью храма искусства, хозяин которого даже на праздники не желал забыть о своем долге. "Священном долге, - поправилась она про себя, и с каким-то странным уважением, слитым с испугом, подумала о том, что с трудом может представить ситуацию, в которой бессменный режиссер оставил бы своё место на сцене. Разве что он вдруг сломает ногу и окажется прикован к постели... Но и тогда будет писать пьесы, и наверняка на костылях выползать в зал, дабы проверить, как справляются Маски. Было что-то странно притягательное в такой самоотверженности. И одновременно - печальное. Хорошо, когда человек предан своему делу. Плохо, когда кроме этого дела у него нет ничего. - Весь мир - Театр. - повторила она ещё раз, удивляясь про себя, с чего бы вдруг ей приспичило хвастаться знанием Шекспира. То ли так влияла обстановка - прохладный полумрак сказки, то ли просто стало любопытно, насмешит ли такая пародия на артистов Марка - Люди в нем актеры. Но мой вопрос такой - а кто же режиссер?..
Риторический вопрос, пришедший давно и забавлявший её саму. Интересно было бы узнать, кто ставит странную пьесу мира, кто следит за ней... На мгновение воцарилось молчание - маэстро шуршал костюмами, пытаясь что-то найти, Капелла глядела ему в спину, и размышляла о том, что же он там ищет. Вопроса задавать она не решалась - предчувствовала, что маэстро засмеется и отшутится.
"Всё-таки секрет, - удовлетворенно сказала она про себя, услышав продолжение, и улыбнулась с явным удовольствием. Находить секреты Капелла любила. Разве что была слишком серьезна, чтобы заниматься их поисками целенаправленно. Целенаправленный поиск тайн - удел Спички. С его вечными вылазками, интересом и приключениями. Степью, заброшенными домами, зашкаливающей смелостью... У неё были другие дела. Да и книги, рассказывающие обо всем на свете, раскрывающие устройство мира. были интереснее. Но всё-таки редкие секреты Города, найденные невзначай, неизмеримо радовали её.
Задумалась, услышав предложение. Несомненно, щедрое и, несомненно, с подвохом. Покоробило её обозначение "старый добрый сосед". Насторожила подчеркнутая щедрость. Да и улыбка Марка всколыхнула воспоминания о сцене их знакомства. Ещё тогда не было у неё никаких иллюзий касаемо искренности артиста. Не было их и сейчас.
Но любопытство, чертово, фамильное любопытство, тянуло принять. В конце концов, что может случится здесь, в её Городе, на кануне одного из самых веселых праздников? Что вообще может случится с ней страшного, пока она не верит в то, что что-то может случится? Детская вера в доброту мира боролась с пришедшей от взрослых осторожностью...
Разумеется, победила вера. Капелла вздернула подбородок, обозначая вызов всему миру вообще, и предостережениям отца в частности, и молча вложила ладонь в пальцы театрала.

"Не будем, - согласно кивнула Капелла, подстраиваясь под шаг маэстро. Она предчувствовала странное и интересное, и от того казалась особенно оживленной и заинтригованной.
"Что может значить это "требует внимания"? Что может значить диалог с Театром? Ведь мы же не в храме... Не в настоящем храме, и не о живом существе говорим... - нервно обернулась на тускло освещенный зал. Показалось на мгновение, что кто-то позади засмеялся, тихо, почти неслышно, проводил странную пару пристальным взглядом. Тени в углах словно бы шевелились, пузырились под потолком, льнули к стенам. Странные тени, слишком живые, похожие на Трагиков в их трагической почти-неподвижности... Ощущение чужого присутствия, чужих недобрых взглядов охватило её, и пришлось моргнуть, прогоняя наваждение. Глупые детские страхи ни о чем, родом из легенд и страшных сказок...
Капелла зажмурилась на мгновение, выгоняя из головы рассказы о людях, ставших куклами, и о куклах, ставших людьми. Никогда ведь не верила ни в что такое. Отчего же сейчас вдруг появился темный иррациональный ужас? Стремление вырваться и сбежать?..
Впрочем, когда она открыла глаза - стало легче. По крайней мере, тени перестали казаться такими уж странными и удалось отвернуться от них, посмотреть на театральные коридоры. Здесь она никогда не была, хоть и провела большую часть детства, завороженно следя за ходом представлений. Всё-таки закулисье - место только для посвященных, для актеров, и она никогда не думала, что однажды попадет сюда, хоть и хотела этого. В детстве думала, что именно здесь рождается сказка. Потом заинтересовалась тонкостями жизни артистов...
