"И опять собирается дождь. Как же некстати... Как некстати всё складывается..."
Виктор устало потёр распухшие тяжёлые веки основанием ладоней. Стоило ли и говорить, что прошедшая ночь не принесла ему хороших сновидений. Следовало уточнить, что он не спал вовсе. Ворочался в кровати, не находя себе места, затем и подавно - встал, оделся и сел за свой стол. Спокойнее за ним было, что ли. Думалось лучше. Смотрела на него с портрета любимая жена, сегодня - укоризненно. Она бы не одобрила ночных бдений мужа. И всё же ему легче было смотреть на застывшее на бумаге лицо Нины, чем ощущать за своей спиной её призрак, лежащий на вечно гладко застеленной стороне постели.
"Если подумать, и в тот день шёл дождь. Нина, неужели ты так шутишь? Зря, это очень злая шутка."
Младший Каин нахмурился, качая головой. Для него стало нормальным говорить с портретом. Он знал, что Нина его услышит. Она всегда неотступно следовала за своим возлюбленным и направляла из-за правого плеча его ум и руки. Но комфортнее было всё-таки  видеть её перед собою, нежели говорить в пустоту.
"Год... просто не верится. Такое чувство, будто всё продолжается тот сон, в который я погрузился, едва твоя рука ослабла, и разжались пальцы... Иногда я не уверен - мои или твои глаза закрылись? Что ты на это скажешь?"
Сам он, может, и начинал уже мириться с одиночеством, но вот как объяснишь всё детям? Каспар ещё слишком мал чтобы понимать что бы то ни было, а Мария только-только входит в тот возраст, когда девочки показывают зубы. Она раскричалась, расплакалась утром и наотрез отказалась нести подношения умершей, а потом побежала за успокоением на колени к дяде Симону. На отца-дурака жаловаться, да на маму-предательницу. Ничего... Симон её сумеет успокоить. А с возрастом она и вовсе перестанет вздорничать.
"День да ночь - сутки прочь... Так ты, Нина, наговаривала Марусе, когда та совсем мала ещё была? И сейчас уже дело к вечеру. Не дёргай меня, любимая, за рукава. Сейчас приведу в порядок твой дом новый... Знаю, знаю, не хмурься."- виновато закончил мужчина, когда услышал ворчание жены. Она была недовольна тем, что он иногда забывал, что Алая Хозяйка никогда не покидала Горны. Но и ей было иногда приятно видеть его над тем местом, где медленно старело её вечно прекрасное тело.
Виктор натянул на руки кожаные перчатки. Это был Нинин подарок на свадьбу, он помнил ещё, как поссорилась жена из-за них со своей сестрёнкой Аглаей: перчатки, поди, отцовские были. Давно уже умер генерал Лилич, но Нина утверждала, что он только рад будет подарку, с такой уверенностью, что Каин принял реликвию. Скрылись под материей свежие, будто готовые вновь начать кровоточить, порезы. Виктор в час, когда ночь становится утром, ходил в степь. Рвал там любимые Нинины цветы - простые, не имеющие названия, мутного кровавого оттенка, точно пылью покрытые. Увидел прекрасный, готовый вот-вот распуститься бутон, и потянулся за ним в терновник...
Совсем недалеко было до склепа. Если постараться, можно долететь за две минуты, но Виктор шёл не спеша. Позволял редкому, мелкому дождю падать на лицо и на лежащий на руках букет, перевязанный траурной лентой. Цветы на глазах приобретали яркость, становясь ещё пронзительней, ещё торжественней, ещё печальней. Они всё громче с каждым шагом пели скорбную песнь по так любившей их женщине.
Остались позади дома, оборвалась, стыдливо заворачивая в сторону, мощёная камнем дорога. Впереди был одинокий, но гордый, как и его обиталица, склеп. Миновав грубоватую скульптуру, в которой, как наивно и смешно полагали горожане, обитала частица души Нины, Виктор коснулся пальцами двери. Он, может, и не был счастливым обладателем присущей его семье экстрасенсорики, но нужно быть полностью лишённым всяких чувств созданием, чтобы не понять, что внутри уже кто-то есть.
"Гости у тебя? Ты ждала ещё кого-то?"- странный укол ревности. Ревности к тому, что весь Город скорбел вместе с ним.
Мужчина потянул дверь, поддавшуюся безропотно и совершенно беззвучно. В крохотном пространстве, едва достаточном для того, чтобы разместиться в нём втроём-вчетвером, стоял сгорбленный, как-то виновато улыбающийся архитектор. Младший или старший? Младший. Старшего Виктор хорошо помнил. Тот ему так и сжал руки, когда узнал о гибели Хозяйки, так и сказал - крепитесь, мол, Виктор. А этот и бровью не повёл, только не его ли внимали потом с недостроенного Многогранника, успокаивая и уговаривая не прыгать с такой высоты?..
Что ж, он был не последним, кого Каин хотел бы видеть в последнем пристанище жены. Виктор молча остановился, шагнув на порог.

