Зима всегда была любимым временем года маленькой Виктории. Зимой на улицах меньше людей, больше тишины и тайны, можно прижиматься носом к стеклу, дышать на него, выводить пальцем узоры и буквы, можно греться у огня, прятаться под одеялом с головой, можно вязать шарф - длинный-длинный, почти бесконечный - и можно, конечно, пойти гулять.
Прогулки зимой - это совершенно особенная статья. Всё начинается с одевания - нужно надеть колготки и теплую юбку, майку, футболку, на неё свитер. Потом влезть в сапожки - мягкие, кожаные, привезенные отцом откуда-то издалека - запахнуться в теплое пальто и натянуть на уши шапочку. Шапочка - вязаная, с тремя желтыми полосками на белом фоне. Отец говорит, что её связала мама, и Виктория, конечно, верит - ведь отец не умеет вязать! А потом - вынырнуть в морозный свежий воздух, выдохнуть пар, чтобы облачко повило в воздухе, и, балансируя на ледяных дорожках, которые вечно раскатывают неугомонные мальчишки, идти, куда вздумается. К Горхону - кататься на льду. К Степи, где другие ребятишки обязательно шумят и галдят, играя в снежки... Можно соорудить у папенькиного окна снеговика, можно вдоволь изваляться в снегу. Много чего можно сделать зимой.
Сегодня, например, Виктория направилась к большой стройке неподалеку от Глотки. Говорили, что там строят что-то очень странное, и что Нина очень благоволила этому строительству. По ночам мальчишки пробирались туда и подолгу бродили среди камня и странных машин, оставленных рабочими. Разговоров у детей только и было, что о новом диве, и Виктории, конечно, тоже хотелось посмотреть на него.
Уже потихоньку темнело, когда она добралась до места. Больше всего вскопанный снег, какие-то глыбы камня, колонны - напоминали о раскопках, какие ведут археологи. Так и казалось, что рано или поздно бравые строители докопаются до динозавров, а, может быть и до самых костей земли. Виктория вполне бодро поднырнула под ограждающую стройку веревку - видимо, надеялись на совесть жителей - и целеустремленно зашагала вперед. Рабочих уже не было видно, видимо, разбрелись по домам - всё же зима, вечер, ужин - и потому она совсем не боялась, что кто-нибудь увидит.
Вот остановилась, тронула какой-то особенно интересный кусок камня. Вот подобрала мелкий красноватый камушек. Вот уважительно задрала голову, глядя на пока что верхнюю площадку лестницы.
"И как она держится? - удивилась про себя. - Ничего же нет"
Нестерпимо захотелось забраться наверх и посмотреть, какой Город оттуда. И, заодно, проверить, не обрушиться ли диво от человеческих шагов, не упадет ли в снег... Лестница казалась хрупкой и совершенно невозможной. А ещё наводила на мысли о руинах - похожие были на картинке в книжке по истории.
Долго сопротивляться желанию не получилось - Виктория зябко передернула плечами, утешила себя тем, что ничего плохого случиться не может, и зашагала по ступенькам, которые оказались вполне себе твердыми и надежными. Шаг и шаг, серый камень под ногами... Земля удалялась, и, преодолев середину второго пролета Виктория восхищенно вздохнула, глядя на Город. С высоты - даже такой мизерной - он был красив, как никогда. Постояла, любуясь, и только шагнула подниматься дальше - как сапожок соскользнул с обледенелой ступеньки, и девочка с придушенным вздохом соскользнула вниз. Неловко сбежала до самой первой площадки, упала, не удержавшись, неудобно подвернув под себя ногу. Щиколотку пронзила острая боль, и Виктория задохнулась, едва сдержав слезы. Приподнялась на руках, стараясь сесть удобнее, надеясь ещё, что боль пройдет, что ничего страшного не случилось...
И не удержала тихого вскрика, когда всё-таки удалось извернуться и устроиться нормально. Нога горела огнем.

В надвинувшихся лиловых сумерках маштаб трагедии осознавался как никогда хорошо. Во-первых, близилась ночь, а ночью на улицах можно встретить что угодно от лихих людей до злого степного призрака. Во-вторых, боль из ноги уходить не собиралась, и ясно было, что опереться на неё не получиться, даже если каким-то чудом и удасться встать. В-третьих, никто не знал, где именно гуляет юное дитя одной из семей, и отец вполне мог проискать её до утра и так и не найти. Виктория, даром что маленькая, отлично понимала все перспективы ночи, проведенной на морозе. К утру у неё были все шансы остаться на площадке ледяной статуей и никуда уже с неё не уйти.
Что говорить - стало страшно. И не так, как становится от жутковатых сказок или легенд, от ночных шорохов и шагов в темноте - а так, как можно бояться только внезапно столкнувшись со смертью нос к носу.