А коридор был самый обычный. Узкий, полутемный, словно крысиный ход. На мгновение Капелле почудился шепот за спиной, и она крепче сжала руку маэстро. Здесь, во внутренностях Театра, было странно. Было жутковато. Но о решении своем она не жалела и жалеть не собиралась. Любопытство пересиливало страх, да и по-настоящему опасаться - если уж думать о опасениях - стоило только Марка. Потому что без веления хозяина Масок ничего не случится.

Остановились. Капелла недоуменно вскинула глаза, вопрос чуть не сорвался с её языка... Но в следующее же мгновение она рвано выдохнула, так и не начав. Прижала свободную руку к груди.
Здесь пахло землей. Теплой влажной землей, как в Степи летним утром, после дождя, как в жилище Эспэ Инун майским вечером. Здесь пахло кровью. Железом и солью, и неуловимо, непонятно - алым. Ярким алым цветом. И ещё - здесь тихо трепетали стены. Словно от дыхания едва заметно вибрировали. И пульс Города, особенно слышимый в последний год, бил по ушам, чуть ли не болью отдавался в сердце. Она слишком увлеклась собственным страхом и предчувствиями. Слишком заинтересовалась  темной жутью. И пропустила момент, когда ощущения обострились до предела. Гулкие толчки отовсюду. Пол под ногами отдается пульсом, рука Марка бьется им же. Капелла задохнулась, закашлялась, пытаясь переварить слишком сильные предчувствия, обрушившиеся разом. Она даже маэстро слышала не очень четко - багровый ток крови гудел в ушах, и было не понять, её это кровь или Города.
Пришлось глубоко вдохнуть и накрыть глаза ладонью. Подождать, пока перестанет давить на затылок...
Всё уже почти прошло, когда ударило видением:
"Незнакомый мужчина в испачканной кровью одежде. Руки испятнаны алым. Бьется в них ещё живое темное сердце. Стеклянная бутылочка с чем-то зеленым. Плачущая женщина. Ребенок, бьющийся на кровати. Губы в алом. Незрячие глаза. Костер на пустыре. Сгорающая девушка. Сухой звук выстрела. Синий огонь. Черный плащ. Вязаная шапочка. Стены в алой плесени. Ноткин, в ярости отбрасывающий карту..."
Глотнула воздуха - пахнущего чем-то горьким, пожалела, что не взяла привычную бутылку с водой. Забыла, решила, что как-нибудь обойдется... Зря, как оказалось. Во рту было сухо и горячо, в груди болело и тянуло. Как всегда после страшных видений... Которых до этого и было-то штуки три. Пришлось сглатывать и тереть грудь. Попутно Капелла обнаружила, что вцепилась Марку в руку так, что костяшки пальцев побелели, и смущенно убрала ладонь. Иногда так случалось... Из всей речи маэстро она смогла оценить только последнюю фразу. А потом её взяли за плечи - пока аккуратно - и ей захотелось одновременно заплакать и засмеяться от своей глупости.
"Пришла скрасить человеку одиночество, называется, - сказала она про себя грустно, не желая признаваться, что в груди зародился предательский холодок. Убийством не пахло, как и в прошлый раз, но что-то нехорошее было на дне глаз Марка. Что-то, заставившее Капеллу насторожится и задуматься о путях отступления. Которых, надо сказать, не было. Даже если бы ей удалось вырваться - заплутать в коридорах ничего бы не стоило. Пугать ей было нечем - даже отец не знал, куда её совершенно спонтанно повлекло... А впрочем, на самом деле она не верила. Боялась - но не верила. И пусть это было странно.
-Вы что, всё-таки собрались меня убить? - спросила она, сохраняя обычное безмятежное выражение на лице. В такой ситуации ей хотелось не потерять хотя бы самоуважения. И не засмеяться от собственных слов - Неужели, вы ждали несколько месяцев? Или это спонтанное решение?
"Когда я уже повзрослею? Перестану всё воспринимать как игру?.."
-А ответ на первый вопрос - вы правы. Будет что-то странное, и если вы хотите объявить об этом - включите слепой рок в Пантомиму... Только никто не поймет.
