Кабак Андрея Стаматина был всегда открыт для такого гостя, как его брат. Даже когда старший из братьев там отсутствовал, Петру всегда были рады здешние завсегдатаи. К примеру, Алексей и Лука всегда могли налить ему твирину... Петр благоразумно отказывался каждый раз, ибо помнил свой... э... первый раз. Когда Андрей его полуживого тащил на своей спине, а потом еле уложил в кровать... Петр тогда его еще по голове стукнул, а потом так случайно заехал локтем в глаз. Около месяца синяк сходил с лица старшего, именно эта ситуация стала предметом насмешек Грифа. Петр не знал, как Андрею удалось заткнуть за пояс этого контрабандиста, но факт оставался фактом: больше он не смел вспоминать этот случай.
«Брат вроде сегодня собирался целый день провести в «Голгой-хэне», если я, конечно, не ошибаюсь. Кажется, он что-то такое упоминал...» Петр шел в этот кабак с определенным намерением: он должен был излить брату то, что у него накипело. «Этот Дмитрий! Он... он уже невыносим! Да как он вообще смеет противиться стройке! Как он смеет сомневаться в моих способностях!» Дубильщики, как всегда, радовали свежим воздухом и легкой прохладой, которая неслась от Жилки. Несколько минут Петр провел у берега, облокотившись на резную ограду и разглядывая свое отражение в водной глади мелкой речушки. Можно вечно смотреть на огонь, воду и на то, как другие люди работают. В данном случае, архитектор предпочитал воду.
Позади расположился «Голгой-хэн», в котором практически всем заведовал его брат. Петр спустился на несколько ступеней вниз и оказался прямо перед дверьми в кабак. Интересное устройство здания, основная часть – под землей. Так или иначе, Петр открыл дверь и вошел. Вот здесь воздух тяжелый, пропитанный запахом твирина, поэтому только стоило Стаматину ступить на пол этого заведения, как у него тут же закружилась голова. Как брат вообще здесь до сих пор не помер?
- Брат, - Петр направлялся к крайнему столу, огороженному алой ширмой с интересным изображением ящерицы.
Помещение изобилировало красками, но все это выглядело настолько пошло и не к месту, что у младшего брата начинало рябить в глазах. Петр был эстетом, он любил спокойные тона, особенно когда они красиво и гармонично сочетаются между собой. Повернув за ширму, Стаматин уперся взглядом в весьма интересную картину с обнаженной женщиной, которая всегда вводила его в состояние ступора.
- Эм... брат... – Петр тут же перевел взгляд на Андрея, который стоял, как ни в чем не бывало. – Может, ты ее все-таки снимешь? Она выглядит безвкусно.

«Какую пошлость ты сюда повесил», - Петр невольно поморщился, но спор продолжать не стал: не хватало еще сегодня с братом поссориться для полного счастья. Благоразумно отказавшись от предложенный ему папиросы, Петр обвел взглядом кабак, вздохнул и все же передумал, в последний момент вытянув из пачки сигарету. Молча он взяв со стола упаковку спичек и чиркнув ею, Петр таки, наконец, смог расслабиться, вдыхая сигаретный дым. Не то чтобы у него была зависимость, но папироса часто помогала ему расслабиться после тяжелого трудового дня на стройке. А сегодня и во время... Ну не в твирине же усталость топить! Да и вообще, после того первого раза Петр поклялся, что никогда даже пальцем к бутылке не прикоснется.
