"Встань, кровный!"

Джхбейсин открыл глаза. Заходящее солнце резко ударило в глаза. Черви не умеют жмуриться. Тем мучительнее было ему.
Голова всё так же болела, нога еле двигалась, но было уже гораздо проще. На степняках всё заживает быстро. Таки раны, конечно, за день не заживут, но удивительно уже то, что червь остался жить после такой потасовки.

- Вставай же!

Одонг снова услишал этот голос. Всё время, пока он был без сознания, ему казалось, что с ним кто-то говорит, какой-то мягкий, тёплый голос. Он так и не смог понять, на каком языке говорил этот голос (если он был тогда в состоянии хоть что-то понимать), но ему казалось это и не важным. Джхбейсин с трудом приподнял голову и осмотрелся. Он лежал в юрте собирателей Каменного двора, снаружи слышался глухой говор, но в юрте никого не было. А голос был очень близко, ближе, чем Земля.

- Ты молодец. Я не ожидала, что ты выживешь. У предателей крепкие кулаки...

- Покажись, Говорящий! - Джхбейсин слабо вскрикнул.

- А есть ли в этом смысл, Кровный? Я - перед тобой, я - в тебе, я везде, но ты меня всё равно не видишь. Я была с тобой всю жизнь, с твоими братьями - тоже, и с предками... Я видела рождение всего, что ты видишь вокруг, земли, этой степи - всего. Ты и твоё племя - мои дети.

- И что же дальше?

- Для тебя у меня есть особое предназначение. Слишком много тайн степи утекло к людям... Так не должно быть. И ТЫ должен будешь остановить этот поток. Это будет сложно, но... если ты выжил - ты справишься. Убей того, к кому они перешли. Или сделай так, что бы он уже... не смог украсть. Знай же - я надеюсь на тебя.

И голос исчез...

"Вот, значит, зачем я выжил... Не просто так..."

С этой мыслью Джхбейсин снова потерял сознание...

Отредактировано Джхбейсин (2011-12-11 10:55:57)

Червь снова проснулся. На улице уже было утро и где-то за юртой слышалось пение родственников Джхбейсина, которые таким образом приветствовали каждый новый день. Ему самому всегда были больше по душе человеческие песни, но в тот момент близость родственников очень поддерживала, хотя ни одного из них он до сих пор не видел.

Джхбейсин опёрся на руку (если её можно так назвать) и немного привстал. То, что он вообще мог двигаться его сильно удивило, но, видимо, более или менее здоровый сон (он проспал добрых часов 12) и уход близких (Джхбейсин заметил, что голова сильно пахнет настойкой бурой твири, а нога обмотана свежей белой плетью) сделали своё дело. Немного размявшись он полностью сел. Голова болела много меньше, но вместо боли пришло желание... не жить. Он толком не понимал, что это означало, ему просто хотелось перестать существовать.

Голоса снаружи смолкли. Послышались резкие выкрики и топот (так степняки обычно освящают своё жилище от злых духов) и вскоре полог юрты немного приподнялся.

- Лиу...

"Лиу." Это было его имя, которым пользовались и знали только члены его семьи.

- Дауркхи! - вскричал Джхбейсин, и тут же пожалел об этом: крик резко отдался в измученном теле червя. Однако, радость встречи пересиливала даже такую боль. Это был один из его многочисленных братьев - Шегират. Видимо, ему уже сообщили о том, что случилось в общине.

- Как ты нашёл меня? - Спросил Джхбейсин, хотя понимал, что это очень глупый вопрос: у степняков вести распространяются быстрее, чем аромат твири в степи.

- Ну, тебя, брат, не сложно найти. Шум, который ты наделал, был слышен и мне - и вот я здесь. И если ты немного подождёшь, мне будет совсем не сложно рассказать, что здесь было, пока ты... спал. Так. А было многое...