Встряхнула головой, отбрасывая с глаз прядь волос. Подумала о том, как странно они выглядят - взрослый мужчина в щеголеватом сиреневом костюме, и девочка в праздничном белом платье в этом темном коридоре, бьющемся силами.

Улыбнулась. Испуганная девчонка в неуместном белом платье, чувствующая горячие чужие пальцы у самой сонной артерии. Она ненавидела, когда её касались. Даже с добром. Сейчас же и вовсе едва удерживалась, чтобы не забиться, вырываясь. Рассудком понимала - бесполезно, силы не равны, и нет даже толики умения, чтобы одержать победу над этим неравенством. Но чувствами, простейшим инстинктом - тянуло. И приходилось сдерживаться...
...Улыбнулась и подняла глаза, позволяя себе открытый взгляд в золото глаз маэстро. Её больше не тянуло истерически смеяться или плакать. Вместо этого пришло осознание серьезности происходящего - притихли силы, затаились предчувствия, и могло случится что угодно - и Капелла подобралась, задушила постыдный животный ужас.  Хотелось быть гордой, хотелось быть достойным противником, и потому она улыбалась, вкладывая в улыбку всю ту "обезоруживающую наивность" и свой протест.
"Запретите мне, - читалось в этой улыбке - Попробуйте запретить. А я посмотрю на это".
И одновременно - та же жалость, которая пригнала её сюда.
"Глупый человек. Жалость не равняется снисходительности и презрению. Не равняется унижению. Боже мой, неужели вас правда мучило, что кто-то позволил себе думать о вас не как о всемогущем демиурге? Неужели, правда?.."
Но, конечно, молчала, понимая, что время для откровенных вопросов преотвратное. Что не стоит прерывать маэстро в роли всесильного кукольника. Это тяжело, да и у него вызовет лишь всплеск раздражения...
"Вы похожи на всё, но что вам угодно быть похожим, - чуть не ответила она вслух, но опять же удержалась всё по тем же причинам. Чужие руки на шее начинали не только нервировать, но и причинять боль - заговорившись, Марк перестал рассчитывать силы, слишком сильно надавил, и Капелла перехватила его за запястья почти неосознанным жестом. Легко, почти неощутимо, сжала пальцы. Тянуть, конечно, не стала. Бесполезно, и лучше не начинать заведомо проигрышный фарс, но всё-таки так была хоть какая-то иллюзия контроля над ситуацией...
А потом маэстро заговорил о выборе, и снова толкнуло видением, почти неощутимым, на излете:
"Изломанные тени Трагиков окружают сцену, Исполнители светят из темноты янтарными мертвыми глазами. Там, наверху, танцует рыжеволосая кукла на нитях, подчиняется малейшему жесту. Движения легки, движения завораживают, но на лице марионетки - мука..."
Выдохнула. Боли почти не было, только сердце снова сорвалось с ритма, и, почти не думая, подталкиваемая интуицией и вечной своей верой в свет, Капелла ответила слабо:
-Я доверюсь. - и кивнула, осознав свой ответ.

Отредактировано Виктория Ольгимская мл. (2011-12-30 14:39:06)

Капелла дернулась, почувствовав прикосновение к коже холодного металла, но вырваться, конечно же, не смогла. Только цепочка сильнее врезалась в шею, так, что даже слезы на глазах выступили.
В следующее мгновение она уже подняла амулетик на ладони, поближе к глазам, желая лучше рассмотреть его в полумраке. Кажется, это был белый камень или точеная кость... Без рисунка и гравировки, просто обточенный в подобие капли умелыми руками мастера кусочек мира. Слезы матери о заблудившемся ребенке? Вода из источника - приди, умой лицо, окуни грехи? Капелла не знала, что конкретно хотел выразить тот, кто придал камню такую форму. Зато чувствовала силу, белую, живую силу, исходящую от украшения, и, закрыв глаза, поддалась волне тепла, захлестнувшей сознание.
"Светловолосая женщина в белом платье. Светлые глаза глядят с усталой улыбкой. Ладони тонки и белы, и камень в них - лишь чуть белее. Женщина греет его дыханием, поглаживает кончиками пальцев, катает по руке и смеется. Миг - и она же протягивает его светловолосому юноше. Миг - и гладит того по голове почти материнским жестом..."