- Балакирев... снова... – вспоминая прошедшие полдня, Петр невольно сжимал кулак. Редко можно было встретить младшего брата таким злым и недовольным, все чаще он был окрылен своими задумками, которые Андрей был вынужден немедленно воплощать в жизнь. Но вот неудача: один из зодчих был против постройки Холодной Башни – он активно требовал заняться чем-то другим, а чем он аргументировал? «Это бред!», «это невозможно!», «ты сумасшедший!»... – Он меня выводит из себя, я не могу даже на стройке появиться, чтобы его постной рожи не видеть! – глаз у Петра нервно подергивался, он никак не мог подобрать нужные слова, чтобы доказать брату, что такой зодчий им не нужен. – Он говорит, что все мои идеи бредовые, и что я никудышный архитектор. Ты же так не считаешь? А, брат? – Петр внимательно смотрел в глаза своему брату, словно ища в них поддержки и понимания, надеясь, что брат сам поймет, что Дмитрий просто так со стройки не уйдет, а к Нине за этим обращаться было неудобно. Ну да, Петр стеснялся обращаться к ней с просьбами. Лучше к брату.
- И что мне с ним прикажешь делать? Я не могу так работать, когда мои действия постоянно критикуют какие-то глупцы! – со злости Петр затушил папиросу об импровизированную пепельницу и бросил туда остатки сигареты. Недовольство младшего Стаматина росло, а это могло вылиться в неплохую истерию.
«Вот если бы действительно можно было его взять – и убрать с дороги... Вот было бы чудно. Я был бы определенно счастлив», - постукивая пальцами по столу, размышлял архитектор. Взгляд его уперся в брата, но смотрел куда-то мимо, так обычно и бывало, когда Петр погружался в раздумья.

О, как велико было раздражение Петра, и как сильно недооценивал ситуацию Андрей. Петр сгорал от желания отомстить, прямо как сигарета в его крепко стиснутых пальцах. Веки нервно подрагивали, плотно сжатые губы скривились в неприятном выражении. Взгляд же метался по столу, желая за что-нибудь ухватиться.
- Точно? Ты же не будешь мне врать, брат? – невольный прищур. Однако слова Андрея его все же успокоили. Прав он, нечего верить какому-то жалкому зодчему, если уж даже брат признает твой гений.
А вообще, зачем Петр пришел к Андрею? Что он сделает? Наорет на Дмитрия, пригрозит увольнением? Да будто это хоть как-то поможет уязвленному достоинству Петра! Нет, нужны более радикальные методы. И Андрей их предложил. Но недооценил старший Стаматин своего брата – тот мало того, что поддержал идею, но и внес свое предложение:
- Нет, брат, припугнуть это как-то... слабо. К тому же, не факт, что его это так сильно напугает, да и Сабуров, наш комендант, бандитов отловит... - «Лучше его устранить раз и навсегда... если мы не сможем построить Башню, я навсегда потеряю Нину. Больше не буду видеть ее алого света...» Петр затушил сигарету и сильнее сжал пальцами руку брата. – Я хочу, чтобы он совсем не мешался, брат... Ты просто не представляешь, как я устал от него. Я не хочу, чтобы он мешался под ногами. Совсем не хочу.
Братья обычно понимали друг друга с полуслова, а иногда и без слов. Часто говорят, что близнецы всегда мыслят в одном направлении, так вот, Стаматины – именно такой случай. Что бы ни случалось, вместе они находили  решения для любой проблемы. Вот и сейчас, они сидели вместе в кабаке и будничным тоном обсуждали, как отомстить надоедливому строителю. Петр всей душой хотел, чтобы этот негодяй больше не возникал на пути! Нина желала, чтобы Холодная Башня была построена как можно быстрее, так что помехи в виде Балакирева были совсем некстати. Петр совсем не хотел разочаровывать Алую Хозяйку.
Петр поднял глаза на Андрея, полный уверенности взгляд брата вселял надежду на то, что он решит проблему в два счета. Петр никогда не сомневался в Андрее, если он пообещал справиться с проблемой, значит, справится.
Авантюрный настрой братьев не обещал ничего хорошего...

Слишком долго... Слишком долго идет сюда Балакирев... может, он что-то подозревает? Может, он не один пришел? А может, вообще с оружием?