Смешной и несчастный человек. Да разве понимал он, к кому пришёл и чего просил?
Кажется, архитектор считал, что Нина ушла, и не мог с этим смириться. Верно, думал даже, что она страдает и томится от одиночества.
Виктор плотно затворил за собою двери склепа, воцарилась мертвенная тишина, нарушаемая только простуженным дыханием Стаматина, его сумбурными порывистыми речами, редкими звуками падающего на склеп дождя и собственным сердцебиением, отдающимся за ушами.
Виктор послушал недолго то, что бубнил полубезумный Пётр, затем опустил глаза на небольшой постамент, где сиротливо лежали три гвоздики. И почти безумный архитектор избрал как дань Хозяйке красные цветы. Хоть в этом он не ошибался. Спасибо на том.
- Назови хоть один день, когда она была одинока. Потом станешь причитать,- произнёс Виктор негромко, но его речь отразилась эхом от стен, многократно усиливаясь. Голос Каина, как и всегда, был бархатист и размерен, с долей едва уловимой силы духа и непоколебимости. Безмятежность сквозь него струилась примерно в одном количестве с непередаваемой скорбью.
В самом деле, лучше было разуверить Петра в его химерах сейчас, нежели позволять ему жить с ними и дальше. Он же был просто помешанным, ещё одним, кого свела с ума супруга Виктора.
Вдовец прекрасно помнил, как его возлюбленная действовала на людей. К их порогу регулярно приходили глупцы, злонравные и набожные. Однажды на крыльцо явилась кривая старуха, кричавшая, что в красоте Нины - древнее, страшное зло, и что сама Нина - Шабнак-адыр в теле женщины. Она выкрикивала проклятия и плевалась, а затем вытряхнула из подола несколько пригоршень швейных иголок. Нина посмотрела на неё с горечью и презрением, а затем попросила слуг отвести сумасшедшую домой. На следующий день прибежал мальчик, сообщивший, что старуха умерла: проглотила-де одну иголку, когда трясла юбкой.
В другой раз упал прямо на ступенях на колени купец (не перевелись они ещё тогда в Городе, юном и только строящемся), богатейший после Ольгимского, с мольбами к Нине. Чего он добивался - неизвестно, да только обещал он ей горы золотые, присылал ежедневно слуг со свёртками, в которых Каины находили драгоценности, изысканные украшения и дорогие камни. Совсем однажды обезумел, прямо так в ноги и бросился, за колени обнял, давай со слезами причитать... Разозлилась тогда Нина, выхватила у него из рук тяжёлую заколку бриллиантовую, да и швырнула ему в голову лысую со всей мочи. Насмерть не зашибла, да только, поехав в Столицу с горя, поймал он темечком упавший внезапно с чужого балкона фрагмент каменного барельефа.
Архитектор Стаматин иглы на порог не сыпал и богатствами Нину не подкупал. Он ей сделал куда более ценный подарок, но это ничуть не мешало ему обманываться так же, как всем остальным.
"Жаль юношу... Но такова жизнь."
Нина горестно качала головой, кружа вокруг мужа.
"Ты тоже не одобряешь таких мыслей о себе, Нина? Ничего. Нам с тобою не привыкать, правда? Прости его. Он просто не счастлив..."

Отредактировано Виктор Каин (2011-08-30 01:11:29)