-Уведите меня отсюда, - чуть ли не взмолилась Капелла, открыв глаза. Неловким детским жестом утерла выступившие вновь слезы. Это место странно действовало на неё, пробуждая уже третье видение за четверть часа, и не понимать, что в таком темпе её хватит очень ненадолго, девочка не могла. Слишком сильный пульс. Слишком много сил. Слишком неверные тени липнут к стенам коридора и прячут лицо маэстро, делая его похожим на маску. Слишком близко к нутру земли, чтобы спокойно говорить. И вообще - слишком. - Пожалуйста.
"Иначе я рухну в обморок к же вам на руки, и так и не выясню, отчего вас так кидает в крайности..."
Глубоко вдохнув, она привычно зажмурилась, а когда открыла глаза - в них уже не было отчаянной мольбы. Только тихая вежливая просьба. И даже на слова её хватило, на разумные слова:
-Такие подарки не возвращают и не передают по наследству. Разве вы этого не понимаете? - и потянулась к застежке, зашарила пальцами, стремясь найти её и расстегнуть, возвращая "скромный дар". Объяснять, что Хозяйки ничего не делают зря, и что её найдется кому и чему сохранить и без амулетов, она не стала. Не находила в себе достаточно красноречия.
"Интересно... А если бы я выбрала первый вариант?.."

Здесь было легче. По крайней мере, сердце постепенно билось всё спокойнее, голова переставала кружится. Только нервная дрожь не желала проходить, и Капелла в конце концов смирилась с тем, что застежка не поддастся. Спрятала пальцы в рукава пальто, стараясь не афишировать своё состояние.
"Благородные порывы не доводят до добра, - печально сказала она самой себе, и прикинула, что, пожалуй, единственный способ вернуть кулон - это бросить его на пол, демонстративно отказываясь принимать чужое. Да и то у неё не было уверенности, что Марк не рассмеется в своей обычной манере, и не нацепит амулет обратно. С него бы, пожалуй, сталось... К тому же руки у неё всё ещё тряслись, и филигранная застежка не подчинилась бы им. Оставалось только проглотить обиду и сказать себе, что чужая глупость - не её забота. В конце концов, он взрослый и почти волшебник. Должен знать, что делает. А если это гордость - то это тоже не в её силах - излечить театрала от этого.
Холодок пробежал по коже от "Он вас не принимает" касаемо Театра. Из этой фразы следовало, что были такие, кого это место приняло, затянуло в себя, кто так и остался здесь безликой тенью.
"Не глупи, - сказала сама себе Капелла, и выдохнула - Если бы в Городе пропадали люди - ты бы знала. И их бы искали. Всё это бред..."
-А на самом деле, я просто хотела вас поздравить, - сказала она честно, предчувствуя, что сейчас её просто вежливо попросят удалиться, и об истинной цели визита, как бы глупа она ни была, не удастся сказать ни слова - Подумала, что никогда не видела вас на празднике...
Замолчала, смущенная тем, как нелепо это звучало после короткой сценки в нутре Театра. По идее ей следовало бежать отсюда, радуясь избавлению, и никогда, никогда больше не возвращаться в храм искусства, созданный Марком Бессмертником. Сегодня удалось коснуться истинной сути, того, что скрывалось за символами и Масками, и не следовало искушать судьбу, приближаясь к этому, неназванному, но ощутимому, темному волшебству, жутковатым предчувствиям, ещё раз, оставаясь рядом с ним слишком долго. Два раза её отпускали. На третий раз могли и не...
К сожалению, а может, и к счастью, у Капеллы никогда и ничего не выходило "по идее".
Вот покопалась в кармане, нашаривая стеклянный холод бисера. Вытащила подрагивающую ладонь с блескучей, любовно выплетенной, снежинкой. Наивно, конечно. Ещё по-детски наивно... Но порыв был неостановим.
...Пальцы у неё дрожали.

Капелла только вздохнула, с облегчением убирая руку в карман. Она опасалась, что театрал и вовсе не примет, или скажет что-нибудь о её ходящих ходуном пальцах. Но к облегчению всё же мешалась и печаль - она ведь отказывалась не для того, чтобы обидеть скромного служителя муз небрежением и неприятием, а опасаясь, что ему и в самом деле нужнее, чем ей. Всё-таки мама никогда и ничего не делала зря, из пустого каприза. Может быть, она видела что-то, недоступное взгляду дочери?..