Петр несколько раз пожалел, что согласился идти на это дело вместе с братом. Во-первых, ночи в Городе-на-Горхоне были достаточно холодными, чтобы просто так разгуливать в легком плаще. Во-вторых, дело вообще было достаточно опасным, а Петр, в отличие от брата, не особо любил бросаться во все тяжкие. Ну и, в-третьих... ему окончательно надоело быть вешалкой! С незаметным в полумраке раздражением взглянув на Андрея, архитектор стал рассовывать по своим карманам всяческие причиндалы, которые постоянно валялись в одежке старшего. Делать нечего – старших нужно слушаться, поэтому Петр и не бросил Андрею в лицо горсть орехов, которые потихонечку высыпались у него из ладоней.
Но вот в свете уличного фонаря показался силуэт ненавистного зодчего.
Андрей пихает брата в бок, тот бубнит себе под нос ругательства и делает несколько шагов навстречу Дмитрию. Тот стоял возле строительной площадки и с заметным скептицизмом разглядывал творение Стаматиных, которое было колким напоминанием об их с братом неудачах. Ничего, вот достроят они Холодную Башню – тогда все увидят!
Петр подошел со спины, похлопал вечного соперника по плечу. Тот обернулся. Пару секунд безмолвной игры в гляделки (для пущей убедительности младший Стаматин нахмурился) – и перепалка не заставила себя ждать. Как всегда, когда его творение не оценивают по достоинству, Петр вспылил. Ор двух мужчин мог разбудить всю округу, если бы рядом с Разрушенной Колоннадой жил хоть кто-нибудь.
Дошло даже до того, что Петр пихнул Балакирева в плечо, достаточно сильно, чтобы тот не устоял на ногах и упал прямиком в слякоть (пока Петр и Андрей договаривались о подробностях того, что они замыслили, прошел изрядный дождь). Дело обещало закончиться настоящей дракой.
И в самом деле, два служителя искусства вцепились друг в друга. Петр напрочь позабыл то, о чем они договорились с Андреем и весь план пошел под откос. Дмитрий кинулся на архитектора неожиданно, тоже сбив того с ног. Петр терпеть не мог сырую погоду! Особенно с этих пор, когда заметно искупался в грязи.

Прав был Андрей, во всем прав. Перепалка посредь ночи привлекла бы слишком много внимания, в тиши ночного Города яростное кряхтение архитектора и зодчего могло стать фатальным для Стаматиных: местная исполнительная власть братьев не очень-то жаловала. Петр едва удержал равновесие, когда близнец схватил его за плечи и рывком оттащил от обидчика. Балакирев яростно рычал, хотя в бой бросаться не собирался. Праведный гнев отпустил младшего Стаматина, и тот беспомощно спрятался за спиной Андрея: все-таки брат в дипломатии был сильнее, нежели Петр.
Архитектор хрипел – зодчий больно ударил его в грудь, когда они дубасили друг друга, валяясь в сырой земле. Андрей предусмотрительно придержал брата, когда строитель снова открыл рот. Если бы не брат, Петр снова бы кинулся на наглеца.
«Она не уродлива, - закусил губу Петр. – Это самое гениальное из того, что я в жизни своей сотворил. Единственное, что будет дарить Нине неподдельное восхищение. Считаешь, это утопия – поставить столь великолепное творение в недрах горхонских земель? То, как мы его поставим, - не есть чудо. Чудо – это сама Башня. Чудо мироздания».
Петр не отвечал. Андрей лучше знал, что в таких случаях надо делать: он умел поставить на место человека, который смел оскорблять его младшего брата. За такие слова зодчий мог и распрощаться с жизнью.
- Да вас обоих линчуют на Пустыре, идиоты! И хоронить не станут, сожгут! А все потому что ваша еретическая постройка даже внимания не стоит – она несет только проблемы! А прорыв, который вы задумали, вам не совершить, неудачники.
Архитектор чувствовал, как кровь пульсирует в висках у брата, он знал, чем все может обернуться, если строитель не закроет рта. Несмотря на то, что все оружие Андрей предусмотрительно оставил в кабаке – сейчас ему не очень хотелось светиться перед комендантом – Стаматин в любом случае нашел бы, чем лишить человека жизни. Даже остро заточенным карандашом, торчащим из-за уха Андрея.