Дом Влада-мл.
Накрапывал мелкий, мерзкий дождик. Обычно Самозванка любила дождь - от него травы лучше растут, земля пьет вволю. Но этот дождь не радовал. Путь был, по-городским меркам, очень неблизкий - пройти город насквозь и поплутать по болотам. Не каждому объяснишь, как это, слышать шепот Земли, идти по ее наставлениям. Вот девочка-Чума и шла. Не оглядываясь, быстро-быстро, как вор. Улицы были пусты. Нет, порой вдали мелькали фигуры людей, которые девочка старалась обойти. "И нужен-то союзник. Чтобы людей собирал, тех, которые поддержать захотят. К кому же они, бедненькие, пойдут? Одна я все не успею, и так все ножки стоптала".
В болото лезть и не пришлось. Рядом с юртой... как же их люди называют, червями? Не важно, рядом с юртой стояло степное существо к которому, судя по всему, девочка и шла.

Она еще не научилась в совершенстве понимать голос матери-Земли, в ней еще столько сырого было, как и в той земле, которая породила ее. Сестрица этого не помнит, а вот Самозванка помнила, как сперва долго слышала над собой шепот травы, которая рассказывала тихим но внятным голосом какие-то истории про солнечный свет, корни, опутывающие землю, про кровь, текущую по венам Земли-матери, про рождение неба... Старые как мир истории, девочка их и не запомнила - просто остались где-то внутри, срослись с ее разумом, ушли в ее кровь, вплелись в вены... Помнила Самозванка, как росла она вместе с травой, как вытолкнула ее из себя Земля, отправила в человеческий мир с мрачной целью. Что она может решать, порождение Степи? Дан ли ей выбор или изначально она - слепое орудие? Редко задумывалась девочка-Чума об этом, и без того хлопот много.
Вот и сейчас, увидев перед собой степного выходца, Самозванка не удивилась. Существо рассматривало ее, слегка склонив на бок маленькую головку и молчало. Они, как очень дружные близнецы, могли общаться и без слов. Альбинос, так называли это существо, поможет собрать последователей, поможет нести вести от Степи через руки Самозванки.  Вместе они свершат предначертанное. Пусть им и мешать пытаются, а они все-равно сильнее. "Сами же накликали, сами призвали на свою голову, вот и получите, что заслужили", - Самозванка счастливо рассмеялась и закружилась, ловя руками капли воды. Существо одобрительно кивнуло головой и взмахнуло лапками, призывая идти обратно, в город. Девочка хлопнула несколько раз в ладошки и пошла вслед за Альбиносом в город. Конечно, у самого города они разойдутся в разные стороны, дел-то невпроворот. Но и за сто верст Самозванка услышит его, как и он ее....
Кабак

Белая плеть клонит к земле тяжелые метелки, зреет за юртой савьюр, тугие соцветья черной твири полны семенами.  У каждой травы, у каждого стебля свой голос:  шепчет, зовет, требует.  К вечеру уже и пальцы немеют, и в голове мутится от травяного дурмана. Много работы у собирателя.  Щедрый год выдался.  Даже тревожно. Слишком уж щедро Степь дарит. Не было такого на его памяти, даже в тот год, когда прошлый раз Болезнь приходила.  Тогда Служитель жертву принес, долги отплатил, отвел беду от Детей Бодхо и от Города.
А нынче  травы не шепчут-поют, песням собирателей, да танцам невест подпевая, а стонут-стонут ночами, просят, умоляют.   Не скупясь,  поили ее собиратели, кормили кровавой кашей, да  больше Земля отдала, чем брала. Значит, еще возьмет свое. Она всегда берет и нынче жертву ждет.  Уже не просто ждет, гневно требует. Великую жертву. А кто ее принесет?
Совсем тьма сгустилась, уходит  cобиратель в юрту, ложиться на плетеную циновку.  Спину ломит после тяжелой работы, а сон не идет. Кто землю напоит?  Нет больше Служителя Исидора Бураха, преступно пролитой кровью запятнал себя Старшина Оюн, истончаются нити Долгих Талгуров. Вертится Собиратель  с боку на бок, тревожные мысли как стебли перебирает.
И вдруг к привычному уже скорбному шепоту собранных трав подвешенных в юрте звук далеких шагов примешивается.  Значит рано спать собрался. Слышит-слышит, под чьими ногами вздыхает Степь.
Не простой человек идет, не чужак, чьи шаги степь оскверняют, не простец-горожанин  собственного вздоха  в степи пугающийся. Будто ответом тяжелым мыслям собирателя, молодой сын Исидора Бураха идет по Степи к юрте.
Выходит собиратель, смотрит, слушает, принюхивается. Чует запах дальней дороги – дыма и черного паровозного угля.  Жадно вдыхает запах крови – пахнет от молодого Бураха кровью чужаков, и его собственной кровью пахнет. И еще есть один запах - злой, тревожный, от которого хочется зажмурить глаза, зажать нос, и бежать далеко в Степь. Да только куда сбежишь? Гнев и боль Бодхо так пахнут, самые горькие травы, Песчаная Язва.   
С чем же пришел новый Служитель?  Даст  ли он то, чем платить земле за щедрый урожай или  принес  болезнь в складках своей одежды.  Да, что бы не принес, склоняется собиратель к земле и приветствует как должно:
- Вот идет Служитель, вот идет знающий линии.