"Как подскочил. Напугал, парень? Да что же это такое, всё сегодня некстати... Не хотел бы, чтоб его хватил удар прямо на твоей могиле, Нина."
Видя на лице Петра замешательство, некое смущение и ещё что-то, что идентифицировать не желал, Виктор отступил на шаг в сторону от дверей, решив не мешать архитектору в его порыве покинуть склеп, если уж он твёрдо вознамерился с женой Каина проститься так скоро.
Мокрый букет в руках увлажнил рукава вязаной кофты, в которой Виктор явился сюда, и мужчина почувствовал холод на сгибе локтя. Но положить цветы к надгробию не смешил: в упор смотрел на Стаматина, считая, что прежде всего стоит попрощаться с ним, а затем уже приводить в порядок склеп, раз уж на то пошло.
- Не стоит извиняться. Спасибо, что пришёл,- сказал Виктор, упорно держа зрительный контакт.
"Это ведь действительно хорошо. Так, Нина? Может, этот юноша полон заблуждений, но он явился потому, что искренне этого пожелал. От иных и соболезнования мы до сих пор не дождались. ты уж пожалей его, прекрати ему являться по поводу и без. А то, глядишь, в каждой своей музе станет видеть тебя."
- Тебе необязательно уходить,- подумав, добавил вдовец,- Это ведь я тебе помешал.
Он, можно сказать, жалел Петра. Вправду, грустно было видеть, как он, лишившись благодетельницы, зачах и осунулся. Виктор и сам прибывал не в лучшем расположении духа и физическом состоянии, но его всё-таки положение обязывало держать марку. А что возьмёшь с мальчишки, у которого без времени погасли огоньки в глазах? Он, право слово, иногда с такой тоской глядел на Марию, что думалось невольно - не видит ли он в девочке ту частичку матери, которую с трудом пока извлекал наружу и родной отец?

Внезапно взыгравшая в Петре гордость не стала достаточным мотивом для того, чтобы уйти из склепа, и архитектор, продолжая мяться на одном месте, не сделал больше ни единого шага к пути наружу, куда так стремительно рванулся минутой ранее.
"Пусть побудет здесь. Ему не повредит, да и ты, Нина, на него полюбуешься."
Виктор всё же обошёл застывшего на мечте Стаматина и встал на одно колено возле надгробия. Гвоздики, принесённые нежданным посетителем, выглядели сиротливо, тем более, что одна из них смотрелась какой-то пожухлой и уже едва-едва держала лепестки. Совсем скидывать цветы Каин постеснялся, но отодвинул их в сторону, к краю, чтобы освободить место для своего букета. Поправил чёрную ленту, перевязал узелок, слегка расправил листья, попавшие к цветам вместе с их стеблями. Внутри тёмного каменного мешка они буквально пылали красным цветом, или это Нина наполнила их своей силой, коснувшись их?
- Люди боятся приносить подношения. Бабки говорят, кто Нина затянет их за собой, если они переступят порог, и не пускают сюда своих детей. Поделом, ни к чему тревожить лишний раз...
Камень был твёрдый, гладкий, как гранит, но совершенно не холодный. Напротив, его будто грело что-то изнутри, но Виктор не хотел слишком долго об этом думать. Он предпочитал не вспоминать тело жены, а быть связанным с её душой Памятью. Хорошо, что Каины это умели и практиковали, иначе Виктор бы очень скоро сошёл с ума.
"Так, Нина?"
Каждый звук в тишине звучал явственно и чётко, только мгновение погодя расщепляясь на отдельные слои эхом. Мужчина слышал каждый шумный вдох архитектора, даже иногда улавливал особенно громкие сокращения его сердца, и сказанные будто внутрь себя слова не смогли ускользнуть от уха вдовца.
"Не пользуйся ими тогда... Не позорься, юноша."
Не вставая, Виктор из-под ресниц глянул на растерянного и зажатого, всё ещё держащего руки держащими затасканный плащ, будто скрывался от дождя и холода.
- Есть какие-то варианты?- небрежно поинтересовался вдовец, исподлобья смотря на Стаматина.
Снаружи стало чуть более шумно, чем было прежде. Ливень расходился и начинал поливать землю щедрее. Ветер подхватил горсть осенних листьев, и, как кропят святой водой, осыпал ими склеп.

- Как ещё предлагаешь поступать с тобой, если не милость оказывать?- уточнил Виктор, проводя пальцами по постаменту. На кончиках остался слой пыли.
"Нужно будет прийти сюда со щёткой и тряпкой... Иначе всё зачахнет и зарастёт паутиной."- подумал Каин рассеянно. Он отчего-то не допускал даже мысли впустить сюда слуг с такими целями. Чай, сам не сахарный. Но пока его волновал обиженный мальчишка, стоящий над душой и о чём-то глобальном думавший.
Нина, качая головой, закрыла рот ладошкой, стараясь скрыть смех. Озорной она женщиной всё-таки была, умела находить забавное в людских слабостях и пороках. Вот и сейчас, чувствуя Петрову растерянность и мужнину ревность, она улыбалась. Может, её веселили их злость, а может, она понимала, насколько негатив их несуразен.
"Задорная девчонка... Когда ты вообще воспринимала меня всерьёз?.."
Виктор поднялся, походя отряхивая колено, на котором стоял, и повернулся к Стаматину лицом. Если уж говорить, то глаза в глаза.