Андрей был настроен серьезно. Стаматин смотрел на брата с приоткрытым ртом, не зная, как влезть и чем помочь. А может, оно и к лучшему: своим волнением Петр только помешает близнецу исполнить свой долг.
С детства пошла такая традиция, что братья практически никогда не расставались, поэтому когда Петра кто-то обижал, Андрей всегда оказывался поблизости, чтобы отстоять честь братишки. По природе своей, младший из близнецов всегда был слабохарактерным, неуверенным в себе молодым человеком. Взгляды на жизнь он имел крайне пессимистичные, даже когда их знаменитый «Дом Дом» обрел настоящую известность, Петр сразу ощутил какой-то упадок сил и бесконечную тоску... и вскоре они бежали из страны, гонимые преследователями Инквизиции.
Тем временем, Андрей методично втягивал брата в самое пекло преисподней: он поднимал зодчего по Лестнице в небо со вполне понятной, но не приемлемой целью... Петр не стал подниматься следом. Он замер у самого основания Колоннады, вглядываясь в ночное небо в поиске двух силуэтов.
Андрея нужно было остановить. Как угодно, чем угодно, но сделать это было просто необходимо, однако Петр не мог пошевелиться и стоял, как изваяние, вознеся свой взгляд к небесным светилам, скрывшимся за дождевыми тучами.
- Главное, чтобы брат не упал. Это важнее. Плевать на строителя, Андрей, не поскользнись, - почти неслышно бормотал под нос архитектор, найдя в себе силы обойти Лестницу с другой стороны.
Жалости к зодчему мужчина не испытывал. Балакирев сам нарвался на андреевский гнев, тому ничего другого не оставалось, кроме как ответить на вызов соответствующими действиями. Отсчет шел на минуты. Две черных фигуры поднимались по ступеням вверх: один – спокойно и уверенно, другой – едва успевая волочить ноги. Было в сем действе что-то настораживающее, неприятное, но Стаматин продолжал наблюдать за происходящим, стоя у подножия Лестницы в Небо.
Петр поймал взгляд брата. Они понимали друг друга без слов. Нет, Стаматин никогда не решится свести счеты с врагом методами Андрея, это только его бремя, вешать его на плечи младшего братишки ни к чему. В ответ на безмолвное предложение архитектор отрицательно дернул головой в сторону.
Лучше отойти подальше. Пока не поздно.

Казалось, что зодчий все еще трясся в крепких руках брата. Казалось, что он все еще пытается цепляться за жизнь, нить которой только что оборвалась. Казалось, что все происходящее – всего лишь сон, самый что ни на есть кошмарный сон. Но все было кончено. Андрей столкнул строителя с самой высокой платформы Лестницы в Небо, и теперь перед Петром по темной траве растекалась лужа крови. Стаматину казалось, что он четко видит, как вокруг головы мертвеца расширялся багровый ореол...
На лице архитектора смешались ужас, омерзение и некоторая доля облегчения: теперь единственная преграда, отделяющая Петра от успеха, устранена благодаря любви и заботе родного брата... Петр поднял глаза на быстро спускающегося с лестницы Андрея. Не мог он даже слова произнести – страх сковал его горло, сжал рвущиеся наружу слова и загнал их обратно в самое нутро.
Андрей выглядел уверенным. Он осмотрел тело со всех сторон, убедился в том, что ОНО уже мертво, и уставился на брата, пытаясь найти в его лице хоть какие-то отголоски одобрения. Тщетно – внутри Петра уже что-то оборвалось, когда брат так легко лишил человека жизни. Нет, Петр, конечно, знал о том, что зодчий не был его первой жертвой, но воочию убийство младший из близнецов лицезрел впервые...
- Брат... – произнес Петр, когда обрел дар речи. – Он мертв, да?
Вопрос сорвался с пересохших губ архитектора и потонул в шуме вдруг прогремевшего грома. Молния рассекла темное небо на две половины. Только что произошло что-то плохое.