Вариантов не было. Силы свои Виктория оценивала трезво и понимала, что даже до земли не добереться, не то что до ближайшего дома. Кричать можно было сколько угодно - здесь, на окраине, люди и днем появлялись редко, что говорить о ночи. А больше ничего в голову не приходило.
Разве что вспомнилось, как мама лечила прикосновениями... И как потом по вечерам её мучили головные боли, и как трескалась кожа у неё на руках. Отец ещё говорил, что это всё только внушение, только вера. И брат ещё ему поддакивал.
От печальных раздумий её отвлек скрип снега. Кто-то шел к лестнице, кто-то, кого не было видно в сумраке, и почему-то этот тихий звук испугал Викторию даже больше, чем переспектива насмерть замерзнуть. Она ведь прекрасно знала, что не только человек может скрипеть вечером снегом, но и многие твари, с большинством из которых маленьким девочкам не стоит встречаться. Чего стоит один степной оборотень, который, прикинувшись человеком, может войти в любой дом, в любую семью, и единственный способ распознать его - глянуть, оставляет ли он следы. Наверное, разумным было бы кричать, звать на помощь, но Виктория затаилась, замерла, шепча заговор от беды. Её даже холод почти отпустил - так стало страшно.
И когда из темноты соткался укутанный в теплый плащ мужчина, она едва не шарахнулась. Круг возможных существ быстро сузился до нескольких, способных перекинуться в такую личину, и девочка первым делом глянула на следы пришедшего - вполне наличиствующие, что радовало - затем - на глаза - зрачок на месте, цвет зеленый, обычный для людей, и только тогда более-менее успокоилась, жалея только о том, что нет зеркала, необходимого для последней проверки.
-Эт-то вы меня напугали, - слова звучали немного невнятно - губы замерзли, и понадобилось усилие, чтобы заставить их двигаться. Виктория даже потерла их варежкой, чтобы быстрее отошли. - Я здесь гуляю.
Прозвучало упрямо и даже сердито, но с больной ногой можно было или тихо реветь - или немного грубить. По-другому не получалось.
-Ногу подвернула, - пожаловалась она, наконец. Зеркала всё равно не было, да и вряд ли оборотень способен был поскользнуться и чуть не упасть. Все легенды ведь говорили о их феноменальной ловкости - Встать не могу...
"Не реветь, - мысленно убеждала она сама себя - Не реветь."
С появлением рядом человека выполнять такую установку стало сложнее.

"Да там везде больно! - вопль так и просился наружу, но Виктория сдерживалась. Она прекрасно понимала, что доктор в Городе только один, и что первый встречный совсем не обязан разбираться в медицине. Кроме того, в ней ещё билась благодарность - просто за то, что не придется мерзнуть тут до утра, за то, что пришелец пытался хоть что-то сделать, и потому она сдерживала болезненное шипение, и глупые порывы тела - дергаться, пинаться, и засветить помощнику в глаз здоровой пяткой.
Ей даже плакать неожиданно расхотелось - всё-таки она считала себя достаточно взрослой, чтобы терпеть, да и отцовское воспитание сказывалось - отец всегда говорил, что слезы - удел слабых и беспомощных. Зная, как он презирает таких, Виктория всегда старалась оказываться смелой и сильной. Да и от чужого участия было легче, и если не двигать ногой - всё казалось совсем не таким уж страшным.
-А вы - злой? - спросила без опаски, даже немного лукаво. Мол, говоришь "злых", а сам встретился добрый, опровергая свои же слова. Лукавство, наверное, вышло не очень убедительным, но Виктория старалась.
И когда ей сказали "донести", она даже не успела спросить "Куда?", хотя вопрос так и просился на язык. Действительно, куда её можно нести, если она даже имени отца не назвала?..
Но недоумение так и осталось невысказанным - её уже завернули в пальто - оттолкнуть руки мужчины она не успела, хотя очень хотелось. В своей курточке, в теплом свитере замерзнуть она пока не боялась, озябнуть разве что, а вот пришелец замерзнуть мог - закутали в шарф и подхватили на руки. Нога на попытку транспортировки отреагировала крайне негативно, и почти всю дорогу Виктория провела, закусив губу и стараясь не шипеть. На вопросы сил у неё, конечно, не оставалось, и по-настоящему в себя она пришла только оказавшись в тепле, на мягкой кровати, в относительной неподвижности.
"Замечательно. Набилась к человеку в дом..."
Первым делом она выпуталась из шарфа и чужого пальто. Потом занялась своими одежками. Пальцы у неё успели немного оттаять, но справиться с пуговицами всё равно оказалось довольно сложно, и она успела слегка даже запариться, пока справилась с этим трудным делом.