В пору было разворачиваться и уходить - собственно, это было бы уместно ещё несколько реплик назад, а ещё уместнее было бы не приходить вовсе - но она уже знала, что если уйдет - весь вечер будет вспоминать темные своды Театра и человека под ними, встречающего новый год без тени радости или интереса. Оборачиваться будет. Невпопад отвечать на вопросы. Как в прошлый раз, когда ушла, подчиняясь повелительному жесту, и до сих пор не могла забыть, выкинуть из головы не Люцифера или Самаэля, не душу старого Театра, а обычного человека со странной судьбой. Помнила ведь, всё время помнила, держала в голове, стремясь разгадать, как и почему из обычного артиста вырос кукловод из страшных сказок, и как помочь ему. И стоит ли вообще помогать.
"Сейчас я сделаю какую-нибудь глупость, - подумала она отстраненно, и добавила с нервным смешком - А потом он меня всё-таки придушит"
Воспоминание о сильных пальцах на шее явственно свидетельствовало - этот может. Чисто физически, если захочет - может, и ещё как. Только вот страшно уже почему-то не было. Может быть, она истратила весь запас страха, соглашаясь на неизвестность. А может быть, просто устала от непривычной эмоции. Ну, или маэстро со спины казался безобиднее...
-Я не понимаю, - сказала она. Голос словно бы доносился со стороны, почти до неузнаваемости искаженный акустикой Театра - - Почему вы сидите здесь, отгородившись от празднующего Города. И почему пресекаете любые попытки не то что подружиться, - словно резануло слух неуместной детскостью, но Капелла не стала поправляться. В конце концов, она не на сцене, а всего лишь у сцены - Но и просто приблизиться к вам. Чего вы боитесь?
И испуганно замолчала, поняв, что только что спросила.

Цепочка опять врезалась в кожу, причиняя боль, но Капелла всё же отшагнула на полшага назад. Не потому что боялась - бояться было уже поздно, и если бы она планировала позволять себе страх, следовало бы уйти, не говоря ни слова - просто из чувства протеста, из нежелания оказываться к кукольнику почти вплотную. Запоздало подумала о том, что зря не отошла со своими откровенными вопросами хоть немного подальше, чем на расстояние рывка. О чем только думала...
"О том, как не начать спотыкаться и подыскивать подходящие слова, - ответила тут же про себя. Её тоже уже начинала разбирать злость на то, что её здесь пугают. Причем пугают так театрально и постановочно, что создается впечатление, будто она играет на сцене, а не пытается чего-то добиться в реальной жизни. Цикличный фарс из всё тех же пьес, злодей без сердца и души, собирающийся убить невинную деву, пришедшую к нему с самыми благородными намерениями... Было. И пусть сейчас всё по-настоящему. Пусть. Из-за Театра, сомкнувшегося вокруг, в это никак не удавалось поверить.
От театрала пахло старыми декорациями и одеколоном с горьковатым степным запахом. Лицо его искажала сдержанная ядовитая злость. "Скажи мне..." Капелла на мгновение зажмурилась, решая, что сказать, или лучше будет и вовсе промолчать.
"Впрочем нет, не лучше. Раз уж начала - нельзя теперь в кусты"
-Я скажу другое, - начала она, всё-таки решившись. Злая откровенность, смешанная с жалостью - парадоксальной, совершенно не уместной - так и рвалась наружу - Вы не потому сидите здесь, что охраняете людей от себя, - "Хоть вы и опасны" - Вы просто боитесь, выйдя наружу, не найти в себе ничего, кроме строчек из пьес и этой своей... - замялась, ища подходящее слово. Иногда даже её словарный запас поводил - инфернальности. Вы слишком привыкли к тайне, и отвыкли от простых человеческих проявлений. Привыкли к темной игре, и отвыкли от того, что кто-то может делать всё просто так... Вы, артист, боитесь не найти в себе человека.
Она даже не стала опускать глаз. Напротив, взглянула с вызовом - "А теперь можете честно свернуть мне шею". Откровенность слегка пьянила, какая-то часть Капеллы билась в истерическом ужасе - "Сказать такое, такое, я в своем ли уме?", и бояться было уже совершенно и безоговорочно поздно. Равно как и бежать.
"Правду говорить легко и приятно. Легко и приятно..."
За спиной шептались потревоженные тени.