Стоит Червь, не в силах издать ни звука, даже раскачивается от отчаяния, мог бы бежать бежал, да как трава корнями в землю врос:
- Не смейся надо мной ничтожным, Служитель, - едва выговаривает он. -  Я лишь Червь в теле Бодхо.  Мне ли учить тебя, Ведающий Линии? Разве ты забыл имена трав? Забыл как…
Говорит и, вдруг обрывает сам себя, закрывает лицо руками от стыда и раскаяния. Ведь узнал он сына Долгих Талгуров. Узнал по рукам мудрым, узнал по глазам безжалостным, по голосу повелительному. Зачем же перечит? Зачем вопросы задает, когда ему отвечать велят?
- Прости меня, Служитель, раз ты велишь, значит так должно.  И собиратель что должно сделает. Не учить буду -  напомню, не отдам - верну утраченное. Вот только трав я тебе дать не могу. Не я их даю, Бодхо дает.  Накорми Землю, напои ее кровью и травы будут твоими.
Собиратель склоняется еще ниже, поднимая полог юрты, вместе с теплом в осеннюю прохладу сочиться густой травяной запах. 
- Не побрезгуй моим жилищем.
Внутри, вкруг едва тлеющего костра расстелены светлые циновки,  греется в золе бронзовый чайник.  Червь наливает горячий отвар в простую глиняную пиалу, подает ее менху и  кладет перед ним травы, стебель к стеблю, стебель к стеблю
- Что же рассказать тебе Служитель? Ведь каждая былинка свое шепчет. Вот твирь кровавая, вот черная – печальница, вот бурая. Вот белая плеть, светлая как улыбка матери Бодхо, вот мудрый савьюр. Спрашивай.

Червь склоняет голову к земле, к травам душистым, гнева менху страшась:
-  Не мне тебя проверять и не сейчас. Заявишь о своем праве на Ритуал, тогда будут спрашивать.  А я ведь и не знаю, каких ты от меня ответов ждешь, что забыл на чужбине, а о чем помнишь. Рецептов мы Черви знаем не много. Складываем травы по наитию, как они сами подсказывают, по их воле, не по своей. Рецепты же ведают менху.  Твой отец знал рецепты, и сам немало создал. Он делал снадобья, когда болезнь приходила прошлый раз. Он заставил ее отступить. С тех лет разошлись по городу низки-четки, сочетания трав  хранящие. Не всякий их прочесть сможет, еще меньше сумеют верно травы подобрать, да силу их взять. Всего одну такую храню, отдам тебе, она вроде как твоя, Служитель, по праву и по знаниям. 
Давно хранил собиратель связку нанизанных на тонкую жилу травяных стеблей. Думал, может сам Исидор Бурах придет за своим. Не пришел. И все же дождалась она своего часа, упрятанная в глубине юрты, под кожаным пологом. Достает ее Червь и сыну Исидора протягивает, из рук в руки передает со всем почтением.
- Что же до трав, Служитель. Нынче Бодхо много отдает и много требует, своей кровью не расплатишься.  У тебя есть родовое право, принеси мне, чем Землю накормить, Бодхо утешить, Суок умилостивить, травы твоими будут.