- Ты, я, что?- Виктор выгнул бровь, отвечая на невнятное бормотание архитектора,- Что ты мямлишь? Не можешь сформулировать?
"Перепугали мы с тобой его до смерти, Нина. Речь родную даже забыл"
Наблюдая, как нетвёрдо, будто по минному полю ступая, решается Пётр на какие-либо движения, Каин не мог отогнать от себя предательскую мысль о том, что визит в усыпальницу покойной превращается в фарс и приобретает оттенок соперничества.
"Удивительна природа мужчин. Даже перед лицом общего горя не способны забыть прошлые обиды... Что, интересно, способно объединить тех, кто затаил на другого зло?"
Тут призрак за спиной нахмурился.
"Да, Нина, ты права. Нет здесь никакого зла. Просто некоторые горести слишком сильны, чтоб могли подавлять дурные чувства... Что же нас объединит? Цель исчезла вместе с тобой, и он не станет слушать меня, даже если я стану говорить твоим именем. Симона? Георгия? Прости господи, Марию и Каспара? Легко. Но не меня."
А ещё забавно - правда, забавно - было видеть, как мальчишка, ну точно дитя в песочнице, перекладывает цветы на надгробии. Задело его, что не он последний касался даров для почившей Хозяйки? Право, глупости.
- Пожалуй,- согласился Виктор, чрезвычайно тяжело, просто душераздирающе вздыхая,- Всё равно через неделю придётся убирать.
Нина фыркнула, убедившись в том, что муж неисправим.
"Общий враг, очень возможно? Как знать. Кому война, а кому мать родная. Ручаюсь, что и перед лицом смерти иные станут сводит старые счёты... Кому-то это кажется вполне нормальным. Только вот я не "кто-то". Одни такие мысли кажутся мне гадкими... Но какой-такой общий враг, скажите мне на милость? Пора заканчивать с чушью. Милые глупости не время и не место сейчас придумывать."
...и вдовец вернул остекленевший было взгляд на присевшего у его ног Стаматина.

"Вот ты как, юноша? Ну, молодец! Долго решался? Страшно было? Вся жизнь, наверное, перед глазами промелькнула, когда понял, что договаривать надо."
Виктор, как подобает человеку воспитанному и попросту честному перед собой и собеседником, глаз с Петра не сводил и надеялся всё же, что получит ответный взгляд. Тем более, посмотреть на архитектора было даже познавательно. В склепе-то вдовец чего не видел? Он исправно каждый месяц здесь бывал, в одиночестве, без особенной цели. Подношений даже не носил - право, зачем они каменным стенам? Жена всё равно была с ним, она знала, что дары, которые супруг мог ей преподнесть, ничего не стоили в сравнении с её любовью и верностью. Она позволяла себе иногда, дождавшись, когда Каин сядет на холодные камни, опуститься рядом, обвить гибкими руками за шею и положить голову на плечо Виктора, так, чтобы волна иссиня-чёрных волос скользнула ему на грудь. Жаль, он не мог этого видеть... А впрочем, нет. Нина не хотела бы, чтоб он знал...
Но сейчас ей интересно было, куда же зайдёт разговор двоих мужчин, потревоживших покой её тела.
- Эстетика увядания... Цикличность жизни и смерти... Вечная молодость, да? Понимаю,- Виктор кивнул несколько раз, уже живо себе представляя, как в конец закрывшийся в себе Стаматин, постепенно консервируясь, регулярно приходит навестить почившую Хозяйку с новыми цветами.
"А что? Флорист - тоже художник в каком-то смысле. Вот разве что... Архитектор - ремесленник от искусства. Садовник - ремесленник от флористики. Нет, зарывает сам себя парень. Вот что за наказание, Нина?"
За размышлениями, породившими спонтанное желание встряхнуть Стаматина, чтоб мозги на место встали, Виктор и не заметил, как губы его против воли растянулись в улыбке - недоброй, испытующей точно, такую в Городе видели уже однажды, но он не вспомнил сейчас, у кого.
- Да неужто? И чем же я твоё личное пространство нарушаю, юноша? Пожалей дурака, скажи,- и так же внезапно, как возникла, улыбка исчезла, но взгляд не изменился совершенно, оставаясь холодным и пронзительным,- Если у кого из нас двоих и есть здесь крупные заблуждения, то не у меня.
"У троих. У троих, разумеется. Только в твоей, Нина, правоте, я никогда не сомневался. Ты даже не принимаешься в расчёт."
Темно становилось снаружи. Хромая кошка, пойдя было к склепу искать убежища от дождя, внезапно остановилась и побежала в противоположную сторону.