"Ну, вот, - спокойно констатировала Капелла про себя, приподнимаясь на цыпочки и аккуратно придерживаясь за запястье Марка - всё же цепочка тянула вверх весьма ощутимо и больно, и терпеть это становилось всё тяжелее - Не так всё и страшно. По крайней мере, пока"
Впрочем, вопрос заставил её всерьез задуматься. Действительно - почему, и чего же ей надо в конце концов от несчастного театрала, которого, похоже, "любопытная пигалица" изрядно раздражает самим своим присутствием? Почему не получается развернуться и уйти, и прекратить уже это нелепое действо? Вопрос был хороший. Прямо-таки замечательный по своей сложности, и Капелла сосредоточенно молчала, надеясь, что у маэстро хватит такта дать ей время на раздумье.
"Потому что играть с огнем интересно; потому что меня коробит, что даже в новогоднюю ночь вы не можете выйти к людям; потому что я вижу чертовы видения о вашем прошлом с завидным постоянством, и чтоб мне будущее так видеть; потому что я не хочу оставлять вас в покое и завершать всё на этой далеко не оптимистической ноте. Потому что..."
Внутренний монолог оборвался, толком не начавшись. Белый камушек соскользнул по цепочке, холодным боком коснулся кожи, и Капелла вздрогнула от этого касания.
-Потому что я слишком много знаю, - "И молчу" - И от этого мне плохо спится по ночам.
Вспомнилось, как виделся ей Караван, и серая деревушка на севере от Столицы, невысокая женщина со светлыми вьющимися волосами, и ночи Каравана, и дни. И Театр в его неподвижности, Белая Виктория, вкладывающая карандаш в непослушные пальцы золотоглазого юноши... Всё, всё в голове, за пеленой глаз. Слишком много думала, и от того приходили видения. А сидеть на месте что-то зная - тяжело. Она пока не умела.
-А хочу я... - "А хочу я многого. Начиная от того, чтобы меня перестали тянуть, заканчивая кучей вопросов..." - Я хочу говорить, не опасаясь, что мне свернут шею за неосторожное слово. Хочу знать, что вы не сидите здесь в гордом одиночестве, а празднуете с кем-то очередной повернувшийся круг. Хочу, чтобы вам было лучше, чем сейчас.
Сглотнула, понимая, насколько глупо всё это звучит. Но в том и дело, что примерно так и озвучивались её желания, на самом деле ещё более расплывчатые и неясные. Просто она не хотела, чтобы кому-то было плохо - сегодня или вообще.
-Но, в принципе, красивая смерть тоже сойдет, - добавила она и усмехнулась собственной неловкой шутке, очень похожей на правду.

-Если бы я боялась чреватости... - выдавила Капелла хрипло. Приплясывание на цыпочках начинало уже утомлять её, равно как и не ослабевающее натяжение цепочки. Горло от волнений пересохло и выпускало звуки с некоторым трудом. Должно быть, именно из-за всех этих неудобств, она и не сразу сообразила, что происходит что-то неправильное, выбивающееся из общей картины. Слишком открытый взгляд - а ведь кукольник старался избегать прямого столкновения глаз! - слишком глубокое молчание. Снова - слишком. И что могла значить последняя фраза, о том, что нельзя отказать? Думать об этом, правда, не получалось. Дыхание перехватывало, и от взгляда Марка по спине бежал нехороший ознобный холодок. Таким взглядом вглядывается патологоанатом в распластанный на столе труп, таким взглядом искусствовед смотрит в картину, ища в ней скрытые смыслы. Проникающий взгляд, от которого создавалось неприятное чувство наготы. Словно заживо снимают кожу...
Капелла дернулась, желая прервать контакт, но, конечно, не смогла даже отпрянуть. Зато от движения дрогнули в глазах маэстро золотые блики, и, задохнувшись, она упала в видение - в "омут" - так же внезапно, как и всегда.