-Спасибо, - почти шепнула. Улыбнулась, ощущая себя в приключении. Нового и странного в её жизни было крайне мало, и если бы так не болела нога - она бы даже радовалась случившемуся.
Огляделась, с выражением крайнего любопытства на лице, стянула с волос позабытую за двумя пальто шапочку. Скомкала её в руках. Детское сознание легко подстраивалось под ситуацию, и даже тени предчувствия плохого не было.
А своим предчувствиям - равно как и их отсутствию - Виктория привыкла доверять.

Камин, ковры и занавеси - всё это очень понравилось Виктории. Ей неожиданно стало очень уютно, и совсем не страшно. Разве что нога тихо ныла, напоминая о себе, но это было мелочью, если подумать. Нога - не голова и не шея. Даже если она сломана - Исидор точно сумеет её вылечить. В единственного врача Города Виктория, как и все дети, верила свято, и потому совершенно уже не боялась. В комнате было тепло и она даже стянула свитер через голову, аккуратно свернула его, отложила в сторону, оставшись в белой футболке с короткими рукавами. Опять-таки отец привез, в Городе такие не шили...
"Ещё бы сапоги снять..."
Но это было уже сложнее. Девочку всё не покидало ощущение, что боль просто затаилась и ждет своего часа. И что если начать активно с ногой взаимодействовать - эта самая боль обязательно проснется и заявит о себе.
"Ладно, пока подождем."
Подняла взгляд, тихо прыснула, прикрыв рот ладонью. Очень уж забавный был у нежданного спасителя вид - волосы, освобожденные от власти шапки вились и топорщились, вызывая воспоминания о дикобразе. Или о пушистом ершике для чистки каминов.
-А вы на ежика похожи, - ничуть не стесняясь сообщила она, принимая чашку. Мгновение просто грела ладони о теплые бока, и только потом сделала первый глоток. Чай был крепким, крепче, чем она пила обычно, но более чем вкусным. От него сразу стало почти жарко. - Если это растяжение - то его надо забинтовать, да, - потрясла головой, вытряхивая из памяти ещё хоть что-нибудь. Вспомнила, как брат один раз растянул лодыжку, и как мать накладывала бинты, мазала какой-то пахучей мазью... Впрочем, толку в этом не было никакого, и Виктория быстро выбросила его из головы.
-Меня Викторией зовут, - улыбнулась, вежливо кивнула. Руки были заняты чашкой и пожатие делалось невозможным, так что пришлось обойтись только кивком. И тут же, по вечной традиции всех детей, обожающих вопросы - А как вас зовут? - и без малой паузы - И кто такой Андрей?
Сама она уже во все глаза разглядывала нового знакомца, не забывая прихлебывать чай. Спохватилась, добавила ещё один вопрос к предыдущим:
-И почему вы без чая?
"Только не говорите, что не замерзли! Там же сейчас только медведь не вымерзнет, потому что у него шуба."

Про себя Виктория мигом пожалела, что близнец спасителя ночует сегодня не дома, и ей не удастся на него посмотреть. Она вообще никогда не видела настоящих живых близнецов, только читала, и потому было дико интересно. Настолько, что даже процесс бинтования прошел не так болезненно, как она опасалась. Ей удалось даже не уронить себе чашку на колени, а это было прямо-таки великолепное достижение. Руки-то могли дрогнуть от боли или напряжения, и о том, что тогда бы было, думать не хотелось.
-А какой он? - спросила она, имея в виду Андрея, и поспешила спрятать улыбку за чашкой с чаем. Она вообще часто задавала нетактичные или просто глупые вопросы, но сдержаться не получалось, сколько бы отец не ругался. Он вообще не любил лишние разговоры, вопросы переваливал на брата, а тот был вечно занят... Так и выходило, что спрашивала Виктория много, но давно уже привыкла не получать ответов. И сейчас смотрела даже с некоторой опасокй - а ну как и тут скажут, что это лишнее и ненужное?
"Ну я же просила!"
На незамерзшего Петр был похож меньше всего. Или это у Виктории протекающий нос и никак не желающий сойти морозный румянец с теплом не ассоциировались. Будь она в своем доме и своем праве - обязательно настояла бы на горечем чае, хорошо если не начала бы ужином соблазнять. Но, к сожалению, до дома было идти и идти, к тому же через ночь, и пришлось только недоверчиво хмыкнуть, и снова заняться чашкой в своих руках. Чай уже потихоньку близился к концу, и это было даже к лучшему - она уже более чем согрелась. аккуратно подтянула ногу на кровать, уложила так, чтобы не было больно.
"Раненый воин, - обязательно сказала бы мама, глядя на неё, и улыбнулась бы. А отец первым делом спросил бы, какого черта её опять понесло по буеракам. Наверное, он сейчас волновался... Впрочем, невозможность похода зимой, да по темноте, Виктория понимала прекрасно.