Пальцы архитектора схватили за ворот. Тряхнуло, едва не ударило о стену, голова закружилась. Виктор зажмурился на секунду: не проходящие мигрени его достигли апогея, и любое неосторожное движение отзывалось болью в висках, переносице и за глазами.
Чужие руки, казалось, хотели бы вцепиться в шею, пережать трахею, впиться пальцами, а потом переломить надвое. Что сдерживало его только, непонятно.
Нина вцепилась в мужнино плечо, зашипела, оскалилась, оголяя острые зубы, потянулась длинными когтями к Стаматину, но не тронула. Заклокотало, забурлило у неё внутри.
- Я тебя не трогал,- напомнил Виктор, открывая глаза. На дне зрачков полыхнуло у него синее пламя: чужое, несвойственное доселе спокойному взгляду Каина. Вырвалась ли наружу через него Нина, или перенимая многие годы черты своей супруги, вдовец стал неосознанно на неё походить? Скорее уж, это Алая Хозяйка направляла всё ещё его поступки и слова: огонь в глазах погас, не успев разгореться толком.
"Что у него там в глазах? Красные какие - пил или плакал? И то и другое, и не спал ещё, похоже, двое суток кряду."
Стаматин по росту превосходил Виктора, был шире в плечах и больше по комплекции. Реши он свернуть Каину шею, сделал бы это с лёгкостью. Но не в пример брату Пётр нерешителен, иначе бы уже это сделал.
"Утихомирься, Нина. Мы поговорим с ним спокойно... не заставляй проливать кровь и браниться на твоей могиле."
Чувствуя, что вот-вот оторвутся от пола пятки, Виктор решительно, но не слишком крепко взял архитектора за запястья.
- Ты забываешься.

Каин, по инерции перенеся вес тела на ногу назад, чтобы сохранить равновесие, потёр ребром ладони шею. Свитер больно врезался воротом сзади в позвоночник и трещал теперь, как хорошая древесина в костре.
Нина перестала шипеть, волосы её больше не напоминали потревоженных змей, глаза не пылали яростью изнутри, но цепкие мальцы всё ещё сжимали плечи мужа, и, если б она была материальна, то уже расцарапала бы до крови.
Виктор одёрнул на себе одежду, глядя на сползшего по стеночке вниз архитектора. Больше всего его состояние походило не белую горячку.
- Тебе лучше пойти домой. Проспаться,- посоветовал вдовец негромко, но вряд ли Стаматин его услышал. Юноша что-то вполголоса бормотал, и Каин не мог разобрать, что именно. Кажется, ему и самому было не очень понятно.
"Печальное и пугающее зрелище. Он сам хоть осознаёт последствия своих поступков? Отдаёт себе отчёт в своих действиях? Нет, ты, Нина, конечно, прекрасней всех на свете, но и ты не могла свести его с ума настолько. У него наверняка и без тебя... большие проблемы."
Отчего-то раньше это Виктору в голову не приходило. А ведь и вправду, Пётр едва ли был вменяем... И так было всегда.
"Даже если..."- мужчину передёрнуло от этой мысли, но вида он не подал,- "Он любил тебя, Нина, он был ненормален ещё до встречи с тобой. Я уверен."
И винить его не стоило. Здесь уж никто не виноват.
Каин знал одно: в сердце Петра не было ни злобы, ни ненависти. Агрессия была только порождением страха и острого чувства несправедливости.
"Давай не пугать его больше, Нина."
- Эй...
Виктор присел на корточки перед архитектором, прятавшим лицо на руках. Что ни говори, а он был невероятно талантливым мастером своего дела, и вкладывал душу в строительство Башни для них, для Каиных. Ради покойной жены Виктора и тех, кого она любила, он совершал день за днём инженерное чудо, которое они - Каины! его семья! - были способны наполнить жизнью и превратить в самое удивительное творение рук человеческих, да и не только человеческих.
Грешно было отобрать у творца не то что музу - даже Память о ней. И, даже если Виктор хотел, чтоб Нина принадлежала одному ему, он должен был смириться, что Память его супруги - достояние народное.
- Всё нормально, слышишь? Поднимайся. Не надо лить слёзы.
И даже тот милосердный, наполненный лаской жест, которым, сжалившись, гладила по грязным волосам понурившего голову Стаматина Нина, не должен был вызывать в нём никакой ревности.