"В полутьме зала танцуют тени, белые саваны укрывают бесформенные груды плоти - тела. Кое-где торчат босые ноги или ботинки. Кое-где алая плесень пятнает простыни. Очень много тел. Словно Театр вдруг укрылся изнутри снежным покровом. А на сцене - Пантомима. Безликий Трагик, Исполнитель, и незнакомые мужчины сидят внизу, у сцены, прислонившись к ней спинами - участники постановки, а не случайные зрители. Свет пляшет, горечь в воздухе, и сиреневый фрак маэстро мелькает где-то на периферии... И ни одного больше живого лица - нет зрителей. Игра идет перед залом, полным мертвецов."Капелла отпрянула, рванулась со всей силой перепуганного зверя, не замечая боли. С трудом удержалась от вскрика, захлебнулась воздухом. Взгляд маэстро обжигал даже сильнее, чем суть видения, и в мистическом, ещё не ушедшем провидении, она почувствовала, как слой за слоем обнажается перед внимательным взглядом душа. Не дешевой метафорой, а на самом деле открывается по самые глубины, возможно даже там, где и она сама-то ничего ещё не видела и не понимала... И это было неприятно со всех точек зрения.
"Доигрались, - констатировала Капелла, глядя, как меняется взгляд маэстро, если правильно смотреть. Она не умела снимать кожу и заглядывать в глубины. Но увидеть в чужих глазах остатки прошлого, вспомнить увиденное однажды и привязать к мерцающему золоту - могла. Упрямство и доверие миру, мечта о чем-то большем, вера в то, что артисты - шуты от искусства - важны и нужны... Ничего не ушло, только пряталось под холодным удовольствием мастера своего дела, сделавшего куклами даже и людей...
Сердце сбилось с ритма. Больно защемило.
"Слишком глубоко, - успела только подумать Капелла, дергаясь назад... И - минуло. Словно кто-то живой и настоящий коснулся плеча театрала. Взгляд его метнулся в сторону, контакт разорвался, и девочка позволила себе немного расслабиться, словно отпустило её лютое напряжение.
-Может быть, вы всё-таки позволите мне нормально дышать? - спросила, как могла, нейтрально, про себя стараясь переварить лавину ощущений и образов, полученных всего лишь за несколько минут. День, несомненно, выдался чрезвычайно насыщенный.

Отредактировано Виктория Ольгимская мл. (2012-01-02 15:17:00)

Отступила на шаг. Мягко провела рукой по шее, там, где цепочка врезалась в кожу. Наверняка остался красный след, который не сойдет ещё некоторое время... Но, по крайней мере, дышать стало легче, и можно было не тянутся неизвестно куда и неизвестно зачем.
Капелла выдохнула, покрутила головой, разминая изрядно затекшую шею, без видимого интереса выслушала выкладки театрала. Разумеется, её немного покоробило разочарование в его голосе и подчеркнуто-ироничный тон, но показывать этого не хотелось, равно как и вступать в бессмысленную дискуссию о том, как же всё-таки правильнее, лучше и честнее. Понятно было, что доказать взрослому человеку на словах что-то, во что он не склонен верить, практически невозможно. Для этого нужны красноречие, непоколебимая вера, и сила духа, которых Капелла в себе не находила и в обычном-то, мирном состоянии. Что уж говорить о теперешнем разладе в сознании и настроении..
"Вот и поздравили мирного деятеля искусства. Вот и разделили одиночество... Великолепно, просто великолепно"
А в Городе наверняка уже заканчивали приготовления к празднику, и первые гости пробирались через сугробы, и зажигались праздничные теплые окна... А она стояла тут, не зная, что делать дальше, и слушала натянутую, вымороженную откровенность одного конкретного театрала.
"Вот это называется - довели человека, - усмехнулась про себя, плотнее запахивая пальто - в Театре было зябко, только раньше было как-то не до этого. Опустила голову, не зная, чем же помочь, и что сделать. Какая-то часть подначивала бежать, бежать без оглядки, и забыть всё, как страшный сон, но для этого она была всё же слишком горда. Так же как и для истерики, бессмысленных уговоров и демагогии, невербалики, открытого сочувствия в глазах...
-Вы правы. Странно, - согласилась, наконец. Чувство спущенной кожи никак не хотело оставить её - Так что я, пожалуй, больше не стану надоедать вам...
Мгновение задумчиво мочала, прикидывая, стоит ли добавлять то, что так хотелось добавить... Потом решила, что после всего молчать уже как-то глупо, продолжила:
-И если вам станет совсем скучно здесь - приходите на праздник. Сегодня особенная ночь, а я официально приглашаю.
Улыбнулась, уже зная, что театрал не придет, как ни зови его, и развернулась к дверям. Устала она так, словно весь день таскала мешки с песком через весь Город.